Пошатываясь, выбираюсь из воды. Растираю покрасневшую кожу полотенцем. Заворачиваюсь в него, ложусь на кровать поверх покрывала. Подтягиваю к животу ноги, обнимаю себя руками. Слезы душат. Вцепившись зубами в кулак, сдавленно кричу, не в силах больше держаться.
За дверью едва слышны голоса. Отец…
Замираю, задерживаю дыхание на глубоком вдохе. До меня доносятся обрывки разговора.
– А что случилось, Дим? Ну твою ж!.. Понял. Приеду сейчас.
Дверь моей комнаты тихо открывается. Закрываю глаза, стараясь изобразить крепкий сон. Отец укрывает меня частью покрывала, целует во влажные волосы и так же тихо уходит. Я просто смотрю в одну точку. Такое странное состояние. Пограничное между сном и реальностью. Время тянется очень медленно. На сереющем небе гаснут звезды одна за другой. В моей голове сотня вопросов. Искать на них ответы больше нет сил. Я знаю, где найду их. В глазах того, кто сделал невыносимо больно.
Засыпаю. Все так же погранично. За дверью снова голоса.
– Нормально… успокоительным накачал. Спит.
Понимаю, о ком говорит отец, и у меня опять не складывается.
Поплакать не дают. В комнату без стука врывается Яська. Забирается ко мне на кровать. Хорошо хоть не брат, я практически голая.
– Лис, ты чего не встаешь? Ой! Да ты горячая вся! Па-а-ап!
– Не надо, – хриплю ей.
Поздно. Отец приходит на ее крик.
– У Алисы, кажется, температура, – малая слезает с кровати.
Отец прикладывает ко лбу ладонь.
– Да что ж такое, – вздыхает папа. – Что там творилось на этой вашей вечеринке, что одного пришлось уколами успокаивать, а вторая заболела?! Яся, помоги сестре одеться, я за аптечкой.
– А правда, что было на вечеринке? – с любопытством спрашивает сестренка. – Блин… – замирает, глядя на меня. – Лис… Лис, ты чего плачешь? Вы с Филом поругались, да? Он тебя обидел?
– Яся, уйди! – кричу на нее. – Хватит! К черту Фила! Достали, – утыкаюсь лицом в подушку и реву в голос, уже не скрываясь ни от родителей, ни от сестры.
А-а-а! Ну как же так, Дрейк?! Чего же так больно и не отпускает?
Папа возвращается с аптечкой. С грохотом роняет ее на пол, подлетает ко мне, сгребает на руки, как маленькую. Прижимает к себе. Укачивает.
– Ш-ш-ш, Лисенок. Тише… Это он, да? Скажи мне, кто тебя так обидел.
– Н-нет, – задыхаясь в истерике, выдавливаю из себя. – П-просто н-не т-трогай-те м-меня. П-пожалуйс-та. И его н-не т-трогай. Х-хватит уже лезть.
Замолкаю. Горло саднит, будто я его ногтями расцарапала. На руках у папы тепло и уютно, но я выбираюсь из них. Залезаю с головой под одеяло. Мне надо просто побыть одной. Это очень сложно в доме, где помимо меня еще четыре человека, которым обязательно надо спросить, что случилось. Хочется уйти куда-нибудь. Побыть в тишине и еще немножко поплакать, а потом я обязательно придумаю, как мне все это пережить.
Глава 36
Филипп
Смотрю в потолок. Не знаю, сколько времени я уже так лежу. В комнату иногда заходят люди. Чаще мама. Тихо сидит рядом со мной, гладит то по волосам, то по ноге. В красивых зелёных глазах тоска и чувство вины.
Она просила отца отменить свадьбу. Я сказал, чтобы не вмешивалась. Больше мы не говорили. Марк бесконечно звонит, его сменяет Саня. Не беру. У меня нет ни сил, ни желания общаться. Даже слушать никого не хочу. Мне нравится тишина.
