пирожок, взглянула на друзей и звонко рассмеялась.
— Ха-ха-ха! — ответили газели.
— Хи-хи-хи! — хихикала деликатная жирафа.
— Хе-хе-хе! — учтиво тряс головой белый козел.
— Хо-хо-хо! — приятным басом трубил слон.
А где-то позади, таясь в лесной глуши, стояло Чудище морское, диво-дивное. Оно хотело бы смеяться так же громко, весело и звонко, как смеялась Настенька или хотя бы как зверушки. Но страшный, грозный голос мог испугать бедняжку Настю, поэтому Чудище, зажав рукою рот, заставило себя молчать, хоть это было очень горько и обидно.
А Настенька в сопровождении своей свиты тихонько подошла к серебряному озеру.
У пристани стояла лодочка, запряженная тройкой белых лебедей. Зверушки проводили Настеньку глубокими поклонами, и только маленькая козочка с красивой пестрой ленточкой на шее вскочила в лодку вслед за Настей.
Лебеди взмахнули крыльями и в одно мгновение переправили Настеньку на другой берег, прямо на широкие дворцовые ступени из голубого редкостного мрамора.
Козочка побежала вперед, указывая Настеньке дорогу. Так поднялись они по лестнице и медленно пошли по комнатам и залам.
Тихонько, еле слышно играла музыка. Невидимые руки открывали перед Настенькой все двери.
Все было ослепительно, роскошно…
Но в доме не было людей — дворец казался мертвым. И только ласковая музыка несла в себе печаль, тревожа и волнуя смелое сердечко.
Открылась последняя дверь, и Настя вскрикнула от радости: перед ней была большая беломраморная комната, с высокого балкона открывался вид на сине-золотой безбрежный океан. Все вещи в этой комнате казались удивительно знакомыми, почти родными. Здесь было много книг и морских карт, на полочках поблескивали астролябии, на мраморных подставках лежали большие подзорные трубы, тихо шуршали корабельные песочные часы.
В сторонке, возле кресла, виднелись гусли-самогуды…
— Кто здесь живет? Чье это все? — переступив порог, спросила Настенька.
— Твое! Здесь все твое: дворец, сады, дубравы, целый остров! — ответил Насте гулкий шепот. — Приказывай! Ты здесь хозяйка, моя гостья дорогая!
Но Настя, улыбнувшись, покачала головой.
— Спасибо, дорогой хозяин ласковый, не знаю, как тебя звать- величать! Не гневайся: мне не нужны твои богатства — батюшкин родимый дом куда милее. Аленький цветочек я вернула, а теперь — возьми колечко.
С этими словами, сняв с руки колечко с алым камнем, Настя осторожно положила его на краешек стола.
— Ах, Настенька! — в тревоге зашептало тут невидимое чудо-юдо. — Оставь колечко на руке — без этого колечка ты не сможешь никогда домой вернуться. Не сердись — никто тебя здесь не неволит. Только сделай милость — погости еще немного!
И Настенька почему-то пожалела невидимое существо, и после малого раздумья, взяв колечко со стола, она надела его на мизинец.
— Спасибо, Настенька! — обрадовалось Чудище.
— Кто же ты? — в упор спросила смелая дочь кормчего. — Великан? Баба Яга? А может быть, ты Змей Горыныч?
— Нет, Настя, нет! — послышался тоскливый шепот. — Я Чудище грозное морское, я диво-дивное лесное…
— Ты злой?
— Нет, я не злой! Я только очень страшный!
— Пусть страшный, только бы не злой. Но почему ты шепчешь» почему не говоришь?
— Я боюсь тебя…
— Меня?
— …Боюсь испугать тебя своим голосом диким!
— А видом?.. — нечаянно спросила Настенька.
— Об этом никогда не спрашивай. Меня ты не увидишь никогда, — чуть слышно прошептало Чудище.
Ни слова не ответив, Настя взяла гусли-самогуды, села в кресло» положила гусли на колени и вполголоса запела старую морскую песенку:
Много стран мы видали вдали за кормой,
Но нигде нет милее сторонки родной!
— Дальше, дальше! — умоляло чудо-юдо.
— Дальше нужен хор, — смеясь, сказала Настя и ударила по струнам:
Молодцы-гребцы, не тужите,
Веселей, удальцы, гребите!
Тут уж Чудище не выдержало и во весь свой голос, дикий и ужасный, подхватило удалой припев:
Молодцы-гребцы, не тужите,
Веселей, удальцы, гребите!
У бедняжки Насти помутилося в глазах, холодные мурашки поползли по всему телу, но она, тряхнув головкой, пересилила свой испуг, допела песню до конца…
— Не страшно! — побелевшими губами прошептала Настенька. — Но если можно, сделай милость, говори вполголоса…
День прошел, другой проходит…
Любы Насте мирные беседы, удивляет ее мудрость, скромность и тихий нрав невидимого чуда-юда, и, сама того не замечая, то и дело спрашивает она в беспокойстве:
— Где ты?
— Здесь я, Настенька! Здесь, близко-недалеко! — отвечает Чудище морское.
А всего милее чуду-юду, когда Настенька, взяв гусли-самогуды, нежною рукою проведя по струнам, запевает песню русскую и не бледнеет, если вздумается Чудищу тихонько подхватить припев.
День проходит. На вечерней зорьке села Настенька у озера на мраморных ступенях, слышит и ушам своим не верит — где-то соловей защелкал!
