– Среди государственных служащих много честных граждан, – укоризненно произнес Маркхэм.
– Я знаю, – вздохнул Вэнс. – Впрочем, демократия в нашей стране еще молода. Дайте срок.
К нам присоединился Хис. В то же самое время из комнаты миссис Грин вышла сиделка. Ей вслед несся ворчливый властный голос:
– И передайте главному, что я хочу его видеть… Да поживее, ясно?! Возмутительно! Я корчусь здесь от боли, мечтаю хоть на минуту забыться, а никому и дела нет! Галдят, носятся!
Хис скроил гримасу и повернулся к лестнице. Вэнс тронул Маркхэма за руку.
– Давайте немного утешим старую даму.
При нашем появлении миссис Грин, как обычно возлежащая на разноцветных подушках, чопорно запахнулась в шаль.
– А-а, это вы? – приветствовала она нас, немного смягчаясь. – Я-то думала, опять нагрянули несносные полицейские. Ходят, будто к себе домой… И как понимать весь этот шум и гам, мистер Маркхэм? Сиделка сказала, застрелили Честера? Горе-то какое! Но почему непременно в моем доме? Поди стреляй себе где угодно. Так нет, обязательно потревожат бедную беспомощную женщину. – Ее глубоко оскорблял тот факт, что убийца бестактно выбрал для своих набегов особняк Гринов. – Да я уж привыкла. Всем на меня плевать. Если собственные дети из кожи вон лезут, чтобы мне досадить, чего ожидать от посторонних?
– Миссис Грин, когда человек замышляет убийство, – возразил Маркхэм, уязвленный ее черствостью, – он не думает, причинят ли его действия беспокойство окружающим.
– Видимо, так, – простонала дама. – Но виноваты во всем они, дети. Относись они к матери как положено, ни у кого не возникло бы желания вламываться в дом и убивать их.
– К сожалению, их действительно убили, – холодно заметил Маркхэм.
– Ну, мертвых не воротишь. Это им за то, как они обходились с бедной парализованной старухой, которая безо всякой надежды лежит здесь уже десять лет. Думаете, они пытаются облегчить мои страдания? Как бы не так! Изо дня в день я мучаюсь от боли, а им хоть бы что. – Яростные глаза старой дамы засветились сарказмом. – Хотя нет! Они спят и видят, как после моей смерти приберут к рукам мои денежки…
Маркхэм резко ее оборвал:
– Мадам, прошлой ночью, когда ваш сын встретил свою смерть, вы спали?
– Спала? Пожалуй. Просто удивительно, что кто-нибудь не оставил нарочно мою дверь открытой.
– И вы не знаете, кто мог желать ему смерти?
– Откуда? Мне же ничего не говорят. Бедная, всеми забытая, одинокая калека…
– Позвольте откланяться, миссис Грин. – Было видно, что он и сочувствует ей, и ужасается.
Когда мы спускались по лестнице, сиделка, вне всяких сомнений повинуясь приказу больной, снова приоткрыла только что затворившуюся за нами дверь.
– Да, божьим одуванчиком ее не назовешь, – усмехнулся Вэнс по возвращении в гостиную. – На секунду мне показалось, Маркхэм, что вы броситесь на нее с кулаками.
– Чуть было не бросился. И в то же время ее жаль. Хотя, замечу вам, отпетому эгоисту живется на свете гораздо спокойнее.
В дверях появился угодливый Спроут.
– Не желаете ли кофе, джентльмены? – Морщинистое, точно из камня высеченное лицо было совершенно непроницаемо. События последних дней никак на нем не сказались.
– Не желаем, – резко ответил Маркхэм. – Лучше попросите спуститься к нам мисс Сибеллу. Пожалуйста.
– Слушаюсь, сэр.
Старик шаркая удалился, и через несколько минут в комнату неторопливо вошла Сибелла. В одной руке она держала сигарету, другая рука была засунута в карман ярко-зеленого свитера. Несмотря на напускную беззаботность, молодая женщина была бледна, что еще больше подчеркивалось карминовой помадой. В глазах читалась усталость, а голос звучал натужно, словно она играла роль, с которой сердце не в ладу. Поздоровалась она тем не менее вполне жизнерадостно.
– Доброго утра честной компании! Невеселый повод для визита, да? – Сибелла присела на ручку кресла и принялась нервно качать ногой. – Кому-то мы насолили. Чет, бедолага! Не смог даже умереть на боевом посту. Войлочные тапки, бог мой! Какой прозаический конец для заядлого любителя гольфа!.. Ну, полагаю, вы хотите спросить, что мне известно. С чего начать?
Она швырнула недокуренную сигарету в камин, уселась в кресло лицом к Маркхэму и положила на стол свои тренированные руки с длинными тонкими пальцами.
Маркхэм несколько минут ее изучал.
– Когда в комнате вашего брата прогремел выстрел, вы читали в постели, так?
– Эмиль Золя, «Нана», если быть точной. Купила, потому что мать запрещает. Оказалось ужасно скучно.
– Что же вы сделали, когда услышали выстрел? – Маркхэм старался держать себя в руках.
