Филоктет — страница extra из 14

Вот и омытый морем дикий Лемнос[1] —

Безлюдная, пустынная земля.

Здесь, о Неоптолем, дитя Ахилла,

Храбрейшего из греков, мной когда-то

Оставлен был мелиец[2], сын Пеанта,

С больною, загноившейся ногой —

Начальствующих был на то приказ:

При нем свершать уж не могли мы с миром

Ни жертв, ни возлияний — так вопил он

10 На весь военный стан, стонал и беды

Накликивал… Но для чего о прошлом

Рассказывать? Не время многословить.

Прознает он, что прибыл я, — тогда

Прощай вся хитрость: упущу его.

Итак, теперь ты должен мне помочь:

Ступай и посмотри, где здесь пещера

О двух отверстьях, — солнце в холода

Там пригревает с двух сторон, а летом

Спать хорошо при легком сквозняке.

20 Пониже, слева, — если только цел он, —

Найдешь источник ключевой воды.

Потом вернись тихонько сообщить,

Здесь он живет иль где-нибудь подальше.

А я тебе, что надо, доскажу,

И, сговорившись, завершим мы дело.

Царь Одиссей, задача не трудна:

Мне кажется, я вижу ту пещеру.

Где видишь? Ниже или над собой?

Вверху… но тихо все, шагов не слышно.

30 Вглядись: он не лежит ли там, не спит ли?

В пещере пусто, нет там никого.

Но видно ли, что все же в ней живут?

Там ворох листьев — видимо, ночуют.

Пещера остальная вся пуста?

Вон кубок деревянный самодельный,

Работы неискусной… и огниво.

Да, это он сокровищ накопил…

Ах, что это? — Какие-то лохмотья,

На солнце сохнут: гной их пропитал.

40 Сомненья нет — он здесь живет… и сам

Поблизости… С ногою, столько лет

Недужною, не отойдешь далеко.

Он, верно, вышел пищи поискать

Иль травы рвет, смягчающие боль.

(Указывая на моряка, спутника Неоптолема.)

Отправь его разведать: коль врасплох

С ним встретимся, меня охотней сгубит,

Чем всякого другого из аргивян.

(к моряку)

Ступай!

 (К Одиссею.)

Дорога будет

под надзором.

Так продолжай, что ты хотел сказать.

50 Ахиллов сын, ты прибыл ради дела,

Где мало быть могучим храбрецом.

Услышишь то, чего не знал ты раньше.

Способствуй мне — ты должен мне помочь.

Приказывай.

Так слушай: Филоктета

Ты должен хитрой речью обмануть.

Когда он спросит, кто ты и откуда,

Ответь: Ахиллов сын — скрывать не надо…

Скажи, что ты плывешь домой, покинув

Стан эллинов, что их ты ненавидишь,

60 Что к ним прибыть тебя молили сами,

Иначе, мол, не взять им Илиона, —

Когда же ты потребовал по праву

Доспех отца, то в просьбе отказали

И Одиссею отдали его.

Брани меня вовсю и сколько хочешь,

Я не обижусь, — а не кончишь дела,

Так всех аргивян горем поразишь.

Доколе Филоктетов лук не наш,

Тебе не сокрушить страну Дардана.[3]

70 Ведь ты не то, что я: ты можешь с ним

Беседовать уверенно, спокойно.

Ты плыл под Трою, не давая клятвы,[4]

Не из нужды… В походе первом не был.

А мне нельзя придумывать, — к тому же

Коль лук при нем и он меня увидит,

Так мне конец, да и тебе со мной.

Ты должен хитрый выдумать рассказ,

Чтобы похитить лук непобедимый.

Ты, знаю, сын мой, не рожден таким,

80 Чтоб на обман идти и на коварство, —

Но сладостно… торжествовать победу!

Решись!.. Вновь станем честными… потом…

Забудь же стыд, — всего на день один

Доверься мне… а после почитайся

Весь век благочестивейшим из смертных!

Когда претят мне чьи-либо слова,

Их выполнять мне мерзко, сын Лаэрта!

Я не рожден для подлого лукавства, —

Был не таков, по слухам, и отец.

90 Нет, взять готов я Филоктета силой, —

Но не обманом: он, с одной ногой,

Нас, стольких, одолеть в борьбе не сможет.

Помощник твой боится оказаться

Предателем… Царь, честно проиграть

Прекраснее, чем победить бесчестно.

О сын Ахилла, в юности и я

Не скор был на язык и скор на дело.

Но опытнее стал и понял: в мире

Не действия всем правят, а слова.

100 Но ты же мне приказываешь — лгать!

Ты должен Филоктета взять обманом.

Зачем обман — не лучше ль убежденье?

Не убедишь… и силой не возьмешь…

Он так в своем могуществе уверен?

Непобедимым луком сеет смерть.

Так, стало быть, и подходить опасно?

Лишь с хитростью, как я тебе сказал.

Но не считаешь ты, что ложь — позор?

Нет, — если ложь бывает во спасенье.

110 Ты не краснеешь сам от этих слов?

Коль виден прок, так действуй не колеблясь.

Какой мне прок, что он вернется в Трою?

Пасть может Троя от его лишь стрел.

Как?.. Стало быть, не я разрушу Трою?

Ни стрелы без тебя, ни ты без них.

Да… Эти стрелы стоит нам добыть…

Знай: будешь ты вдвойне вознагражден.

Чем?.. Я, узнав, не откажусь, пожалуй…

И доблестным и мудрым будешь назван.

120 За дело же! И пусть умолкнет совесть!

Но ты запомнил все мои советы?

О, будь уверен, — раз я обещал.

Итак, останься здесь и жди его.

А я пойду, чтоб он меня не видел.

Лазутчика верну я на корабль;

Но если вы задержитесь, обратно

Пришлю сюда того же человека

Под видом корабельщика-купца, —

Пускай его он примет за чужого.

130 Речь хитрую он заведет, мой сын, —

Из слов его все извлекай, что нужно.

Я ухожу, теперь — твоя забота.

Пусть нас ведет Гермес — Водитель душ

С Афиною, заступницей моею.

Чужому на чужбине — что мне должно, царь,

Таить и что говорить

Ему, недоверчивому?

Научи. Ты всех искусней

На земле и всех мудрее.

140 Ведь божественный скипетр Зевса

У тебя, государь, в руке.

Волей неба наследник ты

Древней власти. Наставь же, сын,

Как нам лучше помочь тебе.

Как я вижу, ты хочешь взобраться сперва

На обрыв и жилище его осмотреть, —

Так исследуй спокойно. Но только к жилью

Подойдет он — угрюмый скиталец, — следи:

Буду знаки рукой подавать. Помогай,

150 Как потребуют время и дело.

Давно твои заботы нас заботят, царь,

Всегда за благом твоим

Следит ревниво мой глаз.

Но скажи вернее, где же

Он приют себе устроил,

Где живет? Не бесполезно

Место знать, чтоб он, таясь,

Не застиг случайно нас, —

Где он входит, где выходит,

160 Где тропа к его жилью?

Вон его обиталище с входом двойным —

Видишь? — в полой скале.

А куда же он сам, злополучный, ушел?

Верно, здесь на какой-нибудь ближней тропе

Бродит в поисках пищи. Молва говорит,

Что охотой одной существует бедняк,

Бьет пернатыми стрелами диких зверей, —

В неизбывном унынье.

Горе, истинно горе!.. Страдает давно —

170 И не может найти

Исцелителя длительной муки.

Жалко, жалко мне бедного!

Нет заботы о нем людской,

Не присмотрит за ним никто.

Несчастливец, всегда один,

Хворью тягостной мучится!

А любая нужда вставать

Заставляет, идти… И как

Он терпит такую жизнь?

180 Вот она — длань богов!..

О, несчастнейший смертных род!

Нет его горестям меры…

Из людей родовитейших

Никому не уступит он…

А томится, всего лишен,

Вдалеке от товарищей.

