– Давай! Давай беги, щенок! Только потом не возвращайся к папочке, раз такой умный! Ясно?!
Но Кольцову ответило лишь свое собственное эхо да пара хлопков закрывшихся на других этажах дверей. Соседи были явно разочарованы, что концерт так быстро закончился.
Из открытой двери квартиры Кольцовых доносилось бормотание телевизора. Один только голос ведущего уже наводил страх. Казалось, мужчине действительно доставляет удовольствие рассказывать о теле мальчика, найденного мертвым в морозильном ларе. По предварительным данным, мальчик забрался в неработающий ларь в надежде найти ночлег после того, как его выгнал отчим из дома. О том, что в ларе кто-то мог быть, включивший его в сеть уроженец Таджикистана не знал. Следствие ведет дальнейшую проверку до выяснения новых подробностей происшествия.
– Вернешься еще, гаденыш! – процедил сквозь зубы Кольцов и с силой ударил кулаком по внутренней обивке своей двери. Дверь отскочила и почти с колокольным звоном громыхнулась о стену лестничной клетки, вызывая снегопад штукатурки.
– В милицию, в милицию надо звонить, – послышался из-за двери напротив тоненький голосок престарелой соседки.
– Да я сам милиция, поняла? – крикнул в ответ ей Кольцов, ввалился обратно домой и с шумом закрыл железную дверь.
Сначала Кольцов вернулся на диван. Он щелкал каналы, но куда бы он ни попадал, везде было одно и то же: либо страшный вирус, уносящий жизни людей, либо чрезвычайные происшествия. У дивана стоял столик с толстым журналом сканвордов. Открытым на нужном развороте его удерживал широкий низкий бокал. На дне бокала поблескивала янтарная полоска. Кольцов хотел было немного подлить, но тут же отбросил эту идею. Он посмотрел на колышущуюся занавеску открытой балконной двери. Было слышно, как на улице стрекочут сверчки и жужжат фонари. Кольцов вышел на балкон. Обвел глазами двор – никого. Побегает и вернется. Никуда не денется. В конце концов он же не дурак залезать в ларь. Да, даже если свора собак… или гопники встретятся… Не, это бред… Мишка не дурак… Кольцов оглянулся и посмотрел в комнату, глаза быстро отыскали форму на стуле. Взгляд метнулся на квадратные часы над стулом. Скоро полночь. Трамваи ходят до двух, а рядом круглосуточная пивнушка. Всегда можно туда забежать. Тревожная кнопка. Приедут. Ничего страшного. Совершенно нет ничего страшного. Позвонить. Кольцов перевел взгляд на Мишкин телефон, лежащий тут же на журнальном столике. Как же ему позвонить, если он сам забрал его телефон. Черт! Отсутствие сына дома становилось все навязчивее и навязчивее, как нарастающая острая боль.
Кольцов стал ходить кругами по комнате. Потом прошел на кухню, включил газ, набрал в чайник воды, но так и не поставил его на голубой венец из пламени.
Он сел или даже скорее упал на кухонный стул и посмотрел на огонь. Стройный хоровод голубых огоньков одинаково подрагивал, то влево, то вправо, а то и подпрыгивал еле заметно, но всегда эти огоньки делали все одинаково, послушно повинуясь своей важной миссии – гореть.
Олег! Кольцов вырвал шнур зарядки из своего телефона, лежащего рядом с солонкой на кухонном столе, нашел в исходящих номер напарника и хотел было нажать вызов, но в последний момент убрал палец от экрана. Нет, он и сам справится. Не без мозгов же, да и нечего в такое время будить людей…
Выключив плиту, Кольцов снова вернулся в комнату, схватил форменные брюки и стал просовывать в них короткие волосатые ноги, но вдруг остановился. Нет, нет, нет, пусть сам справляется. Он взрослый и большой уже. Как Мишка станет мужиком, если он будет за ним бегать? Ничего не случится. Ничего не случится. Ничего страшного не случится.
Он стянул с себя брюки, осушил до дна бокал и, завалившись на диван, с головой укрыл себя одеялом.
Исаак ворочался в кровати. Он никак не мог уснуть. Снова и снова Катя появлялась у него в голове и звала его. «Мальчик! Мальчик!» Много, много раз. Но как ему сейчас выйти? Все услышат, как он поворачивает скрипучий замок и открывает дверь. Обязательно кто-нибудь проснется.
Исаак посмотрел на треснутый экран своего старенького телефона. 3:15. Выбраться потихоньку. Тайком. Он постарается, чтобы никто не услышал. Исаак стянул со стула штаны, но тут снова в голове появилась Катя. Она улыбалась ему.
«Ты в опасности?»
Катя кивнула.
«Я постараюсь выбраться из дома тихо. Сейчас, сейчас… У-у, чертовы штаны запутались! Ты подождешь меня, Катя?»
Катя качнула головой. Улыбка сползла с ее лица, глаза девочки стали печальными.
«Но ты же звала меня вчера вечером и сегодня. Я просто никак не пойму, в какой ты опасности, ведь все же хорошо. Да? Катя, ответь!»
«Сама не знаю, почему мне хочется звать тебя, мальчик. Но чувствую приближение страшного…»
«Я сейчас, Катя! Я сейчас! Да застегивайтесь уже!»
«Знаешь, оно скоро произойдет, но я не чувствую горя… Оно будто принесет с собой освобождение…»
«Катя, какое освобождение? Я не пойму… Объясни!»
«Не могу, но чувствую… оно уже рядом… вот-вот появится. Слышу, как будто отщелкивает… Пять… четыре… три… два…»
Одетый, Исаак кинулся к двери комнаты, но тут громыхнуло так, будто в нескольких дворах от их дома упал самолет. Исаак обернулся на окно: в небе над крышей дальней серой пятиэтажки висело оранжевое сияние и расползалось щупальцами по небу. Это был дом Кати.
