Не успел он так подумать — озарилась горница лучами голубыми, а вместе с ними появилась Настенька-красавица, живая, невредимая.
— Здравствуй, батюшка любимый! Радостное утро! Хорошо сегодня в море-океане! — Кинулась отцу на грудь и нежной щечкою к его руке прижалась.
— Настя! Настенька вернулась! — загремел навесь дом кормчий. — Эй, Любавушка, Гордея, Настенька вернулась!
Заиграли разом все часы…
Вбежали сестры, сонные, простоволосые, смотрят и глазам своим не верят: это что же за красавица такая? Сарафан на ней белее пуха лебединого, голубая шелковая шаль, кокошник изумрудный так огнями и сверкает!
Не успели поздороваться, залопотали:
— Ах, кокошник-то, не моему чета!
— Ах, платочек шелковый!
— Ах, жемчуга! Ах, ожерелья да запястья-то какие!
Не раздумывая, Настенька сняла запястье, отстегнула ожерелье, подарила их Любаве.
Не успела тут Гордеюшка обидеться, глядь, у Настеньки на шее появилося второе ожерелье. Подарила Настенька Гордее ожерелье, — появилось у нее на шейке третье! Приумолкли сестры. Злая зависть в сердца заползает.
— Вот уж счастье привалило нашей Насте! И за что же ей такое счастье?
Развернула Настя шелковый платочек, поклонилась отцу, подарила ему блюдечко и наливное яблочко.
А потом, когда волнение немного улеглось, рассказала обо всем и без утайки: как явилась она на остров дальний, как вернула аленький цветочек и как стала гостьей Чудища морского. И какая жизнь на острове, какой дворец прекрасный и какие в нем богатства.
— Стосковалась я по дому милому, по тебе, любимый батюшка, и по вас, сестрицы ненаглядные! Жаль мне Чудища, добрый он, несчастливый! Обещала я вернуться на вечерней зорьке ровно в восемь часов…
Начались тут разговоры и расспросы, поцелуи и объятья. Время устремилося вперед, — и ахнуть не успели: полдень.
А на острове далеком — полночь.
Недвижимо сидит Чудище морское перед корабельными часами в виде двух шаров стеклянных, смотрит, как, тихонечко шурша, песок в шарах пересыпается.
Ждет-тоскует чудо-юдо: не минуты, а секундочки считает…
— Ах, как медленно текут часы! Как время тянется!
Время за полдень.
Корабельщик с Настенькой сидели у окна, катали яблочко по блюдечку, любовались городами, кораблями, странами далекими. Вот явился городок на африканском берегу и купец Гассан краснобородый, вот Джованни, знаменитый мастер, объявился.
А на кухне дым и чад — Любавушка с Гордеей пироги пекут, да что-то все у них не ладится.
— Согласна? — шепчет Любавушке Гордея.
— Да! Согласна. То-то смеху будет… — отвечает ей Любава. Сестры пробрались к часам хрустальным, стрелки отвели на час
назад. После подошли к часам французским, потом к часам немецким, только «старый шкипер» заупрямился — захрипел и вдруг остановился..
Время к вечеру… Любава незаметно закрывает окна ставнями тяжелыми, Гордеюшка, поставив на стол пряники, изюм, орехи, сладко улыбаясь, приглашает Настеньку к столу.
— Что ты, Настенька, все на часы поглядываешь? Али дом родимый чужим стал? — спрашивают сестры.
— Ах, сестрицы дорогие, — отвечает Настенька, — обещала я вернуться ровно в восемь часов!
— Ну так что же, — улыбается Гордея, — целый час ведь впереди.
Сели за стол.
Любава щелкает для Настеньки орешки, а Гордея собственными ручками наливает мед в стакан хрустальный.
Старый кормчий радостно смеется, дружбой дочерей своих любуется.
Тут взглянула Настя на часы хрустальные и видит: без четверти восемь. На часах французских и немецких — то же самое. Почему ж так сердце бьется? Подбежала Настя к яблочку, наклонилась над ним и зашептала:
— Катись, катись, яблочко, по блюдечку серебряному! Ах… — И отшатнулась в страхе: медленно, с трудом великим катится по блюдечку увядшее, морщинистое яблочко. А на блюдечке серебряном — непроглядная черная ночь.
Устремилась Настенька к окну, распахнула ставни — ночь за окном, угрюмо светят звезды, чуть заметный блеск зари над морем угасает.
— Сестры милые! За что же? — жалобно вскричала Настенька: — Вдруг и впрямь умрет он не дождавшись? Остановись, остановись, заря вечерняя!
И, снявши с пальца безымянного колечко золотое, вмиг надела на мизинец и исчезла.
Г удят, ревут во мраке океанские пустыни… Яростные волны бьют о берег острова желанного. Водяная пыль огнем сверкает. Опустилась Настенька на берег возле озера серебряного, смотрит и не видит ничего — такая тьма густая.
Побежала Настя по дворцовым темным залам.
— Где ты? Где ты? Почему не отвечаешь?
В комнату любимую вбежала — пусто. В полутьме шуршат песочные часы. Подбежала Настенька, взглянула — ноги подкосились:
— Девять?! Быть того не может!
И опять скорее в сад! А там все пожелтело, все увяло, птицы все исчезли, яблоки упали, почернели. Только ветер шелестит опавшею листвою.
— Тук! — упало последнее яблочко.
— Дзинь! — тихонько прозвенел серебряный бубенчик и упал с последнего засохшего цветка.