Только зверя пятнистого

Да косматого видит здесь.

Безнадежно страдает он

190 От мук, от голода лютого, —

Эхо одно вдали

Повторяет, болтливое,

Раздирающий крик его.

Не дивлюсь я его горемычной судьбе:

Злые беды страдальца, коль здраво сужу,

От бессмертных исходят, — наслала же их

Хриса[5], чьи беспощадны возмездья. И то,

Что поныне, беспомощный, бедствует он, —

Тоже воля богов: значит, некий из них

200 Допустить не изволит, чтоб стрелы свои

Необорные, божьи, направить он мог

Против Трои — до срока, когда, говорят,

Принесут они Трое погибель.

Потише, сын мой…

Неоптолем

Что такое?

Звуки слышатся…

Словно кто-то страдает тяжко…

Да, это стон…

Только где же?.. Откуда он?..

Слышу, явственно слышу: кто-то

По дороге бредет с трудом…

210 Различаю глухой, гнетущий

Голос издали… Кто-то стонет,

Жалобно стонет…

Сомнения нет…

Итак, мой сын…

О чем ты?

Будь готов, решай,

Что делать… Он — близко, вон

Подошел к жилью.

Не играет он на свирели,

Как пасущий стада пастух, —

Нет, он громко от мук вопит:

220 Или ногу зашиб в пути,

Или в бухте, где нет причала,

Корабль увидал?..

Кричит так страшно!

О чужестранцы!

Кто вы такие? Как смогли причалить?

Ни пристани здесь нет, ни поселенья.

О, где, где ваша родина? Какого

Вы роду-племени? На вас, я вижу,

Столь милая мне эллинов одежда!

230 Услышать дайте говор ваш… Не бойтесь,

Что так я одичал… Не отвращайтесь,

Нет, сжальтесь над несчастным, одиноким,

Покинутым, без близких, средь лишений.

Заговорите, если вы — друзья…

Ответьте мне: несправедливо было б

Вам — мне не дать ответа, мне же — вам.

Скажу тебе, во-первых, чужестранец:

Мы — эллины, — ты это знать желал…

О, дорогая речь! Как сладко слышать

240 Такого мужа после стольких лет!

Зачем ты здесь? Что привело тебя, —

Что, юноша? Какой счастливый ветер?

Скажи мне все — я знать хочу, кто ты.

Мой край родной — омытый морем Скирос.

Плыву домой. Зовусь Неоптолемом, —

Я сын Ахилла. Знаешь все теперь.

Сын друга моего, земли родной!

О старого питомец Ликомеда![6]

Зачем сюда пристал? Плывешь откуда?

250 Сейчас я путь держу от Илиона.

Что ты сказал?.. Когда в поход на Трою

Мы отправлялись, с нами ты не плыл.

Ты тоже был участником похода?

Иль ты не знаешь, кто перед тобой?

Нет, я тебя не видел никогда.

Не знаешь даже имени? Не слышал,

Как бедствую, как погибаю здесь?

Поверь, я ровно ничего не знаю.

Поистине, несчастный я, богами

260 Отверженный!.. И слуха обо мне

Ни дома нет, ни в остальной Элладе!

А те, кем так безбожно был я брошен,

Смеются, притаясь… Меж тем недуг мой

День ото дня становится все злей.

О юноша, достойный сын Ахилла,

Ты, может быть, и слышал обо мне:

Владелец я Гераклова оружья,[7]

Я — Филоктет, Пеанта сын. Два брата —

Вожди полков — и кефалленян царь[8]

270 Предательски здесь бросили меня,

Когда лихой терзал меня недуг,

Лихой укус ехидны смертоносной.

На острове покинули больного,

Как по пути с омытой морем Хрисы

Их корабли причалили сюда.

Едва приметили, себе на радость,

Что я заснул, устав от сильной качки,

На берегу, в укрытье под скалой,

Уплыли, мне, несчастному, подбросив

280 Тряпья да снеди малость… им самим

Так пострадать бы!.. Каково мне было

Проснуться после их отплытья, сын!

Как плакал я! Как горестно стонал,

Когда увидел, что суда уходят,

С которыми я прибыл, что со мною

Нет ни души, кто мог бы мне помочь,

Болящему! Смотрел — и ничего

Не находил кругом… одно лишь горе, —

Но горя — в изобилье, милый сын!

290 Так дни за днями шли, и приходилось

Мне самому прокармливать себя

В моем жилище тесном. Этот лук

Мне был кормильцем: диких голубей

Я им стрелял. К тому, что добывала

Стрела, слетев с упругой тетивы,

Я, злополучный, полз ползком, влача

С трудом больную ногу. Нужно ль было

Достать воды иль сучьев наломать, —

Зимой мороз не редок, — я, несчастный,

300 Едва тащился. Не было огня, —

Я из кремней насилу высекал

Сокрытое в них пламя — тем и жил.

В конце концов есть и огонь и кров,

Все, что мне нужно, — нет лишь исцеленья.

Теперь скажу об острове: никто

По доброй воле здесь не бросит якорь.

Здесь некуда причалить мореходу,

Чтоб выгодно поторговать; приюта

Здесь не найти нигде! Кто осторожен,

310 Сюда не подплывет — случайно разве, —

Кто долго жил, с тем всякое бывало.

Зайдут иные, сын, — поговорят…

Сочувствуют… Из жалости подбросят

Какой-нибудь еды или тряпья.

Когда ж прошу меня домой доставить, —

И слушать не хотят! Я, злополучный,

Десятый год здесь гибну — голодаю

И бедствую, и ест меня болезнь.

Вот что со мною сделали Атриды

320 И Одиссей! О, пусть пошлют им боги

Так пострадать, как я теперь страдаю!

И я, поверь, сочувствую тебе

Не меньше тех пришельцев, сын Пеанта…

Согласен я со всем, что ты сказал:

Сам хорошо я знаю и Атридов,

И дерзость Одиссея… Злые люди!

И ты клянешь Атридов ненавистных?

И ты обижен? Пострадал от них?

О! Я насыщу ненависть свою!

330 Пускай узнают Спарта и Микены,

Что Скирос[9] тоже доблестных родит!

Отлично, сын… Скажи, из-за чего же

Ты против них такой питаешь гнев?

Пеанта сын, я расскажу — хоть тяжко! —

Как был я оскорблен, прибыв под Трою.

Лишь рок судил Ахиллу умереть…

Увы!.. Не продолжай… Скажи сперва,

Скажи… ужели сын Пелея — умер?

Да, — но убит был богом, а не смертным,

340 Как говорят: сражен стрелою Феба.

Убитый был убившего достоин!

Смущен я, сын… о бедах ли твоих

Расспрашивать или о нем скорбеть?

С тебя довольно бед своих, несчастный,

Чтоб не скорбеть о горести других.

Ты правильно сказал… но продолжай, —

Как был ты ими оскорблен, поведай.

На судне расписном ко мне явились

Царь Одиссей с наставником отца

350 И заявили — вправду иль обманно, —

Что, раз отец мой умер, суждено

Мне — только мне — разрушить крепость Трои.

Так говорили, друг мой, торопя

Отплытие, — и я пустился в путь.

Всего сильней я жаждал увидать

Покойного еще не погребенным, —

Я раньше не видал отца… К тому же

Влекла и мысль твердыню Трои взять,

И на вторые сутки по отплытье

360 Мы счастливо к печальному Сигею

Причалили. Я окружен был войском.

Приветствовали дружно. Все клялись,

Что видят вновь Ахилла, как живого.

А он — был мертв… И я в глубоком горе

Его оплакал, а потом пошел

К друзьям Атридам — так я полагал! —

Спросить доспех отца и остальное.

Увы! Как был бесстыден их ответ!

«О сын Ахилла, что принадлежало

370 Родителю, бери, но у доспеха

Теперь другой хозяин — сын Лаэрта!»