За дверью слышу крики. Женские голоса, мужские.
– Зачем ты это сделал?! Ты сломал его, папа! Сам! За что? Он же… Блин! Да Фил… Неважно.
Дверь открывается.
Сонька. Любимая старшая сестрёнка.
Волосы взъерошены, глаза дикие. Злющая и смешная.
– Я сейчас буду тебя убивать, Филипп! Ты почему ничего не сказал? Почему, сволочь сероглазая?! Ты ведь знаешь, что я всегда тебе рада. Что я всегда выслушаю и прикрою твою задницу!
– Что я должен был сказать? – с трудом выдавливаю из себя. Голос скрипит после долгого молчания.
– Что тебе плохо, братишка, – всхлипывает Соня. – И Алиса со мной не разговаривает. Вы сговорились?
Это имя теперь под запретом. Это снова… всегда мой личный триггер. Меня начинает ломать. Ложусь на бок, подтягиваю к животу колени. Соня толкает меня, чтобы подвинулся. Мне сложно, но я все же отползаю к стене, уступая ей место рядом. Ложится, как в детстве. Но раньше я любил прийти к ней, упасть на кровать и поговорить. Теперь мы поменялись местами. Она заняла свою роль старшей сестры. Повернулась ко мне лицом. Смотрит в глаза и, как мама, проводит пару раз ладонью по волосам. Закрываю глаза. Я соскучился по сестре.
– Фил… Филя, – дразнит.
Знает, зараза, как меня бесит такой вариант моего имени. В детской передаче так звали кукольную собаку с коричневыми ушами.
– Не смей, – беззлобно огрызаюсь.
– Расскажи мне, что произошло. Может, я смогу помочь.
– Не сможешь. Не хочу. Съезди к Алисе. Ты нужна ей. А меня чинить не надо. Нечего.
– Я ужасная сестра, – всхлипывает София. – Как я не увидела, что вы чувствуете друг к другу?
– У тебя своя семья, Сонь. Тебе просто было не до нас. Это нормально. Наверное… Да и все это теперь не имеет значения. Я не буду об этом говорить ни с тобой, ни с кем-то ещё. Алиса ненавидит меня теперь и это правильно. Так должно быть. Я заслужил. Скоро женюсь на дочери прокурора. Ее прет от моих демонов. Пусть укрощает. Ее не жалко.
– Я сейчас придушу тебя, Фил!
– Отличная идея. Обещаю не сопротивляться.
Сестрёнка ревёт в голос у меня на плече. Футболка уже промокла. Шмыгая носом, морщится.
– Тебе срочно надо в душ, Филипп. Ты воняешь!
Надо, но я не хочу двигаться. Разговор с Софи отнял последние силы. Сгребаю сестру в охапку как плюшевого медведя и засыпаю.
Глаза открываю на рассвете. Сони нет. На тумбочке у кровати остывший ужин и записка.
«Сейчас же поднял свою задницу с кровати и пошел в душ! Я вечером привезу тебе племянника. Надеюсь, от тебя не будет так же ужасно вонять».
– Шантажистка, – вздохнув, упираюсь локтями в кровать. Отталкиваюсь. Сажусь.
Голова кружится и дико тошнит. Перед глазами весело пляшут чёрные точки.
Пережидаю неприятный приступ. Иду в ванную. Долго стою под душем, отмокая. Тело заново привыкает быть в вертикальном положении. Вестибулярному аппарату это пока не очень нравится. Качаюсь, ловлю равновесие.
Мою спутанные волосы. Бреюсь.
Красавчик! Под глазами красно-синие синяки. Взгляд потухший, на скуле ссадина, руки в царапинах. На спине тоже саднит парочка. Кравцов приезжал латать. Лицемерно. Было бы честнее, если бы он не приезжал. Но дядя Саша так не может. Что у нас там?
