Инна Карловна сердито сдвинула брови, а потом произнесла певучей, медитативной интонацией:
– Ситуация – река… Так дай же реке самой вынести вас туда, куда нужно…
Даше стало так смешно и так захотелось расхохотаться во весь голос, но она сдержалась и только широко улыбнулась.
Марина Тюшнякова с чашкой горячего чая скользнула мимо стола и кивнула улыбающимся женщинам. Подошвы ее туфлей шаркали по гравию дорожки. Марина остановилась за шаг до кресла-качалки. Анюта повернула голову и открыла глаза:
– А, это вы?
– Кажется, вы замерзли… Я принесла вам чай.
– Да не стоило… – Анюта приподнялась на кресле, не зная куда себя деть. – Анатолий тоже хотел принести…
– Я знаю, вам неприятно… говорить со мной…
– Перестаньте, конечно, нет!
– Я… я просто не знала, как подступиться к вам, чтобы поговорить.
Анюта приняла протянутую чашку.
– Наверное, мне нужно извиниться, но… я не знаю за что…
– Марина, не стоит! – Анюта подняла глаза, щеки ее горели румянцем и в оранжево-розовых лучах казались почти пунцовыми. – Я все прекрасно понимаю. Вы ведь тоже жертва в этой ситуации. Так что не надо мучиться. Это не ваша вина, а…
Анюта подавилась чаем. Она не смогла выговорить имя человека, который пытался ее убить, но в ее глазах читался невысказанный вопрос, беспокоивший ее все это время, что она находилась на реабилитации после нападения, и Марина вполне четко его считала.
– Вы его больше не увидите… Никто не увидит.
Анюта смотрела на Марину не мигая.
– У него нашли психические отклонения… признали невменяемым. И, Аня… Вы все же меня простите!
– За что? Это вина только вашего мужа. А с вами, так же как и со мной, случилась беда. Вы тоже жертва, и нечего тут извиняться.
– Я думала, что люблю его, а оказалось, что я его совсем не знала. Наверное, это и есть самое верное: не любить иллюзию, не создавать мыльный пузырь, а долго узнавать человека, прежде чем сделать насчет него выводы.
От старой липы к женщинам приближался Анатолий. Марина взглянула на него и ей отчего-то захотелось добавить:
– Дай Бог бы всем к этому прийти! Но вы, Аня, на правильном пути. Уверена, что у вас все будет хорошо.
Анюта улыбнулась кончиками рта. Марина опустила голову, посильнее закуталась в ажурную шаль и пошла к Антону и Мишке, без конца перематывающим на крыльце дома старую кассету с хитами девяностых.
– Прости, я не успел с чаем… Ты как с ней?
– Нормально. Она ни в чем не виновата. Послушай!
Анатолий присел на корточки у кресла и внимательно посмотрел на нее. Анюта нырнула пальцами под пиджак и достала из внутреннего кармана свернутый вчетверо лист с каким-то напечатанным текстом. То самое письмо, которое она отправила ему и которое попало в руки мужу Марины, жестокому маньяку с почты.
– Что это?
Она и сама не знала, что это было. Внезапно вспыхнувшая любовь, порыв чувств? Или помешательство? А может, дикий страх остаться одной и отчаянное желание быть хоть с кем-нибудь? Совпадает ли с действительностью теперь все, что там написано? Анюта не была уверена.
– Ничего, – ответила Анюта и принялась рвать лист. – Старые почеркушки.
– Можно взглянуть?
– Нет, лучше брось это в угли самовара, справишься?
– Да легко! – Анатолий встал и направился к столу у дома. Сейчас за ним никто не сидел, и он выглядел до жалости одиноким. Но на полпути Анатолий развернулся:
– Тебя заберет кто-то с дачи?
– Не-а. – Анюта улыбнулась и глотнула еще чаю. – Сегодня вечером я совершенно свободна.
Даша встала из-за стола. Она хотела пойти поискать Олега, но у бака с водой ее остановила собирающая в букет ромашки Наташа.
– Дарья… – Ее имя из уст родной дочери Алисы Федоровны прозвучало так по-чужому. Даша поежилась и сцепила руки на груди. – Я хотела сказать вам… Тебе… Спасибо.
Даша резко мотнула кудрявой головой, мол, не стоит. Но Наташа все равно продолжила:
– За мать спасибо тебе, Даш! Ну честно, если бы не ты…
Наташа протянула Даше букет.
– Не стоит, Наташ, – ответила Даша, но цветы все же взяла. – Я просто хотела, чтобы ей было хорошо… Я знаю, что ты всегда была ее дочерью.
– И ты! Если бы не ты, она бы, может, и не была счастлива, как с тобой все те три года. Об одном я только жалею.
Наташа схватилась рукой за край бака, ногами она топтала травинки на земле.
– О чем же? – спросила Даша.
– Что она не увидела, как я вышла из синьки и стала такой, как сейчас.
Наташа действительно выглядела намного лучше, чем в прошлый раз, когда Даша ее видела на остановке у Филькиной кручи. Опрятная одежда, свежая голова и даже немного макияжа, добавляющего ее лицу строгой женственности.
– Она видит, Наташ! Я думаю, она теперь все видит о нас.
Бориска и Лиза с заливистым хохотом выбежали откуда-то из-за деревьев и понеслись на них. Даша присела и, весело эгегейкнув, раскрыла объятия. Дети упали в ее руки.