Я зарыдал, вскочил, охвачен гневом,

И говорю им в горести своей:

«Презренные! Решились вы другому

Отдать доспех мой, не спросясь меня?»

Тут Одиссей сказал — стоял он рядом:

«Мне, юноша, доспех по праву отдан:

Доспех и тело я ведь отстоял».

Тут я вскипел и все, что мог придумать

380 Обидного, сказал ему в лицо:

Ведь он отнять задумал мой доспех!..

И тот, хоть от природы хладнокровен,

Был, видно, уязвлен и отвечал:

«Твой долг быть с нами, ты же с нами не был.

И речь твоя дерзка. Так знай: на Скирос

Тебе с доспехом этим не отплыть!»

Наслушавшись подобных оскорблений,

Теперь плыву домой… Меня ограбил

Злодей и сын злодея Одиссей.

390 Не так виню его, как их — вождей.

Ведь город или рать всегда зависят

От тех, кто во главе стоит. Наказы

Начальников народ нередко портят…

Я кончил. Ненавидящий Атридов

Да будет мил богам, как мил он мне.

Зевса мать,

Кормящая и всех и вся, о Гея,[10]

Чей приют — златой Пактол![11] Богиня гор!

К тебе мы и там

400 Взывали, под Троей,

Могучая Матерь,

Когда оскорбили

Атриды его,

Вручив Одиссею

Ахиллов доспех —

Награду наград, —

К блаженной, тебе,

Которой упряжка

Львы-быкобойцы!

410 Я вижу, чужестранцы, — в самом деле

У нас судьба — едина. Узнаю

Атридов руку, руку Одиссея.

О, у него всегда дурные речи

На языке; лукавый негодяй,

Стремится он всю жизнь к бесчестным целям.

Хоть нечему дивиться здесь, но все же

Дивлюсь: как допустил Аякс великий?

О друг, он был уж мертв. Нет, не могли бы

Они меня ограбить, будь он жив.

420 Как?.. Иль ушел и он в обитель мертвых?

Да, он не видит больше света дня.

Конечно! Ни Тидеево отродье,[12]

Ни сын, Сизифом проданный Лаэрту,[13]

Не умерли!.. Вот им бы умереть!

Напротив. Будь уверен: процветают

Они теперь в аргивском ополченье.

А этот старец доблестный… мой друг,

Пилиец Нестор[14] — жив?.. Он их злодействам

Препятствовать умел советом мудрым.

Его постигло горе: потерял он

Возлюбленного сына, Антилоха.

Ты сообщил о смерти двух мужей,

Которых смерть мне всех иных больнее.

Увы, увы!.. Что ж думать?.. Этих нет,

А Одиссей все жив, когда ему бы

Погибнуть подобало вместо них!

Смел и хитер… Да ведь сорваться может

И хитрая затея, Филоктет.

Но — заклинаю! — где же был в то время

440 Патрокл, любимец твоего отца?

Патрокл, увы, скончался тоже. Словом,

Одно скажу: война дурных щадит —

Ей любо похищать лишь наилучших.

Согласен. Потому-то и хочу

Спросить тебя о негодяе том,

Говоруне искуснейшем — что с ним?

Ты разумеешь снова Одиссея?

Нет, не его… А был такой Терсит.[15]

Бывало, разглагольствует, хоть слушать

450 Его никто не хочет. Жив ли он?

Да, жив, по слухам, — я его не видел.

Я так и знал: не погибает злое, —

Нет, боги покровительствуют злу.

Им любо плута тертого, лукавца

Нам из Аида возвращать![16] А честных,

Достойнейших знай гонят в царство тьмы!

Что тут сказать?.. Как восхвалять богов?

Я их хвалю… но вижу: дурны боги!

Что до меня, сын властелина Эты,

460 Я твердое решенье принял: впредь

Остерегаться Трои и Атридов.

Нет, у кого дурной силен над честным,

Благое гибнет и у власти трус, —

Тех никогда не назову друзьями.

Я удалюсь на мой скалистый Скирос

И буду счастлив там, с меня довольно.

Итак, пора мне на корабль. Прощай,

О сын Пеанта! Боги да пошлют

Желанное страдальцу исцеленье.

470 Идемте же! Лишь только бог нам даст

Погоду, в тот же час подымем якорь.

Так скоро, сын?..

Ждать надобно погоды

Не вдалеке, а возле корабля.

Молю отцом и матерью твоей,

Всем, что тобой в краю родном любимо,

Молю тебя: не покидай меня

Здесь одного, — мои ты видел муки,

Ты слышал, сколько бедствий здесь терплю.

Возьми меня с собою, — неприятен,

480 Я понимаю, этот лишний груз…

Но наберись терпенья. Светлым душам

Не мил позор, их честь — в поступках добрых.

Откажешь мне — заслужишь ты упреки,

Исполнив же — прославишься, мой сын.

Дай мне живым сойти на землю Эты.

Ты на заезд и дня не потеряешь!

Решись! Возьми меня с собою, брось

Куда-нибудь — на нос, иль на корму,

Или на дно, — где я мешал бы меньше!

490 Склонись! Во имя Зевса всех молящих,

О, согласись! Хромой, я на коленях

Тебя молю, бессильный… Не покинь

Страдальца здесь, где нет следа людского.

Спаси меня, свези меня домой

Иль в Халкодонтскую доставь Евбею —

Оттуда путь до Эты недалек, —

К Трахинскому хребту, к струям прозрачным

Сперхея; дай любимому отцу

Меня обнять… боюсь, давно он умер

500 Там без меня… Не раз я у заезжих

Расспрашивал и слал к нему мольбы, —

Чтоб сам приплыл он, взял меня и вывез

На родину. Иль умер он, иль те,

Кого я посылал, спешили к дому,

Пренебрегая мной, — винить ли их!

Теперь тебя молю, в котором вижу

И спутника и вестника, — о, сжалься!

Спаси меня! Опасна и страшна

Судьба людей — им изменяет счастье!

510 Пусть горе далеко — должны мы помнить

Всегда о нем; живя благополучно,

Тем более беречься мы должны.

Сжалься, царь!

О тягостных поведал он бореньях —

Бед подобных да не ведают друзья!

О, если ты злостных

Не терпишь Атридов,

Их козни на пользу

Ему обрати.

520 Я взял бы страдальца

На свой снаряженный,

На быстрый корабль,

Отвез бы в желанный

Отеческий край,

Домой… Избежал бы

Я гнева богов.

Со стороны глядишь — не будь поспешен:

Как станет невтерпеж его зараза,

Не измени сужденья своего!

530 О нет! Уверен будь, что не придется

Меня потом за это упрекать.

Ну что же! Отставать от вас мне стыдно

В желанье другу нашему помочь.

Итак — плывем! Готовься же, мой друг.

На корабле тебя охотно примут.

О, только бы отплыть нам дали боги

От этих скал в наш предрешенный путь!

О, счастья день! О юноша прекрасный!

Вы, милые гребцы! Как я на деле

540 Вам докажу признательность свою?

В дорогу, сын!.. Но раньше в нежилое

Зайдем жилье — проститься. Сам увидишь,

С каким трудом поддерживал я жизнь.

Никто на свете, думаю, не смог бы

Стерпеть и вид один моих мучений.

Но я себя к страданьям приучил.

Стой! К нам подходят двое — что-то скажут?

Один моряк — из ваших, а другой,

Знать, чужанин… Потом туда войдете…

550 О сын Ахилла, с просьбой обратился

Я к моряку, который сторожит

С двумя другими твой корабль у моря,

Чтоб он сказал, где отыскать тебя.

Не чаял здесь с тобою повстречаться.

Я — корабельщик; при немногих людях

Плыву домой из Трои в Пепареф,[17]

Обильный виноградом. Но, узнав,

Что моряки — твои, я порешил

Не отплывать отсюда молчаливо,

560 А все тебе открыть… и жду награды.

