– Да что б твоя мать сказала, а, гаденыш? – Он стал шарашить по двери короткопалой ладонью.
– Что ты псих! – прозвучал глухо голос Мишки.
– Кто ты, сосунок, и кто я? – крикнул в щель между дверью и косяком Кольцов, как будто так его должно было быть лучше слышно. – Разницу улавливаешь? Ты в этом доме живешь за счет меня, и вообще ты еще жив, а не сгнил на улице с нариками благодаря мне, ясно?
За дверью стояла гробовая тишина.
– Открывай, говорю! – Кольцов так сильно ударил кулаком по косяку, что обои над дверью немного надорвались, образуя некрасивую трещину в рисунке. С кухни донеслось шипение убегающего из кастрюльки молока, а следом по коридору разлились сладковатые нотки горелой молочной пенки.
Кольцов побежал на кухню. Он решил оставить выяснение отношений с сыном на вечер. Задержись он еще на какое-то время дома, он бы точно опоздал на работу. Четвертый раз за эту неделю. Не хотелось получить выговор и в довесок в наказание разгребать самые позорные дела.
– Вот сучонок… А я ему псих, оказывается… – буркнул себе под нос Кольцов и чуть-чуть громче добавил: – Чтоб к обеду макарон сварил! И в комнате убери. А заначку твою конфисковываю, ясно?
Ответила ему все та же оглушающая тишина.
– Чертово ж ты семя! И в кого такой…
Кольцов схватил лежавшую на столе ложку с засохшей кашей и принялся готовить себе новый завтрак.
Июнь пушился пухом. Небо сочилось белым золотом. Воздух над раскаленным асфальтом дрожал, а в нем волновались дома, скамейки и киоск с сигаретами.
Мишка повадился заглядывать к хозяину табачного киоска, он угощал его новыми модными дудками с самыми разными вкусами. Если бы не эта забава, Мишка вряд ли бы приходил в этот скучный двор дома № 45, где, кроме деревьев, пары лазалок и баскетбольного кольца с оторванной корзиной, казавшегося издалека нимбом, прикрученным болтами к деревянному щиту, не было ничего интересного. Более того, в доме № 45 жил напарник его отца, капитан Петров. А еще здесь жила подруга его бабушки – Галина Степановна, которая вечно ошивалась у окна и считала своим долгом следить за всем, что происходит во дворе. Они запросто могли бы рассказать отцу, что видели Мишку здесь, и ему бы тогда не поздоровилось. А если бы его заметили с дудкой, не поздоровилось бы вдвойне.
Хамид, продавец из киоска, напротив, был добр к нему. У него всегда находилось для Мишки пара слов и пара новых вкусов.
Чтобы его никто не увидел из окон, Мишка забирался в укромный уголок между железным забором детского сада, через прутья которого виднелась глухая зеленая стена веранды, и двумя старыми тополями, укрывавшими его от посторонних глаз темной прохладной тенью.
Вот и сейчас он сидел тут, прислонившись спиной к одному из стволов, и думал о том, что дудок теперь у него нет и что придется ждать, когда Хамид сменит Васька. К Ваську было бессмысленно подходить, он Мишку гонял, называл малолеткой, которому еще не позволены никакие радости жизни. Но пока тощий загорелый Хамид не появился, а значит, можно было просто прикрыть глаза и расслабиться.
Вокруг чирикали воробьи, где-то в открытом окне бубнил телевизор, а совсем рядом, хотя это могло Мишке только лишь казаться, потрескивали, раскрываясь, сухие коробочки сережек тополя, выпуская наружу свое пушистое семя.
В нос прокрадывались запахи каких-то цветов, свежих булок и отчего-то никак не высыхавшей даже в такую жару забродившей лужи.
– Привет! – Мишка вдруг услышал незнакомый мальчишеский голос.
Мишка нарочно сделал вид, что спит, и ничего не ответил. Кто-то рядом прошуршал по земле подошвами и шумно бухнулся рядом.
– А жарко сегодня, да?
Мишка кивнул и тут же закусил губу, понимая, что выдал себя неспящего.
– Хочешь? – Мишка почувствовал, как его плеча что-то легонько коснулось. Он резко открыл глаза. Сначала он увидел открытую бутылку с водой, потом скользнул взглядом по смуглой руке и наконец посмотрел на лицо соседа по укрытию. Сидевший рядом с ним мальчишка ему не понравился. Не понравились его узкие черные глаза, не понравились и густые, как щетка, стоящие торчком волосы. И даже смешная родинка в ямочке на щеке абсолютно не понравилась.
– Ты кто? – буркнул Мишка.
– Исаак, – ответил пацан.
– Дудка есть?
Исаак пожал плечами.
– А… щегол еще.
– Газировка вкуснее. Будешь?
– А че сам не пьешь?
– Я уже.
– Не, после тебя не буду.
Исаак притянул к себе бутылку, вытащил из кармана сложенный вчетверо платок и протер им горлышко.
– Платок чистый. Мама только сегодня дала.
Мишка дернул головой и отвернулся. Он смотрел на трепыхающиеся на ветках листья. Со лба скатилась капля пота. Мишка снова повернулся к пацану.
– Ладно, давай! – Он вырвал бутылку из рук и, приложившись к горлышку, сделал несколько жадных глотков. С подбородка потекли капли воды.
– Спасибо. – Мишка вернул бутылку, в которой осталось еще довольно много воды.
– Сколько тебе лет? – спросил Исаак.
– Тебе-то что?
– Мне двенадцать.
– Говорю ж – щегол.