«Катя! Катя!» Исаак не понимал, кричал он у себя в голове или вслух. В квартире заскрипели кровати, заворочались, стали вставать, бормоча что-то под нос, захныкала младшая сестренка в кроватке, но Катя больше не отзывалась.
Кольцов проснулся от жуткого грохота. Он соскочил с дивана и первым делом кинулся в комнату сына: Мишки не было. Кольцов чертыхнулся, но стал быстро собираться. Пока Кольцов одевался, в рабочий чат сослуживцы стали кидать сообщения, что в доме № 45 по улице Коммунистической произошел взрыв бытового газа. Черт, Олег! Тут позвонила мать.
– Алло, Вася, алло! Там ужас… Дом Петрова… О Господи!
– Да, мам, я знаю уже. Я вылетаю туда…
– Стой, стой, Вася! Галя мне только что звонила! – голос матери дрогнул на том конце. Но Кольцов отмахнулся от плохого предчувствия, как от надоедливой мухи.
– Мама, сейчас некогда…
– Вася, Миша там! – прошептала она.
– Что? Что ты такое говоришь, мам!
– Галя его в окно видела. Он стоял напротив подъезда Петровых и смотрел в окна зачем-то… Не знаю… А потом, она говорит, как все подпрыгнуло и зазвенело… Галю аж откинуло… А когда она снова добралась до окна и выглянула в него, на месте подъезда была стена пыли, в которой можно было разглядеть лишь обломки какие-то и груды камней… И…
Тут мать Кольцова зарыдала в трубку.
– Что? Что? Говори же!
Справившись с рыданиями, она тихо проговорила:
– Пожалуйста, найди Мишеньку!
– С ним все в порядке, слышишь! С ним все в порядке!
Кольцов сбросил звонок, накинул куртку и выбежал из дома.
Он еще никогда ничего подобного не видел. Бетонные плиты и межэтажные перекрытия сложились, как легкий карточный домик. Оставался лишь остов среднего подъезда, на его задней стене еще колыхались шторы на окнах, хотя самих комнат уже не было. Словно какой-то огромный монстр вгрызся в дом и вырвал из него все нутро вместе с жильцами, оставляя лишь разномастные обои на каждом этаже да одинаковые голубые волны краски на стенах лестничных пролетов.
Средний… Олежкин подъезд. Вокруг уже все было уже оцеплено. Спасатели, врачи, волонтеры – все бегали, как муравьи, и делали свое дело.
Кольцов натянул сильнее фуражку, пощупал в кармане удостоверение, поправил кобуру на ремне и шмыгнул за оградительную ленту. Не успел дойти до обломков, как его остановили и выпроводили. Никакие крики, уговоры, обещания жаловаться вышестоящим органам не помогли. Оставалось лишь ждать. Чертово холодное, выкручивающее сердце, словно тряпку, ожидание!
Кольцов снова оказался с внешней стороны оградительной ленты, только теперь в толпе воющих и шелестящих губами горожан, которые с ужасом шарили глазами по обломкам, с надеждой и страхом встретить что-то до боли знакомое.
Все вокруг для Кольцова превратилось в одно сплошное густое людское месиво, в котором то и дело он натыкался на отчаянные и острые, как гвозди, взгляды. Олег, Катя, Виолетта Михайловна, они все были там. Кольцов присел на перекладину лазалки, опустил в пыль земли свой помутневший взгляд. И Мишка… Нет, Мишки там точно не было. Не могло там быть. Он убежал. Да, он точно это знает. Мишка успел убежать.
Он увидел ее сразу. Мечущуюся из стороны в сторону голову со взъерошенными черными волосами. Петров бежал к своему разрушенному дому. Кольцов, прорываясь сквозь толпу, бросился другу наперерез. Когда Кольцов добежал до Олега, тот уже пытался прорваться к месту трагедии.
– Это мой! – орал Петров на держащего его эмчеэсовца. – Это мой дом! Там мои, мои, понимаешь?!
– Тише, тише. – Кольцов подлетел к Петрову и вырвал его из рук спасателя. – Все! Все! Все! Я здесь!
Кольцов оттащил подальше Олега от толпы.
– Я здесь! Я с тобой, Олежа, ты сейчас там не поможешь! Надо ждать, слышишь? Будем ждать. Они справятся сами. Спасут их. Спасут, слышишь? Они могут быть живы.
– А если нет? О господи, это все я! Я ведь мог бы быть с ними! Я должен был быть там… Укрыть собой Катюшу… А я… был не там… а с Дашей…
Олег поднял на Кольцова виноватые глаза.
– Это ни при чем, Олег. Совсем ни при чем. Чем бы ты им помог? Ничем! И себе ничем, понимаешь? С чего ты уверен, что тебя бы не размозжило плитой?
– Заткнись! – заорал Петров. – Тебе легко говорить…
– Не легко, твою мать! – не выдержал Кольцов. – Не легко. Мишка, возможно, тоже там! Вместе с твоими.
Петров опешил и поднял на Кольцова непонимающий взгляд.
– Видели его во дворе… – рассказал Кольцов, и слова ему давались с трудом. – Ровно перед взрывом… он стоял у твоего подъезда.
Ближе к рассвету из-под обломков достали более тридцати тел погибших. Каждый раз, когда Кольцов видел, что это не Мишка, не Катя и не мать Олега, пальцы в его кулаке на секунду разжимались и он чувствовал, как места в ладонях, куда впивались недавно ногти, жгло.