Ты, может быть, еще не знаешь сам

О том, какие ныне строят козни

Аргивяне… не только строят козни, —

А уж взялись за дело и не медлят…

Не чужд я благодарности, ценю

Любезное твое предупрежденье.

Но поясни: о чем ты? Знать хочу,

Что мне еще аргивяне готовят?

Пустились за тобой на кораблях

570 Тесея сыновья и старый Феникс.[18]

Чтоб силою вернуть иль убежденьем?

Не знаю сам: передаю, что слышал.

А Феникс и товарищи его —

Усердствуют не ради ли Атридов?

При этом дело делается спешно.

Что ж Одиссей сюда не прибыл сам

С известием? Чего-нибудь страшится?

Он и Тидеев сын искать другого

Готовились, когда я отплывал.

580 Сам Одиссей?.. Но кто же тот… другой?

Да есть один… Но этот человек —

Кто он? — остерегись… услышать может…

Друг пред тобою — славный Филоктет.

Не спрашивай же боле!.. Поскорее

Отчаливай… беги от этих мест!

О чем он, сын? С тобою потихоньку

Торгуется… не обо мне ли речь?

Не знаю сам… Но пусть открыто, вслух

Он скажет все тебе, и мне, и им.

590 Ахилла сын, не ссорь меня с их войском,

Не принуждай — от них благодеяний

Немало вижу, бедный человек.

Я враг Атридов, этот чужестранец —

Мне лучший друг: их ненавидит тоже.

Коль с добрым чувством ты пришел ко мне,

Так ничего утаивать не должен.

О юноша, подумай…

Я подумал.

Ты будешь отвечать.

Пусть… Говори!

Изволь. Как раз отправились — за ним

600 Тидеев сын с могучим Одиссеем

И клятву дали возвратить его,

Иль убедив вернуться, или силой.

Все слышали ахейцы, как о том

Вел речи Одиссей. В успехе дела

Уверен он, — уверенней, чем спутник.

Но что ж Атридов побудило вдруг

Вновь, через столько лет, о нем подумать,

Которого здесь бросили когда-то?

Какая прихоть? Или месть богов,

610 Готовая всегда карать дурное?

Открою все, коль, видно, ты не слышал.

Был у троян гадатель благородный,

Приамов сын, по имени Елен.

И вот лукавец, всеми поносимый,

Плут Одиссей, один, средь ночи выйдя,

Схватил его и славную добычу

Привел, в цепях, к ахейцам на собранье,

Им предсказал гадатель между прочим,

Что не разрушить им твердыню Трои,

620 Пока… его не привезут назад,

Уговорив покинуть этот остров.

Едва о том услышал сын Лаэрта,

Сейчас же обещал его доставить

И показать ахейцам, похваляясь,

Что убедит вернуться добровольно,

А если нет, так силой привезет, —

В том голову давал на отсеченье.

Ты слышал все, о сын. Но мой совет

Тебе и всем твоим — поторопиться.

630 Несчастный я! Так он — само злодейство! —

Меня уговорить дал клятву… Нет!

Нет, я скорей на свет из царства мертвых

Вернусь, как некогда отец его.[19]

Не знаю ничего. Я возвращаюсь

На свой корабль… Так помогай вам боги!

Друг, не ужасно ль это? Сын Лаэрта

Надеется, что, обольстив, ахейцам

Меня покажет там, спустив на берег?

Нет, я скорей послушаюсь мерзейшей

Ехидны, от которой обезножел!

О! все сказать способен он, на все

Дерзнуть. Да, знаю: он приедет.

Скорей же, сын! Пусть море всею ширью

Отделит нас от корабля его!

В путь, в путь скорей!.. Поторопившись с делом,

Спокойным сном бываешь награжден.

Лишь ветер переменится, отчалим.

Пока еще он не попутен нам.

Любой хорош, когда бежишь от бедствий.

Но этот ветер плыть и им мешает.

О! Никакой не помешает ветер

Разбойникам и грабить и хватать.

Коль так — плывем… Но забери в жилье,

Что надобно или оставить жалко.

Да, надо взять… хоть выбор не велик!

Найдется все на корабле моем…

Там у меня трава: ее кладу

На язвину, и утихают боли.

Неси ее. Что хочешь взять еще?

660 Стрелы там не осталось ли случайно…

Боюсь, другому как бы не достались.

А держишь ты… тот самый, славный лук?

Вот он, в руке моей — другого нет.

Взглянуть могу ль поближе, прикоснуться,

Могу ль его почтить, как божество?

Ты, милый сын мой, можешь… Все мое

К твоим услугам, — все, чего желаешь.

Хочу его коснуться, если это

Богам угодно. Если нет — не надо.

670 Святые, сын, слова… Коснись: ты — можешь.

Ведь ты один вернул мне солнца свет,

Мой край эгейский, старого отца

И близких всех. Врагами я повержен —

Ты над врагами вновь меня вознес.

Не бойся. Можешь брать его и снова

Мне возвращать. Гордись по праву: ты

Один его коснулся… Ты — достоин.

Я сам его благодеяньем добыл.

Я счастлив, что узнал тебя, что ты

680 Мне друг. Кто на добро добром ответит, —

Друг истинный, ценнее всех богатств.

Входи же внутрь.

Войди и ты со мной:

Я человек больной, меня поддержишь.

Я слыхивал преданье, — пусть не видел сам, —

Как грозный вседержавного Крона сын[20]

Иксиона,[21] проникшего

К ложу бога,

К колесу прикрутить велел.

Но не слышал я и не видел я,

690 Чтобы столько мук человек терпел

От судьбы, как этот злосчастный муж.

Никому не строил козней,

Зла не знал,

Честным с честными был — и вот

Гибнет, брошенный! Дивлюсь:

Как же мог он, одинокий,

Внемля волн одних прибой,

Не погибнуть, столь гонимый

Беспощадною судьбой?

700 Один, ходить не в силах, сам себе сосед, —

И никого, кто был бы при нем, страдальце,

С кем бы мог поделиться он

Долгой мукой,

Плоть снедающей, пьющей кровь.

Кто б корней целебных нарыл ему

Из земли святой, из кормилицы!

Кто бы мог горячей крови поток

Из его открытой язвы

Остановить —

710 Из недужной его стопы.

День за днем влачился он,

Еле ползал, — как младенец,

Если няньки нет при нем;

Только боли полегчают,

Плелся, выхода искал.

От земли от святой

Он не вкушал плодов,

Тех, что ест человек,

Плуг познавший и серп, —

720 Нет, питался лишь тем,

Что добудет ему

Лук крылатый своей стрелой.

О, душа горемычная!

За десять долгих лет

Не услаждался

Вином, — нет, жаждой томимый,

Вкруг глядел, не найдется ль где

Родниковой воды глоток!

Ныне встретил бедняк

730 Сына добрых людей.

Беды пройдут, и он

Счастлив станет, велик!

Юный везет его

На корабле своем,

После стольких годов, в родной

Край, обитель мелийских нимф,

На прибрежья Сперхеевы,

Где меднощитый

Муж[22] на высотах Эты,

740 Озаренный огнем родителя,

В сонм бессмертных вознесся.

Входят Неоптолем и Филоктет.

Иди, прошу… Но что ты без причины

Вдруг замолчал? И чем ты так встревожен?

Ox, ox, ox, ox!..

Что стонешь?

Ничего… Идем, мой сын.

Иль мучает тебя твоя болезнь?

Нет, нет… постой… как будто полегчало…

О боги!..

Что ж ты богов так слезно призываешь?

Чтоб снизошли помочь и нас спасти.

Ох, ох, ох, ох!

750 Но что с тобой? Или сказать не хочешь?

Не запирайся… Ты страдаешь, друг…

Пропал я, сын… Скрыть не могу от вас

Свои мученья… Ах!.. Опять вступило…

Вступило… Ах, несчастный, бедный я!..

Пропал я, сын… Снедает… Ай-ай-ай!..

Ай-ай-ай-ай-ай-ай-ай-ай-ай-ай!..

