ЭТЬЕН
ЖИЛЬСОН
философ и ТЕОЛОГИЯ
ETIENNE
GILSON
LE PHILOSOPHE
ET
LA THÉOLOGIE
PARIS
LIBRAIRE ARTHÉME FAYARD 1960
ЭТЬЕНЖИЛЬСОН
ФИЛОСОФ
и
ТЕОЛОГИЯ
МОСКВА
ИЗДАТЕЛЬСТВО “ГНОЗИС 1995
ББК 87.3 Ж 72
Оформление А. Бондаренко Редактор Е. Чичнева Корректор К. Голубович
Жильсон Этьен
Ж 72 Философ и теология. — Пер. с франц. К. Демидова.— М.: Гнозис; 1995.— 192 стр.
Труд «Философ и теология» известного французского философа и медиевиста Э. Жильсона повествует об университетской философской жизни первых десятилетий нашего века, прошедшей во Франции под стягами, на которых были начертаны два имени: св. Фома и Бергсон. Книга являет собой не только интеллектуальную автобиографию мыслителя, но и представляет тонкий историко-философский анализ того, как философия может находить в теологии полноту своего конкретного осуществления.
Издание осуществлено при финансовой поддержке Министерства иностранных дел Французской республики и при содействии Отдела культуры, науки и техники Посольства Франции в Москве.
ISBN 5-7333-0401-1
ББК 87.3
Формат 60x90/16. Бумага офсетная. Гарнитура Лазурский.
Печать офсетная. Тираж 10 000 экз.
Заказ № 2 $03
Отпечатано с оригинал-макета в Московской типографии № 2 «РАН» 121099, Москва, Шубинский пер., 6.
Оглавление
ПРЕДИСЛОВИЕ
I ДЕТИ ТЕОЛОГИИ .
II «UNIVERSITAS MAGISTORUM...» .
III ХАОС
IV УТРАЧЕННАЯ ТЕОЛОГИЯ
V ОБРЕТЕННАЯ ТЕОЛОГИЯ
VI СЛУЧАЙ БЕРГСОНА
VII ОТСУТСТВИЕ МУДРОСТИ .
VIII РЕВАНШ БЕРГСОНА .
IX ХРИСТИАНСКАЯ ФИЛОСОФИЯ . х искусство БЫТЬ ТОМИСТОМ .
XI БУДУЩЕЕ ХРИСТИАНСКОЙ ФИЛОСОФИИ .
Не подлежит сомнению, что философия — это служанка теологии (подобно тому, как Мария является рабой Господней). Пусть же служанка не перечит своей госпоже, и пусть госпожа не обижает свою служанку. Иначе может прийти тот, кто очень скоро заставит их помириться.
Ш. Пеги. «Записки о господине Декарте»
ПРЕДИСЛОВИЕ
Название этой книги мне подарил мой друг и коллега, господин Дтиэль-Ропс. Пользуясь случаем, чтобы выразить ему сердечную благодарность} в то же время, я хотел бы снять с него какую бы то ни было ответственность за то, что следует за заглавием книги. Взявшись за подобный сюжет, я пускаюсь в довольно рискованное предприятие: имея полное право рисковать самим собой, нельзя подвергать опасности своих друзей.
Моя книга не рассказывает историю современной католической мысли. Поэтому читателю не следует делать далеко идущих выводов, если он обнаружит какие-либо пропуски. Одни из них связаны с тем, что мне не удалось в достаточной мере уяснить смысл идей мыслителя, которого уже нет среди нас: о том, чего не понимаешь, лучше промолчать. другие объясняются еще проще тем фактом, что та или иная доктрина, или лицо — какое бы восхищение они у меня не вызывали — не сьгграли никакой роли в той истории весьма личного характера, основные черты и смысл которой мне хотелось бы запечатлеть.
Собственно темой моей книги является история жизни одного молодого француза, получившего католическое воспитание и обязанного Церкви всем своим образованием, а Университету —- своей философской выучкой. Муза истории Клио поставила перед нашим героем задачу найти точный смысл понятия «теология», и, проведя половину жизни в спорах на эту тему, он обнаружил ответ слишком поздно у чтобы самому воспользоваться им.
Следует отметить,. что об истории самих поисков в книге почти ничего не будет сказано, это неинтересно. Рассказ об исканиях и заблуждениях историка, потерявшегося в прошлом, события которого он к тому же понимал совершенно неправильно, едва ли кого-либо чему-нибудь научит. Чтобы у книги был материал, мы расскажем лишь о самом необходимом. Кроме того очень хотелось, чтобы эти страницы, повествующие о долгой череде оставшихся позади сомнений, удержали бы от них и кого-то еще.