#мыжесемья
#мыжедрузья
Да не… прав мужик. Дочь защищает от отморозка и придурка. Не понял он меня. Не разглядел. Но что говорить о Кравцове, если точки соприкосновения с отцом так и не найдены?
Опять неверно. Теперь все встало на свои места. Точки нашего соприкосновения – это бизнес и моя предстоящая свадьба. Пусть так.
– Привет.
А вот и он.
– Как ты?
– Тебя правда это волнует? – усмехаюсь, разглядывая руки отца.
На них, как у меня, в кровь сбиты костяшки. Замечает, куда я смотрю. Улыбается.
– Как видишь, – прячет руки в карманы. – Пойдем завтракать. Маме будет приятно, если ты спустишься.
– Я не голоден, – есть и правда не хочется. От одной мысли о ней начинает тошнить.
Отец проходит, садится рядом со мной на кровать.
– Фил, – хмыкает он. – Чтобы ты не вытворял, и чтобы ты не говорил, я все равно буду любить тебя и оберегать. Иногда, чтобы защитить человека, ему приходится сделать больно, чтобы потом не было еще хуже. Пока вот здесь, – прикладывает два пальца к виску, – у тебя бардак, и ты не научишься подчинять себе свои эмоции, такие девочки, как Алиса, тебе не светят. Я сейчас не как отец, как мужчина тебе говорю. Потому что знаю, как это сложно, когда ты вспыхиваешь, а она не тянет и остановить тебя не может. Возможно позже, когда ты станешь чуть старше и научишься слушать себя и слышать советы, все сложится иначе. У тебя есть возможность прийти ко мне, спросить, посоветоваться, когда сложно, а не прыгать пьяным в тачку. Понимаешь, о чем я? – Киваю. – Надеюсь. Меняй эти приоритеты местами. Вернись к спорту. Это помогает гасить то, что кипит внутри, когда ты не справляешься с эмоциями.
– Вот так? – киваю на его разбитые руки.
– Да хоть бы и так. Это лучше, чем убиться в машине. Поверь, я знаю, – грустно улыбается, намекая на ту самую аварию, где он чуть не погиб.
Глава 37
Алиса
Очередная слезинка капает на тетрадь, размывая синие чернила. Я не появляюсь в университете уже несколько дней, но, чтобы не сойти с ума, пытаюсь заниматься. Получается плохо. В голове не остается ровным счетом ничего. Строки в учебниках расплываются от бесконечных слез. Голова болит так, что таблетки не помогают.
Я все время думаю о том, что случилось в кабинете Фила. О причине его поступка. Она должна быть! Те резкие перемены в его поведении с чем-то связаны. Произошедшее – кульминация.
Зачем ты так с нами, Филипп?
Этот вопрос, как заезженная пластинка, крутится в голове. Ты не умеешь делиться тем, что горит внутри тебя. Не умеешь говорить об этом. Не умеешь открываться, боясь показаться слабым. Я знаю… Но теперь мне тоже невыносимо больно. Как ты мог?!
Швыряю ручку на стол. Она отскакивает от столешницы, летит на пол, разлетается на части. Закрыв ладонями лицо, реву в голос. Хочется разодрать ногтями грудную клетку и вытащить оттуда давящую боль, не дающую мне покоя.
– Алиса? Лис, ну что же это такое? – Мама прижимает мою голову к своему животу. – Тише, тише, девочка, – гладит по волосам. – Расскажи мне…
– Уйди, мама, – отстраняясь, прошу ее.
– Алис, я не могу больше смотреть на то, как ты тут сходишь с ума. Давай вызовем психолога.
– Мама! – срываясь, подскакиваю со стула. – Не надо мне психолога! Меня надо оставить в покое. Просто не трогать! Неужели непонятно? Сколько еще вы будете пытаться контролировать мою жизнь? Хватит уже. Я прошу тебя. Просто уйди! Поломалась ваша идеальная дочь. На ремонт нужно время.