Сын, ради бога… если при тебе

Есть меч, молю, ударь им по ноге

Моей больной!.. Скорее… отсеки…

760 О, не щади меня!.. Скорее, сын!..

Что нового случилось? Почему

Такие вопли, стоны? Что с тобой?

Ты знаешь, сын мой…

Что?

Ты знаешь, милый…

Не знаю, что с тобой…

Не знаешь?.. Ай!..

Да, тяжко выносить такой недуг…

Невыразимо тяжко… Сжалься, сын!

Что ж делать мне?

Не брось меня со страха…

Последний приступ был давно… и этот

Утихнет скоро… скоро…

О, несчастный!

770 Несчастный, да… поистине страдалец…

Помочь тебе? Рукою поддержать?

Не надо, нет… А лук возьми — об этом

Меня просил ты только что… Пока

Болезни приступ не отпустит, зорко

Блюди его… Едва лишь боль стихает,

Мной всякий раз овладевает сон.

Мук раньше не прервешь… Но после дайте

Мне спать спокойно… Если ж в это время

Придут они… богами заклинаю:

780 Ни волей, ни неволей, нипочем

Не отдавай им лука — иль погубишь

Ты и себя со мной, тебя молящим.

Я бдителен, а лук держать мы будем —

Лишь ты да я… Давай его — на счастье!

(передавая лук)

Вот, милый… Но моли богов ревнивых,

Чтоб ты через него не пострадал,

Как я и тот, кто обладал им прежде.

Да будет так, молю. И пусть удачным

И легким будет плаванье, куда бы

Ни вел нас бог! Готовьтесь же к отплытью.

Боюсь, мой сын, — исполнится ль желанье:

Кровь черная закапала из язвы

Опять… опять ждать приступа… Увы!

Стопа моя! Опять начнется мука…

Вступает вновь…

Вот… подошло вплотную… Горе мне!

Вы видите… Но только — не бегите!

Увы, увы!

О кефалленский «друг»! Тебе бы эту

800 Всю душу раздирающую муку!

Ах, ах!.. Вы двое, братья-полководцы,

Вы, Агамемнон с Менелаем! Вам бы

Такую боль на годы!.. а не мне…

Ох, горе, горе!

О смерть, о смерть! Давно тебя зову,

Всяк день зову… Иль ты прийти не можешь?

О юноша! О мой великодушный!

Возьми меня, сожги в огне лемносском,[23]

Которому так часто я молился!

810 Когда-то просьбу ту же для Геракла

Исполнил я — и луком награжден.

Я жду ответа.

Что же молчишь? Где ты витаешь, сын?

Давно в душе твоею мукой мучусь.

Не беспокойся… Боль находит сразу,

Зато и отпускает скоро, сын.

Но умоляю — не бросай меня!

Нет, — мы останемся.

И ты?

О да.

Я связывать тебя не стану клятвой.

820 Не вправе я уехать без тебя.

Дай руку в подтвержденье.

Вот рука.

Теперь веди меня, веди…

Куда же?

Наверх.

Иль бредишь вновь? Что смотришь в небо?

Оставь, пусти…

Куда пустить?

Оставь…

Нет, не могу.

Убьешь меня, коль тронешь.

Изволь, не стану — только успокойся.

О мать Земля! Прими меня… кончаюсь…

Нет сил моих терпеть… не держат ноги…

Сон овладел им, видимо, надолго.

830 Уж свесилась бессильно голова.

Все тело обливает пот холодный.

А на стопе чернеющая жила,

Я вижу, прорвалась. Друзья, оставим

Его в покое — пусть себе уснет.

Сон, ни страданья, ни боли не знающий,

Нежным дыханьем повей!

Мир и отраду дающий владыка!

Этот сияющий свет

Да не угаснет в очах его сонных…

840 Сойди, исцелитель, сойди!

Сын, решай же: как поступишь,

С нами плыть куда надумал?

Видишь сам, — он спит глубоко.

Для чего нам медлить здесь?

Доброго часа

Не упустить бы!

Удачу сулит он,

Спешить велит.

Спит и не слышит… Но знаю: напрасно мы

850 Лук захватили бы,

Если, с собой не забрав и хозяина,

В море пустились бы.

Восторжествует лишь он. Привезти его —

Божье веление.

Стыд и позор — похваляться, не выполнив

Хитрого дела.

Юноша, бог обо всем позаботится…

Но берегись — говори

Тихо со мною, тихонько ответствуй:

860 Сон у болящих — не сон.

Все, что вокруг, различает он явственно,

Дремлет, а внемлет всему…

С осмотрительностью вящей

Завоевывай награду,

Дело делай втихомолку…

Я о спящем говорю…

Но если решил ты

Забрать горемыку,

Разумность велит нам

870 Бояться беды.

Ветер, ветер подул нам, сын!

Он — ты видишь — лежит, не зряч,

Беззащитный, окутанный

Тьмой… Полуденный сон глубок.

Не шевельнет ни рукой, ни ногой, —

Замер… с виду — мертвец мертвецом.

Мне рассудок говорит:

Будь разумен, лишь действуй,

Чтобы ужасов не знать!

880 Молчите, говорю, и образумьтесь.

Он поднял голову, открыл глаза.

Вновь вижу свет!.. И вы, друзья, вы здесь, —

А я и не надеялся… О милый,

Не думал я, что так ты терпелив,

Что здесь мои переживаешь муки

С сочувствием, готовый мне помочь.

О нет! Атриды, «славные вожди»,

Не так легко сносили эту тягость.

Сам благородный, благородной крови,

890 Ты без усилья терпишь, милый сын,

Мой крик истошный и зловонье язвы.

Теперь же, друг, раз боль моя утихла

И отдохнуть дала мне наконец,

Приподыми меня, чтоб мог я встать.

Когда же минет слабость, на корабль

Пойдем скорей и отплывем немедля!

Я радуюсь, что ты остался жив

И боль утихла, — я терял надежду:

Так был ужасен вид твоих мучений!

900 Казалось мне: уж нет тебя в живых.

Теперь вставай. А хочешь — эти люди

Снесут тебя: им труд любой не в тягость,

Коль это общий — твой и мой приказ.

Благодарю… Приподыми меня,

Как ты хотел. Не надо их: до срока

Не удручай их запахом тяжелым, —

Еще со мной придется вместе плыть.

Да будет так. Вставай же… сам держись!

Сейчас, привстану… ведь не в первый раз.

910 Увы, увы!.. Что ж делать мне теперь?..

О чем ты, сын? Что хочешь ты сказать?

Что говорить, не знаю… Я в смущенье.

В смущенье, сын?.. Не надо слов таких.

Дошел я до того, что сам страдаю.

Что? Иль тебе болезнь моя мешает

И ты решил не брать меня с собой?

Да, все претит, коль сам себе изменишь

И делаешь наперекор душе.

Достойного спасаешь ты: ни словом,

920 Ни делом не унизишь ты отца.

Боюсь дурной я славы — вот чем мучусь…

О нет, ты чист… но слов твоих… страшусь…

О Зевс! Что ж делать? Все сказать пора…

Иль вновь его обманывать бесстыдно?

Да он готов — коль я не заблуждаюсь —

Предать меня, здесь бросить и отплыть?

О нет, не брошу… Только я боюсь,

Что, взяв тебя с собою, огорчу.

О чем ты говоришь? Не понимаю.

930 Открою все… Ты должен — в Трою плыть,

Туда, к ахейцам и к судам Атридов.

Что?.. Горе!..

Не стенай, еще не знаешь…

Чего?.. Что хочешь сделать ты со мной?

Спасти тебя, во-первых; во-вторых,

С тобой опустошить равнины Трои.

Так думаешь ты вправду?

Побуждает

К тому необходимость — не гневись.

Погиб я… предан… Что же, чужестранец,

Ты натворил?.. Скорей отдай мне лук!

940 Не властен я: приказ вождей исполнить

Глас истины и выгода велит.