– Отложила книгу, набросила кимоно и несколько минут постояла у двери. Потом выглянула. Было темно, тихо, в общем, жутковато. Добропорядочной сестре следовало бы пойти проверить, что там бухнуло, но, честно сказать, я струсила. Поднялась – нет, вру – бросилась наверх по черной лестнице, вытащила из постели нашего изумительного Крайтона[106], и мы вместе пошли к Чету. Дверь была не заперта, и Спроут бесстрашно ее открыл. Чет сидел с таким выражением, будто увидел призрак, я сразу поняла, что он мертв. Спроут подошел к нему и дотронулся, а я ждала на пороге. Мы спустились в столовую. Спроут куда-то звонил, потом сварил гадкий кофе. Спустя примерно полчаса пришел этот джентльмен, – она указала головой на сержанта. – Вид у него был пасмурный, и от кофе он благоразумно отказался.
– Перед выстрелом вы ничего не слышали?
– Ничего. Все рано легли. Последнее, что помню, был нежный, любящий голос матери, которая выговаривала сиделке, что она такая же бессердечная, как и мы, и требовала, чтобы утром та принесла ей чай ровно в девять и не хлопала дверью. Затем до половины двенадцатого воцарились тишина и спокойствие.
– Сколько продолжалось это затишье? – спросил Вэнс.
– Ну, мама обычно заканчивает песочить домочадцев около половины одиннадцатого. Так что затишье длилось примерно час.
– И вы не слышали в это время в коридоре никакого шороха или скрипа осторожно закрываемой двери?
Девушка равнодушно покачала головой и достала из кармана маленький янтарный портсигар.
– Нет, извините уж. Впрочем, кто угодно мог сколько угодно хлопать себе дверьми по всему дому. Моя комната в глубине, и шум с реки и Пятьдесят второй улицы заглушает практически все.
Вэнс поднес спичку к ее сигарете.
– Вы, я смотрю, нисколько не испугались.
– А смысл? – Она обреченно махнула рукой. – От судьбы не уйдешь… Но я еще рассчитываю пожить. Кому я насолила, в самом деле? Разве что бывшим партнерам по бриджу. Так они все ребята безобидные и на крайние меры не пойдут.
– У ваших родственников тоже на первый взгляд не было врагов, – произнес Вэнс как бы между прочим.
– Тут нельзя сказать наверняка. Мы, Грины, страшно скрытные. Отчий дом прямо-таки пропитан подозрительностью. Все друг другу врут. А уж секретов у каждого! Масонская ложа позавидует. Конечно, их убили не просто так. Не для того же, чтобы поупражняться в стрельбе.
Секунду она задумчиво курила.
– Хоть убей, не пойму, какая здесь причина. Конечно, Джулия была вредная и противная, но она на улицу практически носа не показывала и своими комплексами изводила в основном домашних. Впрочем, когда злобные старые девы срываются с цепи, они способны на совершенно феерические вещи. А вот Ада… Как говорится в алгебре, неизвестная величина. Один отец знал, откуда она взялась. Бездельничать у нее особенно не получается – мать нагружает работой. И все-таки она молодая и смазливая. Без изюминки, однако, – ядовито добавила Сибелла. – Кто знает, какие знакомства она завела вне священных чертогов? А Чета вообще не любили. Никто никогда слова доброго ему не сказал. Кроме тренера по гольфу. И то потому лишь, что Чет платил ему неприлично много. Как ему удавалось настраивать всех против себя, ума не приложу! Так что в его прошлом наверняка найдутся заклятые враги.
– Я смотрю, вы изменили свое мнение относительно виновности мисс Ады, – равнодушно заметил Вэнс.
Сибелла посмотрела пристыженно.
– Я тогда немного переборщила, да? – Но почти тут же в ее голосе появились упрямые нотки. – И все равно, она здесь чужая. Коварная кошечка. Она будет в восторге, если нас всех укокошат. Единственный человек, кому она нравится, – это кухарка. Однако сентиментальной Гертруде нравятся все. Она кормит чуть ли не половину бездомных кошек и собак в окрестности. Летом у нас на заднем дворе настоящий зверинец.
Вэнс помолчал некоторое время, затем вдруг поднял голову.
– Как я понял, мисс Грин, вы считаете, что стрелял кто-то посторонний.
– А есть другие мнения? – спросила она тревожно. – Я слышала, что оба раза, когда нас посещал этот неизвестный, на снегу перед домом находили следы. Разве они не указывают на человека извне?
– Совершенно верно, – поспешно ответил Вэнс, стремясь развеять страхи, вызванные его вопросами. – Они, несомненно, указывают, что в дом оба раза проникали через парадную дверь.
– Вам не о чем беспокоиться, – добавил Маркхэм. – Я сегодня же распоряжусь, чтобы особняк был взят под усиленную охрану до тех пор, пока не останется ни малейших сомнений, что опасность миновала.
Хис кивнул, изъявляя полное согласие.
– Так точно, сэр. С этой минуты двое моих ребят будут круглосуточно дежурить у парадного и черного входов.
– Как это щекочет нервы! – воскликнула Сибелла.
– Мы вас больше не задерживаем, мисс Грин. – Маркхэм встал. – Буду очень признателен, если до конца дознания вы не покинете свою комнату. Если хотите, можете, конечно, навестить мать.
– Премного благодарна, я лучше посплю, наверстаю упущенное. А то так и состариться недолго. – И она приветливо махнула рукой на прощание.
– Кто следующий? – Хис стоял, раскуривая потухшую сигару.
Не успел Маркхэм ответить, как Вэнс предостерегающе поднял руку, прося тишины, и подался вперед, напряженно вслушиваясь.