Как, откуда залетел соловушко за море-океан, осталось тайной. Нет и не бывает за морями-океанами таких певцов. Только он запел — над озером все смолкло, лебеди застыли в изумлении, Чудище морское затаилось за деревьями.
Вслед за соловьем запела Настенька, сначала тихо, а потом чуть громче:
В эту пору в родимой сторонушке
Солнце ясное рано встает,
Даже малая пташка соловушко
Веселее и громче поет!
Чаще снятся мне рощи заветные
В нашем светлом любимом краю!
Ах, хотя б на минутку единую
Мне взглянуть на сторонку свою!
Песня умолкла. Все было тихо. Настенька, задумавшись глубоко, уронила в озеро свой шейный голубой платок.
Чудо-юдо протянуло руку, чтобы его поймать, и Настенька внезапно увидела эту руку, эту лапу, отраженную в воде, а вслед за тем увидела лицо.
Как описать лицо морского и лесного дива, да и можно ли назвать его лицом? А что сказать нам о его фигуре — гигантской, страшной, мутно-серой и сутулой, с чешуей, блестящей на плечах? С чем сравнить?
Настя пошатнулась и на миг закрыла свои глазки, а когда открыла, Чудище исчезло, но издалека, сквозь слезы, донеслись его слова:
— Нет, Настя, видно, не судьба! Теперь нечаянно-негаданно узнала ты, каков мой бедный вид. Я услышал в песенке твоей печаль по дому неутешную. Что же делать дальше? Заветное колечко на твоей руке… вернись, забудь… а я умру с тоски-печали на далеком моем острове неведомом…
— Нет, нет! — опомнившись, вскричала Настенька. — Пусть же растерзают меня звери лютые, пусть не жить на белом свете, если бы посмела я так отплатить за доброту, за дружбу, за доверие сердечное! Ты прости меня за глупый мой испуг и знай, что я — дочь кормчего: вздрогнуть я могу — бояться не имею права!
— Спасибо, Настенька! Спасибо, сердце смелое! — донесся голос Чудища морского.
Четвертый день прошел, и пятый наступает…
С утра гуляет Настя по садам фруктовым, ведет беседы с Чудищем морским. Все чаще слышен ее смех веселый, да такой звонкий, какого никогда и дома-то не слыхивали! А чудо-юдо держится вдали, мелькнет огромной тенью за деревьями и скроется.
— Известно каждому, — смеется Чудище, — есть будто бы на земле заветные златые яблочки…
— …к этим яблочкам серебряные блюдечки! — хохочет Настенька.
— Все верно! — продолжает Чудище. — Об этом тоже всем известно, а неизвестно лишь одно: что эти яблочки заветные растут в моем саду, а блюдечки лежат на дне серебряного озера. Попробуй, Настя, угадать: какая из всех яблонь самая заветная?
— Вот эта! — зажмурясь, указала Настя на первое попавшееся деревцо.
— Угадала! — весело вскричало Чудище. — Сорви мне, Настя, яблочко, да покрупнее. Тарелочку сейчас достану…
Вбежала Настя в беломраморную комнату, уселась под шуршащими песочными часами и покатила яблочко по блюдечку серебряному.
А Чудище стояло по ту сторону балкона и, положив на лапы свою голову огромную и страшную, с улыбкой ожидало, что произойдет.
— Катись, катись, яблочко, катись, наливное, по блюдечку серебряному, — приговаривала Настенька, — покажи нам страны дальние!..
— …далекие и снежные! — сказало Чудище.
И в тот же миг на блюдечке снега сверкнули, вскинулась веселая метелица, помчались тройки вороные, карие, загремели, зашумели бубенцы, и даже песня донеслась лихая…
— Хорошо! Морозно! — радовалась Настя и снова наклонилась к блюдечку. — Катись, катись, яблочко, катись, наливное, покажи нам…
…— милый дом родной! — тихонько вымолвило Чудище.
И видит, слышит Настенька, как бьют часы на городской стене, а вот и улица знакомая, вот домик милый… и сестра Любава у окошечка сидит, орешки щелкает…
Вздрогнула всем телом Настенька, остановила яблочко, прикрыла блюдечко обеими руками.
— Нет, нет, не надо, — шепчет она горестно, — не надо, не напоминай..
И слышит тихий голос Чудища:
— Теперь уж я тебя прошу — наведайся в родимый край, там обними сестер любимых, подарки отвези и поклонись отцу родному. Обещай мне только, если можешь, воротиться завтра на заре вечерней..
— Я согласна! — радостно вскричала Настенька. — Вернусь, как только заблестит заря вечерняя. Ровно в восемь часов!
— Не опаздывай! — с мольбой сказало чудо-юдо. — Помни: если не вернешься к сроку, я умру с тоски-печали.
— Я вернусь!
— Сними кольцо с мизинца и надень на палец безымянный! — вымолвило Чудище.
Вставши до рассвета, старый кормчий, пригорюнившись, сидел у своего окна, следя за необычной утренней зарей — уж очень весело она сегодня пробуждалась! Вскипала золотом червонным, взметнулась вверх лучами алыми, полнеба захватила и, кажется, вот-вот расплавит сине море!
«Вот так-то, спозаранок и меньшая дочка, Настенька, вставала, — вздыхая, думал кормчий. — Бывало, на небо как взглянет, скажет: «Радостное утро, батюшка любимый! Ветер добрый! Хорошо сегодня в море-океане!..»