Огонь лихой! Чудовище! Предатель!

Со мной как поступил ты, нечестивец?

Так обманул! И мне в лицо глядишь…

Не я ль к твоим коленам припадал?

Отняв мой лук, ты жизнь мою похитил!

Отдай его, отдай! Сын, заклинаю

Богами родины — не погуби!

О, горе мне!.. И говорить не хочет…

950 Неужто не отдаст?.. Отворотился…

О вы, заливы, скалы! Звери гор,

Сожители мои! Утесов кручи!

Взываю к вам — к кому ж еще взывать? —

А вы к моим привыкли горьким пеням!..

Вот что со мною сделал сын Ахилла…

Клялся свезти домой — а гонит в Трою!

Он правую мне руку дал — и предал!

Украл мой лук, священный дар Геракла,

Чтоб показать аргивянам своим!

960 Меня забрать он хочет силой, я же

Совсем бессилен… я — лишь тень от дыма,

Мертвец я… призрак… Будь я здоровей, —

Нет, не посмел бы он… Да и больным-то

Лишь хитростью сумел он овладеть!

Обманут я, злосчастный. Что ж мне делать?

Отдай мне лук!.. Стань вновь самим собою.

Ответь же мне!.. Молчишь… Увы… конец…

О мой приют пещерный, возвращаюсь

К тебе без стрел, на голод обречен.

970 Уж не пронзать мне поднебесных птиц,

Зверей в горах. Теперь, увы, несчастный,

Для тех, кем сам питался, стану снедью,

Добычею для собственной добычи —

За смерть их — смертью заплачу… Все он,

Он, с виду чуждый зла!.. Так сгинь!.. Но полно…

Еще ты образумишься, быть может…

А если нет — позорно пропадай!

Что ж делать? Отплывать ли, государь,

Иль продолжать его моленья слушать?

980 Ах, я ему сочувствую глубоко…

Уже давно… тем более сейчас.

О, сжалься, сын, молю: не допусти,

Чтобы тебя в насилье упрекнули.

Но как же быть?.. Ах, для чего покинул

Я Скирос свой! Так тяжко на душе…

Ты сам — не злой, но ты научен злыми

Делам постыдным. Сами пусть творят их,

А ты верни мне лук — и отплывай!

Как поступить нам, други?

Негодяй!

990 Что ты опять надумал? Дай мне лук!

Увы! Кто он?.. То голос Одиссея!..

Да, Одиссея. Видишь ты его.

Я предан, я пропал… Так это он

Поймал меня, лук у меня похитил!

Я, и никто другой, не отрицаю.

Сын, лук мой, лук верни…

Нет, не вернет,

Когда бы и желал того, — но ты

Плыть должен с нами, иль возьмут насильно.

Как, негодяй последний, дерзкий плут, —

1000 Насильно?..

Если не поедешь волей.

О Лемнос мой! О всемогущий пламень,

Затепленный Гефестом! Как стерпеть,

Что увезти меня он хочет силой?

Так знай же: Зевс над этим краем царь.

То Зевса воля, — я лишь исполнитель.

Придумал!.. Прячась за спину богов,

И их, подлец, в лжецов ты превращаешь.

Нет, чту их предсказанья… Ехать — должно.

Нет, говорю.

Да, говорю: покорствуй!

1010 Ах я, злосчастный! Значит, я родился

Рабом, а не свободным.

Вовсе нет.

С первейшими ты равен. Вместе с ними

Возьмешь и в прах повергнешь Илион.

Нет, ни за что… хотя бы пострадать

Еще не так пришлось на этой круче.

Что ж хочешь сделать?

Броситься с утеса

И голову о камни раскроить.

Схватить его! — Чтоб броситься не мог!

О руки, руки вы мои! — лишились

1020 Желанной тетивы… он вас скрутил…

Ты, в ком святой и честной мысли нет,

Как ты подкрался, как поймал меня!

Юнцом, мне незнакомым, заслонился!

Хоть нравом схож он не с тобой, скорее —

Со мной, — твои он выполнял приказы.

Раскаяньем он мучится теперь,

Что прегрешил и причинил мне муку.

Душа дурная, вечно с задней мыслью,

Ты научил его лукавым козням, —

1030 А он их чужд, он не хотел того.

Меня связав, ты с острова увозишь,

Где сам когда-то бросил одного,

Без дома и без близких — труп живой.

Увы!

Погибни же! — не раз я так молился…

Но радости мне боги не дают:

Ты жив, доволен, — я же, злополучный,

Знай бедствую, терплю за мукой муку.

А ты и полководцы — два Атрида,

1040 Чей ты слуга, — глумитесь надо мной.

По принужденью ты отплыл, обманщик,[24]

Под Трою с ними. Я же, горемычный,

Семь кораблей привел им добровольно —

И брошен был… ты утверждаешь — ими,

Они твердят — тобой… На что я вам?

Что вам во мне? Ведь я — ничто, я умер

Для вас давно. Отверженный богами,

Иль я теперь не хром и не зловонен?

Как жертвовать и возлиять богам

1050 При мне? Ведь я за это был покинут!

Так пропасть же на вас! И пропадете

Через меня, коль правда есть на небе.

А правда есть, да, есть — вы не приплыли б

Бедняги ради, сами по себе —

Вам обо мне бессмертные вещали…

О родина! О бдительные боги!

Да покарайте ж, покарайте их

Всех наконец! — коль вы жалеть способны.

Мне жить ужасно… Но едва услышу,

1060 Что их уж нет, — забуду про болезнь!

И на словах упорен и на деле…

Не гнется он под тяжестью беды.

Сказать я мог бы много, если б время

Позволило, — но лишь одно скажу:

Всегда я там, где быть велит мне дело.

И если речь идет о честных людях,

Так не найдется праведней судьи.

Да, я рожден, чтоб все одолевать, —

Но не тебя… Тебе я уступаю

1070 Охотно. Развяжите же его

И более не трогайте… Останься

Здесь: ты не нужен нам, твой лук — у нас.

Наш славный Тевкр — он это дело знает,

Да я и сам умею с луком ладить:

Я мечу в цель уверенной рукой.

На что ж ты нам?.. Броди себе один

По Лемносу. Мы — едем. И, быть может,

Меня ждет честь, сужденная тебе.

Что ж делать мне, злосчастному?.. И ты

1080 Аргивянам с моим предстанешь луком?

Довольно, не перечь. Я уезжаю.

О сын Ахилла! Как? И ты уедешь,

Мне на прощанье слова не сказав?

Идем. Брось на него смотреть, — не то

Испортишь все своим мягкосердечьем.

(хору)

О чужестранцы! Неужель вы тоже

Не сжалитесь, покинете меня?

Вот юный наш начальник. Наше дело —

Его слова покорно повторять.

(хору)

1090 Пусть говорит, что я мягкосердечен…

Побудьте тут, раз хочет Филоктет,

Пока на судне не наставят мачту

И не свершим моления богам.

За это время может он решенье

Переменить. Мм с ним идем, а вы —

Услышите наш зов, бегите тоже.

Ты, пустынный вертеп в скале,

Где и зной я и стужу знал.

Разлучиться с тобой, увы,

1100 Видно, мне не судьба, — моей

Смерти станешь свидетель.

Горе мне, горе!..

Ты, пещера злосчастная,

Горькой скорбью моей полна.

Чем же завтра я буду жив?

Ах, на что мне надеяться?

Отныне буду следить в выси

В ветре пронзительном птиц полет,

А сбить на лету — не смогу!

1110 Сам ты, сам, о злополучный,

Долю себе избрал.

Она не от сильных мира сего.

Если б ты был разумен,

Верно, тогда променять не подумал бы

Лучшую долю на худшую!

О, несчастный, несчастный я!

Изнурен я страданьями.

Погибать одному мне здесь,

Век людского не зреть лица.

1120 Чахнуть вплоть до кончины…

Увы, увы!

Как могучей рукой своей,

Как крылатой стрелой своей

Стану снедь добывать теперь?