Исаак по-доброму улыбнулся:
– А тебе?
– Пятнадцать, – фыркнул Мишка, зачем-то накинув себе два лишних года.
– Я так и подумал, что ты выглядишь старше.
– Что? – Мишка не понял своего соседа по укрытию.
Но Исаак ничего не ответил. Он смотрел на стрекозу, присевшую на носок его резинового сланца. Крылышки ее красиво переливались на солнце, а их сетчатый рисунок походил на растрескавшуюся в пустыне землю. Исаак дернул ногой, и стрекоза улетела.
Все это время Мишка подглядывал за Исааком. Наконец он выпалил.
– Я знаю одну девчонку, которая обожает стрекоз.
Исаак отпил воды из бутылки.
– Вон там, смотри. – Мишка выглянул из-за ствола и кивнул головой в сторону дома. – На пятом этаже. Смотри, смотри, она и сейчас там! Вечно торчит у окошка.
– Кто? – любопытство Исаака пересилило смущение. Он тоже выглянул из-за ствола. Прямо перед собой в окне на пятом этаже он увидел девочку. Вернее было видно только ее русую головку с широким пухлым ободком, удерживающим копну беспокойных кудрявых волос. На окне сидели приклеенные скотчем бумажные стрекозы.
Девочка смотрела куда-то вниз и в сторону. Голова ее была неестественно вывернута, как будто ее удерживал в таком положении беспощадный кукловод, не давая ей выпрямиться.
– Это Катька Петрова. Вот сколько ей дашь?
– Не знаю. Четырнадцать.
– Да черт, откуда ты знаешь?
Исаак снова пожал плечами. Но на этот раз на его лице не было улыбки, а лишь обеспокоенность, смешанная с сочувствием.
– Что с ней?
– ДЦП и что-то там еще. Как сказал отец, целый букет болезней, которые, как бы ты ни лечился, все равно медленно, но верно сведут в могилу.
– Откуда он знает?
– Дядя Олег… ну Катькин отец сказал. Они с моим отцом напарники. Следаки. Расследуют разбои, нападения, мокруху, в общем всякое такое.
Исаак понимающе кивнул.
– А вот и дядя Олег!
У третьего подъезда дома № 45 остановился старенький синий «ситроен». Из машины вышел капитан Петров. Исаак узнал его. А следом с пассажирской стороны вылез круглый низкорослый капитан Кольцов. Он гулко хлопнул дверью, снял фуражку и вытер рукавом лоб. Ровно в тот момент, когда Мишка выругался, он поймал его взглядом.
– А ну иди сюда, твикс без палочки!
– Ладно, мне пора! – Мишка схватил рюкзак, перемахнул через забор садика и исчез в его недрах.
– Домой беги, холера! – Крикнул вдогонку Мишке добежавший до забора Кольцов. Короткими тупыми пальцами он схватился за металлические прутья, тяжело наклонился вперед и шумно выдохнул. Покрытые пушком оттопыренные уши стали малиновыми. От частого дыхания грудь ритмично вздымалась, а под мышками на голубой рубашке ширились потные круги.
– А ты че тут забыл? – наконец отдышавшись, спросил Кольцов.
Исаак ничего не ответил, но уголки его губ почти незаметно дернулись. Он часто захлопал ресницами, как будто собирался вот-вот заплакать. Во взгляде Кольцова мелькнуло сначала недоумение, потом быстрое узнавание и, наконец, сердитое разочарование.
– А, Багратион! – Он махнул рукой на Исаака и уже медленно, почти совсем успокоившись, поплелся к подъезду Петровых, из которого крупная женщина с короткой стрижкой и напомаженными губами вытаскивала инвалидную коляску с девочкой. По русой головке с кудряшками и игрушечной стрекозе, висевшей на ручке коляски, Исаак сразу понял, что это была Катя.
– Мам, ну ты что таскаешь! – Капитан Петров подбежал к женщине и стал помогать спустить коляску со ступенек. Пандуса у подъезда не было. Мышцы на его сильных руках напряглись и округлились. – Ну подождала бы меня, знаешь же, что на обед буду.
– Ничего, ничего, Олежа, нагрузки мне полезны. И я совсем не устала.
– Но Катя… А вдруг уронишь…
– Типун тебе на язык. Сам уронишь! – Женщина строго зыркнула на капитана Петрова.
– Э-э-э, Виолетта Михална, как дела, милейшая? – уперев руки в бока, спросил Кольцов. Издалека он напоминал пузатую сахарницу.
– Васенька, привет, дорогой! Как хорошо, что заскочил. Олежа один почти не обедает. Так… поклюет только. Может, хоть с тобой нормально поест.
– Мам!
– Так, капитан Петров, разговорчики! – быстро встрял в диалог Кольцов. – Не срывай нам обед. Чем угощать будете, Виолетта Михална?
– Да как чем… суп, котлеты… и эта еще… наливочка…
– Не, не, эт нельзя… служба, а котлетки вот с удовольствием!
– Олежа, вы идите, идите, я сама с Катюшей погуляю, – сказала Виолетта Михайловна сыну и чуть тише добавила: – Покорми нормально Васю, не жидься!
– Так, все, хватит. Пошли, Кольцов! – Петров открыл подъездную дверь, впуская напарника.
Виолетта Михайловна развернула коляску с Катей в сторону тротуара.
– Мама, аккуратнее только… – крикнул ей вдогонку Олег, когда Кольцов уже скрылся в подъезде.
– Я что, в первый раз, что ли, Олеж, иди уже давай! – не оборачиваясь, крикнула Виолетта Михайловна.