— Я вернулась, я вернулась! Где ты? Отзовись! — уж не кричит, а только шепчет Настенька, стремясь к лесной поляне.
Прибежала на поляну. Сумрачно в лесу и тихо. Ветви, тяжело к земле пригнувшись, стали голубыми и лиловыми от множества малюток птиц, прижавшихся друг к другу. Под деревьями столпились козочки, газели, лани — все недавние ее друзья. Как пробилась Настенька к пригорку, и сама не помнит. Но никто не шевельнулся, не посторонился. Подбежала — сердце помертвело: на пригорочке, припав лицом к земле, лежало Чудище морское. В неподвижных его лапах Настенька увидела цветочек аленький, только был он не живой, а мертвый, мертвый, как и Чудище морское. Искорка последняя скользнула по цветку и тотчас же погасла. Тут упала Настя на колени, охватила голову Чудища руками, нежною щекой к его щеке прижалась…
— Пробудись, очнись, мой милый, умный, ненаглядный мой, красавец мой! Никогда тебя я не покину! — Закапали горькие девичьи слезы на аленький цветочек.
И свершилось чудо: вдруг затрепетал он, ожил, засветился, разгорается все ярче.
— Тук-тук-тук, — послышалось биение сердца.
— Слышу, слышу! Жив! Забилось, бьется милое сердечко! — закричала девушка.
И стоном радостным ответили ей звери и птицы.
Ярче, чем костер лесной, пылает аленький цветочек. Заиграли гусли. Видит Настенька: не Чудище встает с пригорка — юноша прекрасный перед ней склоняется. Оглянулась Настя — где же звери, где же птицы? Множество людей стоят вокруг и ласково ей улыбаются.
Робко смотрит Настеньке в глаза кудрявый добрый молодец — морское Чудище недавнее.
— Заколдовала нас колдунья злая, наложила страшное заклятье! Пожалела ты меня, краса ненаглядная, в облике чудовища морского безобразного, полюби теперь в образе человеческом. Рухнули все чары злые. И коль люб я тебе, Настенька… — Но Настенька, не дав ему договорить, потупила глаза и протянула к нему руки…
Бежит по морю синему кораблик — золотые паруса. На носу, украшенном изображением цветочка алого, рука об руку со своим милым стоит Настенька. Плывет по родному заливу кораблик, паруса золотые в воде отражаются. Близок берег. Близок город белокаменный. Звенят, гремят колокола. Навстречу чайки вылетают. К нарядным пристаням сбегается народ, а впереди всех спешит навстречу кораблику знаменитый кормчий Степан Емельяныч.
Тут и сказке конец!..
ВОЛШЕБНАЯ АНТИЛОПА
Сценарий написан по мотивам индийских народных сказок
За пеленой утреннего тумана едва виднеются холмы, поросшие лесом, и голубая излучина реки.
Вышло солнце, и туман рассеялся, открывая далекие, покрытые снегом горы, соломенные крыши деревни и непроходимые заросли джунглей.
Джунгли начинались сразу от крестьянских полей, на которых работали опаленные солнцем люди. Одни пахали буйволами, впряженными в деревянные сохи, другие вырубали заросли бамбука.
А в полумраке джунглей громко щебетали яркие птицы, по тропинке прошел олень, двое тигрят подошли к воде, чтобы напиться, но испугались крокодила.
По лиане, обвившейся вокруг ствола пальмы, полезла Обезьянка. Она потянулась к кокосовому ореху, сорвала его и вдруг увидела, что карабкалась не по лиане, а по огромному Удаву. Удав и Обезьянка с изумлением посмотрели друг на друга. Удав открыл пасть, Обезьянка вскрикнула, заткнула ее кокосовым орехом и перепрыгнула на соседнее дерево.
Вдруг послышались звуки рогов, лай собак и грохот охотничьих барабанов.
Заметались, стали прятаться по норам мелкие зверьки джунглей, тревожно защебетали птицы.
Ветки кустарника раздвинулись, и на тропинку выбежала Антилопа с золотыми копытцами. Она остановилась, прислушалась к звукам охоты и помчалась сквозь чащу. И тотчас же показались преследующие ее охотники.
Впереди на богато изукрашенном коне скакал толстый и надменный Раджа. За ним ехал Начальник стражи с коротким широким мечом. На его свирепом лице сверкал единственный глаз. Борода, расчесанная посередине, развевалась по ветру. Дальше следовали придворные и охотники. Они трубили в причудливо изогнутые рога и гнали перед собой охотничьих собак. А позади всех трусил на осле Цирюльник Раджи, похожий на шакала.
Увидев среди деревьев Антилопу, Раджа приготовился выстрелить из лука. Но Антилопа во-время отпрянула в сторону, и стрела, просвистев мимо нее, впилась в ствол дерева. Антилопа сделала прыжок, понеслась, как вихрь, и, выбежав на опушку, резко остановилась.
Из чащи доносились частые, мерные удары. Грохот все нарастал, и вдруг раздвинулись кусты, и на опушке появилась цепь загонщиков с чугунными, обтянутыми кожей барабанами.
Антилопа бросилась в сторону и исчезла между деревьями. Она взбежала на пригорок и замерла на вершине скалы, увидав, что навстречу ей из зарослей вышла новая цепь загонщиков.
Антилопа метнулась назад, но и здесь ей преградили путь загонщики.
Она помчалась сквозь заросли, перепрыгивая через кустарники и ямы, но расстояние между ней и охотниками становилось все меньше и меньше.