Ах, меня провели слова,

В сердце лукавом укрытые…

Так пострадать бы злодею — ему

Мученья мои претерпеть!

Боги, боги так судили.

1130 Мы не стали б тебе

Козни чинить, — других проклинай,

Беды на них скликай,

А у меня лишь одно пожелание:

Дружбы моей не отвергни!

Ах! Теперь он сидит — злодей —

У белеющих волн морских,

Потрясает мой лук — моей

Горькой жизни кормильца! Кто

К нему прикоснуться

1140 Смел! О милый,

Милый мой лук,

Вырван ты силой

Из рук моих…

Скорбно тебе — если можешь почувствовать!

Нет, отныне не придется

Другу Гераклову

В дело пускать тебя,

Лук мой, по-прежнему.

У тебя хозяин новый —

1150 Ныне лукавец владеет тобой!

Подлые видишь обманы,

Гнусный лик его ненавистный,

Видишь мерзость бесчисленных козней,

Им творимых против меня…

О Зевс!

Есть у каждого право

Правду вымолвить вслух.

Но не надо, сказав, язвить,

Желчным словом уста сквернить:

1160 Войском послан Неоптолем,

По приказу он все свершил

Ради блага друзей, а мы

Ему помогали.

Ты, добыча крылатая!

Вы, о звери с огнем в глазах,

В чащах горных бродящие!

Полно прятаться, прочь бежать!

Нет стрел у меня,

Верной защиты

1170 В мощных руках!

Горе, о, горе

Бедному мне!

О, приближайтесь! Отныне бояться

Нечего… Сходись, слетайся!

Сладко вам будет

Вдосталь насытиться

Этой исчахшею,

В пятнах, плотью! Смерть за смерть!

Ибо я скоро с жизнью расстанусь:

1180 Где я прокорм найду?

Воздух пищи не даст мне отныне.

Как же мне быть теперь, обделенному

Всем, что живущим дарует кормилица

Земля?

Умоляю богами:

Если гостя ты чтишь,

Подошедшего дружески,

Сам к нему подойди и знай —

Вышло время избыть болезнь.

1190 Тяжко вечную боль питать,

Беспрестанную муку сил

Не станет терпеть!

Ах, зачем напоминаешь мне про боль мою, о лучший

Из бывавших здесь? Страдальца что ты мучаешь?.. Зачем?..

Что сказал ты?

Вижу,

Ты намерен

Взять меня в тот

Ненавистный

Край троянский?

1200 Согласись: знай, —

Там конец бед.

Место мне — здесь,

Вам пора — в путь!

По сердцу, по сердцу нам, чужеземец, твое повеление.

Идем же, идем же!

Живо на судно, к своим местам!

Зевсом молю, внимающим клятвы, —

Не уезжайте!

Полно, сдержись!

Други, останьтесь! Ради богов!..

1210 Что ты кричишь?

Увы! Увы!

О, рок, о, рок!.. Я погиб, пропал…

Нога… нога… Как мне быть с тобой?..

Как, несчастному, жить мне впредь?

Сюда! Ко мне… подойдите вновь…

Что зовешь? Или новый приказ

Дать надумал? Что же велишь?

Не упрекайте:

С мыслью речь моя не в ладу…

Дикой мукой истерзан я…

1220 Ну, так плывем, — приглашаем по-дружески.

Нет, ни за что! — в этом будьте уверены.

Нет — если даже огнем своей молнии

Сам Громовержец меня поразит!

Троя да сгинет и все, кто под Троей

Ныне стоит, кто покинул когда-то калеку

несчастного…

Просьбу одну лишь, молю вас, исполните…

Просьбу? Какую?

О, дайте, о, дайте мне

Меч, коль найдется, топор или что-нибудь…

Что же задумал ты, с чем ты торопишься?

1230 Тело на части хочу разрубить…

Смерть… смерть… вот надежда моя…

Что?..

Пойду искать отца…

Но в каком краю?

В Аиде.

Знаю, нет его на свете…

Город, город мой родной!

Не видать тебя мне боле,

Горемычному.

Сам я бросил твои священные

Струи!.. Пошел к данайцам в союзники,

1240 К ненавистным!.. и вот… пропал.

Тебя давно пора бы здесь оставить

И возвратиться на корабль, — но вижу:

Ахиллов сын сюда идет, а следом —

Поспешными шагами Одиссей.

Входят Неоптолем с Одиссеем.

Скажи, зачем обратно ты пошел

И почему такая торопливость?

Спешу исправить сделанное зло.

Речь странная… Какое зло ты сделал?

Послушался тебя и рати всей.

1250 Но что ж ты недостойного свершил?

Я человека гнусно обманул.

Кого же?.. Что ты замышляешь вновь?

О, ничего… но только… сын Пеанта…

Что ты намерен сделать?.. Страшно мне…

Он дал мне лук… И вот намерен я…

О Зевс! Что говоришь?.. Уж не вернуть ли?

Я взял его обманом, не по праву.

О боги, боги!.. Или ты смеешься?

Да… если правду насмех говорят.

1260 Что за слова?.. О чем ты, сын Ахилла?

Иль дважды мне прикажешь повторять?

Нет, предпочел бы я и раз не слышать.

Так знай же: все ты слышал до конца.

Найдется сила — помешать тебе!

Что ты сказал? Да кто ж мне помешает?

Вся наша рать, и с нею вместе — я.

Сам ты умен, а речи не умны.

Твои слова и действия — безумны!

Но честны, — честность выше, чем расчет.

1270 А разве честно уступать плоды

Моих советов?

Поступил я дурно

И попытаюсь искупить свой грех.

И не боишься ты ахейской рати?

За мною правда, и твой страх мне чужд.

Так я смогу тебя заставить силой.

И силе я твоей не подчинюсь.

Бой будет не с троянцами — с тобой!

Да будет так.

Мою ты видишь руку

На рукояти?

На мою гляди:

1280 Она за меч схватиться не замедлит.

Ну, прекратим… Приеду — расскажу

Товарищам — они тебя накажут.

Стал осторожен!.. Будь таким и впредь, —

Тогда, пожалуй, избежишь несчастья.

А ты, о сын Пеанта, Филоктет,

Покинь жилище каменное, выйди!

(за сценой)

Что вновь за крик перед моей пещерой?

Что кличете? Зачем я нужен вам?

(Показывается у входа в пещеру и видит Неоптолема.)

Ох, не к добру… Иль новых, худших бед

1290 Мне принесли вдобавок к прежним бедам?

Постой, сначала выслушай меня.

Боюсь… Уж раз ты сладкими словами

Меня прельстил — и худо было мне.

Или нельзя переменить решенье?

Ты, замышляя лук похитить мой,

Казался тоже честным, тайный недруг!..

Сейчас не то. Я только знать желал бы:

Упорствуешь ли все остаться здесь

Иль с нами поплывешь?

Молчи, довольно.

1300 Что б ни сказал ты, будет все напрасно.

Ты так решил?

Решил, бесповоротно.

Признаюсь, мне хотелось убедить

Тебя словами. Если ж не умею,

То прекращу.

Напрасны все слова.

Не завоюешь ты расположенья

Души моей. Сперва ты жизнь мою

Украл, потом с советами явился!

Ты, жалкий сын великого отца!

Пропасть вам всем — Атридам первым, сыну

1310 Лаэрта и тебе!

Сдержи проклятья.

Из рук моих прими свой лук и стрелы.

Что ты сказал?.. Ужели вновь обман?

Клянусь тебе светлейшей славой Зевса.

О, дивные слова!.. Но как им верить?

Докажет дело. Протяни же руку —

И вновь владей оружием своим.

Нет! Запрещаю — именем Атридов

И рати всей — свидетели мне боги!

Чей это голос, сын? Не Одиссея ль

1320 Я слышу?

Да, я здесь перед тобой —

И знай: тебя отправлю в Трою силой,

Желает ли Ахиллов сын иль нет.