– Мама, мама, иди к нам! – закричала светленькая Лиза и протянула ручку матери. Наташа шагнула к ним и, чуть помедлив, опустилась на корточки и положила руки на детей и теплое Дашино плечо.
Птицы умолкли. Закат выплеснул на сад остатки красного золота. Колко запищали комары. Где-то на реке заквакали лягушки. После происшествия с вилами все как-то стихли, сникли и стали потихоньку собираться домой. Отец Алексий все еще стоял в отдалении, у бака, и наблюдал через отверстия в штакетнике, обрамлявшем дачу, как народ рассаживался по местам в микроавтобусе. Ему отчего-то меньше всего хотелось сейчас выслушивать слова сопереживания и жалости, а тем более – причитания или советы, как теперь с этой рукой быть. В молитве он на время забылся, но рука все еще саднила и время от времени давала о себе знать.
Закрыв дверь дома массивным ключом, Олег Петров соскочил с крыльца и еще раз окинул взглядом лужайку, сад и дальний край дачи на предмет забытых вещей. У бака он встретился взглядом со святым отцом.
– Пора! – сказал Олег, подходя к отцу Алексию.
– Пора, – эхом повторил отец Алексий.
Олег развернулся и пошел по дорожке к воротам. Отец Алексий прищурился: по спине Петрова все еще расползался синий шар.
– Э-э-э… – сказали они одновременно. Олег остановился и снова развернулся к батюшке.
– Я хотел спросить… – начал он. – Если браки заключаются перед лицом Господа нашего, значит, они навсегда?
– Значит, так, – отец Алексий попытался улыбнуться и посмотреть в глаза Олегу, но шар, волнуясь своей светящейся голубой поверхностью, не отпускал его взгляд.
– Мне очень нравится Даша, но я все думаю, как же мне смотреть Нине в глаза потом… ну, когда я умру и мы встретимся там… А Катюше? Ведь я предам ее мать.
Отец Алексий не думая выпалил:
– Там уже ничего не будет от прежней жизни, только любовь и соединение с Господом, отцом нашим. Я думаю, вам все же стоит впустить любовь в свое сердце. И молиться, молиться, молиться. – Шар, будто следуя за словами святого отца, поплыл в сторону сердца. – Сомнениями же и страхами вы только отравляете себя.
– Иногда, вот как сейчас, мне становится совсем не по себе…
Отец Алексий перевел взгляд на Дашу, залезающую в микроавтобус. Она немного замешкалась, глядя на них обоих, но потом, опустив голову, нырнула в нутро машины.
– … и очень болит в груди. – Олег стоял на месте и, казалось, он сильнее и сильнее сгибается в дугу.
Отец Алексий зашевелил губами и подошел к Олегу совсем вплотную. Ему даже почудилось, что его обдало холодом синего шара. Отец закрыл глаза.
– Господи помилуй, – стал он беспрестанно повторять, – Господи помилуй!
Он обнял Олега. Здоровую, не замотанную тряпкой руку он прижал к тому месту, где переливался шар. В этот момент он почувствовал, как через руку выходит тоска и боль Петрова, а шар сдувается, как резиновый, блекнет и исчезает совсем. Олег громко выдохнул. Крепко похлопал отца Алексия в ответ по плечу и молча побрел к микроавтобусу.
Когда тряслись обратной дорогой, отец Алексий, сидя в самом заднем ряду между Исааком и его бабушкой Зинаидой Григорьевной, не переставал молиться Господу Богу, чтобы тот направил его на путь истинный, но одновременно с этим он как никогда раньше и совершенно четко ощущал себя живым и на своем месте.
Отец Алексий выглянул в проход: впереди, лицом к нему сидели Даша и Олег, их пальцы не были переплетены, глаза не смотрели друг на друга, а головы не соприкасались, но в груди у обоих появились красные маленькие шары, переливающиеся огненными искрами. Шары набухали и ширились, а по их пульсирующей поверхности пробегал электрический заряд.
Святой отец глянул в окно: серые, словно только что с пепелища, облака плыли по оранжево-красному небу. Отчего-то отцу Алексию показалось, что они были похожи на ручки мальчишки, играющего с маленькими человеческими фигурками.
– Спасибо, Господи! – прошептал отец и улыбнулся. Даже через рукава подрясника он чувствовал тепло соседей. Мальчонка слева, старушка справа, он сам – их всех объединял дар. И на то была воля Божья.
Отец Алексий прикрыл глаза и увидел спину Филимона. Старик уходил в лес. Холодная тьма, укутавшая стволы деревьев, встречала его утробным волчьим воем. Старик уходил в лес и уводил с собой комиссара Рябова и сержанта Коткова. В Филькиной избушке постепенно, словно уходящий день, гас свет. Он становился тусклее и тусклее, пока совсем не исчез.
Благодарности
Я бесконечно благодарна всем тем, без кого эта книга не увидела бы свет.
Спасибо школе Band и Елене Помазан – за возможность надкусить этот чудесный фрукт под названием «тексты».
Особая благодарность преподавателю школы, моему первому редактору – Елене Курочкиной, которая поверила в мой талант и велела никогда, никогда, никогда не сдаваться.
Спасибо моим бета-ридерам, которые помогли сделать текст логичнее, понятнее и чище.