Филоктет
Сын Ахиллеса, милости прошу,
Здесь дуракам всегда и честь, и место.
Ты, значит, оказал услугу грекам?
Они правы, когда казнят за это.
Лишь грек способен на такую глупость –
Хоть пальцем шевельнуть для этих греков.
Поговорим о чем-нибудь другом.
Скажи мне, сколько длилась та война
За град Приамов? Кто лежит в курганах
Из ненавистных и любимых нами?
Ведь я отплыл на Трою с первым флотом
И был до первой битвы побежден.
И счета лет не вел я по деревьям,
Поскольку здесь деревья не растут.
Одно лишь солнце вечный круг вершит,
Один лишь месяц на дороге черной
Под незаметной поступью созвездий
Однообразно изменяет лик.
И я устал считать тысячекратно
Восходы и закаты. Расскажи,
Как долго я своим врагом в войне был.
Она меня коснулась острием
Страшней, чем острия мечей троянских.
Не боль ужасная меня втоптала в пыль
И не нога больная ужаснула.
Мой ужас в том, что враг был без лица.
Ах, если бы себе в глаза взглянуть,
Стрелой прибить бы ветер к диску солнца,
Чтоб ветер не пятнал зерцало вод.
Быть может, отражение свое
Я увидал бы в коршуньих глазах,
Но стрелы настигают птиц так быстро,
Что я лишь взгляд слепой встречаю взглядом.
Хотя бы на мгновенье увидать
Свое лицо в их непредсмертном взгляде.
За этот миг я умереть готов –
За долгий взгляд погибнуть смертью долгой.
И я бы был последним, кто меня
Видал, пока я не исчез бесследно
В жестокой алчности моих гостей.
Останутся обглоданные кости,
И непогоды превратят их в прах,
И легкий прах легко развеет ветер,
Не оставляя больше ничего.
Два глаза у тебя: яви мне лик мой.
Неужто вижу в них свое лицо?
Грек, отведи глаза, они не лгут.
Грек, отведи глаза, пока свой образ
Ногтями я из глаз твоих не вырыл.
А может, лжет мой взгляд, и нет меня –
Есть только память обо мне минувшем.
Но нет: тебя мое зловонье душит.
Так, значит, это правда – это я.
Ну, назови же мертвых мне и время,
Прошедшее с тех давних пор как я,
Дрожа в ознобе из-за мерзкой раны
Следил за удаляющимся флотом,
Ловил недостижимых весел шум,
С тех пор как сам я пропадал из виду,
С тех пор как крик мой замирал вдали,
С тех пор как шум иной наполнил уши
Плеск синевы, изборожденной ветром,
Дороги шум, ведущей в никуда.
Не торопись с ответом. Пусть прошло
Сто лет иль десять – нет такого бога,
Который смог бы мне их возвратить.
Пускай потоки горьких слез пролью –
Прах никогда не станет снова плотью.
Да я и разучился слезы лить.
Но я пролил бы слезы, увидав
Двуличной трехголовой плоти труп.
Я не хотел бы мертвыми их видеть,
Я не хотел бы, чтоб удар случайный
Мне мертвых помешал бы убивать,
А я бы убивал их не однажды,
Не тысячу, не десять тысяч раз,
А дольше, чем вся жизнь их будет длиться.
И дольше, чем продлится жизнь моя.
Неоптолем
Пока еще не покорилась Троя,
Десятый год уж тянется война,
И живы ненавистные вожди,
И жив Итаки царь – мой враг и твой.
Ахилл пронзен стрелой Париса-вора,
Погиб Аякс, что вынес с поля боя
Ахилла труп, за что ему вожди
Назначили тогда вознагражденье –
Доспех отца: копье, и меч, и щит,
Мое наследство и мое богатство –
В надежде, что в бою за труп отца
Брешь в стенах Трои воины пробьют,
Что победить живым поможет мертвый.
Отец лежал под городской стеной,
Визжащая толпа троянских вдов
Плевалась и бросала в труп камнями,
Пока Аякс не вытащил его,
За этот подвиг раной заплатив.
Но Одиссей здоровою рукой
Сорвал плоды чужой горячей раны.
Вожди итакцу продали доспех,
Не им и не ему принадлежавший,
Ценой назвав рабыни пленной грудь.
Когда обманутый обман заметил,
Он с криком протянул пустые руки
К шатрам своих обманщиков – царей,
Чтоб виден стал кровавый раны цвет –
Цена доспехов, вырванных обманом.
Но в свой шатер унес он лишь издевку.
Грабитель ловко языком болтал,
И прав своих не доказал Аякс,
Он гнев пытался погасить вином,
И, от вина ослепнув, той же ночью
Напал на стадо, бил, колол, рубил
В безумии трофейную скотину,
Которую он принял за вождей.
Наутро он опомнился, увидел,
Что разукрашен весь животных кровью,
Что клочья мяса держит он в руках,
Что утолить ему не удалось
Другою кровью жажду правой мести.