(натягивая лук)

Так берегись: метка моя стрела.

(хватая Филоктета за руку)

Нет, нет! Молю богами, не стреляй!

Пусти, молю богами, милый сын!

Нет, не пущу…

Зачем мешаешь мне

Пронзить врага стрелою?

Не добудешь

Ты этим чести ни себе, ни мне.

Знай лишь одно: водители полков,

1330 Ахейские глашатаи неправды,

Отважны на словах, на деле — трусы!

Лук — снова твой: не можешь ты теперь

Ни гневаться, ни упрекать меня.

Да, да, — ты показал, какой ты крови:

Ты не Сизифов сын, ты — сын Ахилла,

Который был так славен средь живых

И столь же славен в сонмище умерших.

Отрадно мне, что моего отца

Ты хвалишь… и меня… Послушай все же,

1340 Чего хочу. Все смертные должны

Претерпевать, что послано богами.

Кто ж сам себе устраивает беды,

Как ты сейчас, того весьма законно

Ни извинять не станут, ни жалеть.

Ты желчен стал, советников не терпишь,

Ты сердишься на дружеские речи,

Как будто пред тобою злостный враг.

Послушай же и натвердо запомни,

В свидетели я призываю Зевса:

1350 Твой злой недуг тебе богами послан, —

Приблизиться дерзнул ты к стражу-змию,[25]

Святилище бескровельное Хрисы

Хранящему в укрытье. С этой хворью,

Доколе солнце всходит и заходит,

Не справишься, коль сам, по доброй воле,

Не вступишь на троянскую равнину.

А с нами там — Асклепия сыны.[26]

Они тебя излечат. С этим луком

И с помощью моей ты крепость Трои

1360 Повергнешь в прах. Откуда знаю, — слушай.

Там есть у нас один троянец пленный,

Елен, гадатель дивный, — он сказал,

Что так должно свершиться; и еще:

Что неизбежно Троя этим летом

Падет. Гадатель ставит жизнь в залог,

Что ложным не окажется вещанье.

Теперь ты знаешь все, — так уступи.

Ведь выгода немалая: храбрейшим

Меж эллинами почитаться, добрых

1370 Найти врачей и к высшей прянуть славе —

Многострадальной Троей овладеть!

О жизнь, о жизнь! Зачем меня ты держишь,

Постылая? Не дашь сойти в Аид?

Увы! Что делать? Как я слов его

Ослушаюсь? — они так благосклонны!

Что?.. Уступить?.. Но как, злосчастный, людям

Я покажусь? Кто мне хоть слово скажет?

Глаза мои, все зревшие, что было, —

Вы ль стерпите, что заодно я снова

1380 С Атридами, сгубившими меня,

И с окаянным отпрыском Лаэрта?

Меня язвит не прошлое страданье.

Предвижу, сколько новых мук еще

Терпеть от них! Ведь, разрешившись злом,

Душа всю жизнь дела питает злые.

Но я тебе дивлюсь: ты должен был бы

Не возвращаться в Трою и меня

Не допускать. Ты ими оскорблен,

Как сын, ты обесчещен, а меж тем

1390 Сам служишь им и вот — меня неволишь.

Не надо, друг… Меня свезти ты клялся

На родину… Плыви и сам на Скирос…

А злые да погибнут злою смертью!

Признательность заслужишь ты вдвойне:

И от меня и от отца, — злодеем

Ты прослывешь, злодеям помогая.

Ты прав, — и все ж хочу, чтобы, доверясь

Богам и мне, со мной, как с верным другом,

Решился ты отплыть от здешних мест.

1400 Как? В Трою, к ненавистнейшему сыну

Атрееву? С моей больной ногой?

К тем, кто твоей гноящейся стопы

Боль исцелит и твой недуг излечит.

Совет ужасный… Что ты говоришь?

Обоим нам сулит он только благо.

Так говоря, богов ты не стыдишься?

Нет, не стыжусь — друзьям хочу добра.

Кому добра — Атридам или мне?

Я друг тебе, ты слышишь слово дружбы.

1410 А сам готов предать меня врагам?

О друг, не будь в несчастии заносчив.

Предашь меня, — тебя насквозь я вижу.

О нет… Меня не хочешь ты понять.

Одно я знаю: ими был я брошен.

Тебя теперь они же и спасут.

Нет, никогда!.. Я не поеду в Трою.

Ну что же делать, если я не в силах

Тебя склонить мой выполнить совет…

Могу я замолчать. А ты — живи,

1420 Как прежде жил, не чая избавленья.

Пусть претерплю, что претерпеть мне должно.

Но ты клялся, дав правую мне руку,

Меня домой доставить, — так исполни

Свои слова, мой сын, и бросим речь

О Трое — с ней наплакался я вдоволь.

Что ж — изволь! Плывем!

О радость! Благородные слова!

Так вперед! И твердым шагом!

Я иду по мере сил.

Да, — но как ахейцев гнева я избегну?

Не тужи.

Вдруг они родной мой Скирос разорят?

Но я — с тобой!

Чем же ты помочь мне можешь?

Лук Геракла натяну…

Ты сказал…

Врагов отважу!

Поклонись земле — и в путь!

Путь тебе не положен, доколе моим

Не внял ты словам, о Пеантов сын!

Знай: ты подлинно слышишь Гераклов глас

И воочию видишь Гераклов лик.

Из небесной обители ради тебя

Я сошел — возвестить

Зевса вышнего волю, дороге твоей

Воспрепятствовать: путь ты неверный избрал.

1440 Внимай же словам моим ныне:

Скажу сперва о собственной судьбе.

О, сколько вынес я трудов, доколе

Бессмертья не обрел, как ныне зришь.

Знай: так же суждено страдать тебе,

И ты достигнешь подвигами славы.

Излечишь там жестокий свой недуг

И, признанный первейшим в ополченье,

Париса, зачинателя всех зол,

Моими стрелами убьешь. И Трою

1450 Разрушишь ты и в свой дворец отправишь

Отцу Пеанту, к луговинам Эты,

Добычу, дар признательного войска.

А прочее, что ты возьмешь с врагов,

Снеси туда, где мой пылал костер, —

Во славу стрел моих. Теперь внимай,

Ахиллов сын. Ты без него не можешь

Взять Трою, он не может — без тебя.

Как два совместно вскормленные льва,

Друг друга берегите. Я же в Трою

1460 Асклепия пошлю — излечит он

Твою болезнь. Вновь Илион падет

От стрел моих. Так суждено. Но там,

Край разорив, богов почтите вышних!

Все остальное ниже ставит Зевс,

Родитель мой. А благочестье вечно

Сопровождает смертных и по смерти.

Ты, чей голос желанный мне снова звучит,

Наконец ты явился!

Вновь я вижу тебя!

1470 Через долгие годы! Твоим я словам

Не могу не покорствовать, внемля тебе.

К твоему примыкаю решенью и я.

Не медлите ж доле. За дело, пора!

Побуждает нас время

И ветер попутный, подувший с кормы.

В путь!.. Но дайте проститься мне с этой землей.

Прости, мой приют одинокий! И вы

Простите, о нимфы ручьев и лугов,

И могучий, о скалы гремящий прибой!

1480 Здесь, бывало, в глубоком укрытье моем,

Южный ветер, ты голову мне увлажнял.

Здесь я слышал вдали, как Гермеса гора

Откликается эхом на крики мои,

На унылые стоны страдальца… Прости,

О источник Ликея, священный родник!

Покидаю я вас, покидаю навек, —

А не чаял уж с вами расстаться! Прощай,

Лемнос мой, опоясанный морем! О, дай

Мне на радость до цели желанной доплыть, —

1490 Указует мне путь всемогущая Мойра,

Слово близких и бог, укрощающий все,

Всех случившихся дел совершитель.

Так идемте все вместе, друзья! Но сперва,

Отъезжая, помолимся нимфам морским

О счастливом прибытии нашем.