И, взяв свой красный меч, пошел он к морю
Под громкий хохот из обоих войск,
Обмыл себя в чужой волне прибоя.
Обмыл свой меч, потом в чужую землю
Воткнул он твердо рукоять меча
И долгий путь на берегу чужом
Прошел, его окрашивая кровью,
Через свой меч – и канул в черноту.
Все это было. Было и другое,
О чем не стоит знать, в тот год, когда
На Скиросе я пас своих коней.
И вот, чтоб мной заткнуть дыру на фронте,
Вожди ко мне итакца подослали.
Он скрыл, что он украл мое наследство,
Он просьбами и сладкими речами,
Суля отцовский меч, копье и щит,
Меня в свою ловушку заманил,
И вот я вижу Трою невредимой,
А за спиной моей – морская даль.
Я знаю, их расчет был очень верным:
Пока мы не растопчем в прах твердыню,
Я за себя свой меч не подниму.
Иначе Троя выдержит осаду
И в прах повергнет наши города.
Мне было трудно сердце обуздать,
И я покинул фронт, когда не смог
Плечом к плечу с итакцем в бой идти.
Он выхватил из мертвых рук копье,
А со спины снял меч, снял щит с груди,
Ограбил прах, меня на свет родивший,
Когда был плотью. И, как ты, надеюсь,
Что этого врага мне враг оставит
Филоктет
Ты ненавидишь моего врага,
И твоего врага я ненавижу.
А то, что мы любили, прахом стало.
Идем на берег, покажи корабль,
Свези меня на Милос. Будем ждать.
Ты – на своем, я на своем прибрежье,
И каждый день, взор устремив на море,
Мы станем море спрашивать: где враг?
Пусть скатертью ему дорога ляжет,
Пускай счастливым будет возвращенье.
Ему вдвоем откроем мы объятья.
(Рычит.)
Возьми свой меч, сынок. Отрежь мне ногу.
Боль, эта птица с острыми когтями,
Вновь кружит по моей зловонной плоти.
Явился гость мой, что так мало спит,
Развлечь хозяина его же криком.
Отрежь мне ногу, скот. Возьми свой меч.
Кто этот камень в грудь твою вложил?
Дай мне твой меч, пока моя рука
Мечом способна ногу отрубить.
Неоптолем
Ты обопрись-ка на мое плечо,
А лук отдай, пока нога не держит,
И стрелы тоже, могут ведь поранить,
Когда тебя боль пополам согнет.
Филоктет
Прочь лапы, грек. Не смей касаться лука.
Пока нога не держит, говори
О Милосе, об острове моем.
Прекрасней Милоса нет ничего на свете.
Как долго я деревьев не видал –
Той зелени, которая дарила
Нам мачты наших черных кораблей.
Как долго проклинаю я того,
Кто начал первым по морю шагать,
Обувшись в корабли, кто изобрел
Мою чужбину и мой путь домой.
Будь он благословен за то навек.
Как долго в одиночестве я гнил,
Как мучила меня мужская плоть –
Другая рана скованного тела,
Когда на пене волн соленых моря
Друг к другу нежно приближались птицы,
Когда ласкали волны красный камень –
Мое жестокое пустое ложе.
Свези меня на Милос. Подержи
Мне эту ногу, что меня не держит,
Не хочет на желанный путь ступить.
И руку мне для лука дай взаймы,
Пока моя рука вновь не окрепнет.
Давал он крылья голоду взаймы,
И я опережал врагов крылатых,
Зубам давал он на небе пастись,
Хватал стервятников он мертвой хваткой.
Я никогда не расставался с ним,
Его вложил мне в руки сам Геракл
За то, что я исполнил страшный долг,
Который сын исполнить не сумел,
Когда сгорал Геракл живьем в рубашке,
Подаренной его жене кентавром,
Я факел к куче хвороста поднес
И все, что не хотел он больше видеть, –
Жену, детей, и небеса, и землю,
И собственную страждущую плоть, –
Закрыл от глаз его огнем бескрайним.
Продлил мне умиранье этот лук,
Пока не поднял ты меня из смерти
В жизнь, что не знает смерти до конца.
Неоптолем(берет лук)
Не видеть бы ни Лемноса, ни Трои.
Зачем я сделал шаг на том пути,
Где как мечом я сам себя рассек.
Удар ужасней, чем удар меча,
И раны этой время не залечит
Мой путь не будет для тебя желанным.
Филоктет
Как много слов для слова одного.
Второй раз коршунам отдай меня.
Тебе противна мерзостная вонь,
Что отдала меня им в первый раз.
Верни мне лук и можешь уходить,
Избавь корабль от тягостного груза,
Избавь свой слух от диких криков боли,
Хочу забыть о том, что ты здесь был.
Какой-то тени тень меня накрыла,
Мираж какой-то выкинуло солнце,
Развратничая в полдень здесь, на камне,
Иль человечьим языком со мной
Заговорил прибой. Иль изрыгнул
Блевотину какой-то коршун здешний,
Сожравший грека под стенами Трои,
И, голос обретя, она болтала.