Э.Ж.
| I. ДЕТИ ТЕОЛОГИИ |
|---|
Казалось бы, дожившему до 75 лет человеку, есть что порассказать о своем прошлом. Но, если это была жизнь философа, то, пытаясь сделать это, он вскоре заметит, что прошлого-то как такового у него, в общем, и нет. Еще в молодости перед ним встала некая проблема, которая продолжает его волновать, и хотя сущность ее известна ему теперь намного лучше, разрешить ее ему так и не удалось. Наблюдающий со стороны историк с легкостью докажет обратное, но сам-то он знает, что среди всего, о чем он мог бы последовательно рассказать, среди стольких различных утверждений, буквальный смысл которых иногда может показаться противоречивым, нет ни одного, вызывающего сомнения и нуждающегося в проверке на истинность. Едва ли можно продвинуться далеко вперед, пытаясь вновь и вновь решить одну и ту же задачу, в то время как условия ее содержат неизвестную величину, ценность которой всегда будет ускользать от нас.
Если же человек этот еще и христианин, то он неизбежно будет ощущать некоторое внутреннее одиночество. У него, конечно, нет недостатка в друзьях; но, разделяя с другими людьми общие радости, печали и заботы, в своем внутреннем мире он живет другой жизнью, события которой известны только ему, и о непрерывности которой с необходимостью свидетельствуют его сочинения. Всякий философ поймет, о чем я гоЬорю. Вот почему в той мере, в какой философ отождествляет себя со стоящей перед ним проблемой, общей, возможно, для миллионов других людей, но очень личностной, уникальной по своему месту в его душе, он ощущает себя одиноким. Он знает, что с этим и умрет, плененный абсолютной непреодолимостью пределов понимания, за которые выйти ему не суждено. В XX веке, в глубоко дехристианизированной стране философ-христианин ощущает всю неразрешимость своей изоляции намного сильнее. Мучительно «поступать не как все», в конце концов это изнуряет. Едва ли кто-нибудь, как мне кажется, находит большое удовольствие в ощущении собственной чуждости, особенно если причиной этого является другое понимание самого смысла человеческой жизни. Тем не менее, недавние ученые споры о понятии «христианская философия» со всей очевидностью показали, насколько христианская философия далека от образа мыслей наших современников. Философствовать — это еще куда ни шло, но тот, кто совершит оплошность и признается, что хочет быть христианским философом, вскоре увидит себя исключенным из философского сообщества, его просто не станут слушать.
Сколько шума из ничего, — возразят мне, — если христианский философ страдает от того, что поставил себя в неловкое положение и оказался в изоляции, почему бы ему не отказаться от стремления философствовать по-христиански? В конце концов, у большинства великих мыслителей не было другой заботы как философствовать по-философски, да и здравый смысл побуждает нас отдать к тому же предпочтение их направлению действий. Все это верно, однако совет этот слишком запоздал, чтобы ему мог последовать старый человек. Если уж ты стал христианином, то уже не можешь не быть им. Истина заключается в том, что у тебя просто нет выбора.
Христианами не рождаются, однако тот, кто появляется на свет в христианской семье, вскоре становится христианином, и его никто не спрашивает — хочет он того, или нет. Маленький человек даже не осознает, что с ним происходит, его держат над крещальной купелью и он, сам того не понимая, участвует в таинстве, которое определит его судьбу и в этой жизни, и в вечности. Его крестный отец читает за него «Credo» и от его имени принимает обязательства, смысл которых младенцу непонятен. Тем не менее, он уже связан обещанием. Во всяком случае, Церковь понимает это именно так. Позднее она каждый год будет требовать от него возобновления обетов, данных при крещении, т. е. речь будет идти о возобновлении обязательств, данных от его имени другими людьми. Он волен отказаться от них, однако между непринадлежностью к Церкви и отказом от этой принадлежности существует большое различие. Некрещеный человек является язычником; крещеный, и отказавшийся уважать свои крещальные обеты, есть отступник; он настолько отделяет себя от Церкви, насколько вообще в состоянии это сделать. Следует признать, что подавляющее большинство, находясь во власти безразличия, не принимает какого-то определенного решения, но у философа нет такой возможности. Наступает день, когда ему нужно сделать выбор: или принять от своего имени обеты при крещении, данные за него кем-то другим, или сознательно от них отказаться. Я не знаю, как бы я мыслил теперь, если бы я принял последнее решение; знаю только, что и сегодня, ясно осознавая свой поступок и свободу своего решения, я безусловно подтверждаю обязательства, которые были даны от моего имени через несколько дней после моего рождения. Одни усмотрят в этом проявление благодати, другие не увидят ничего, кроме ослепления и предрассудка. Как бы то ни было, я не колеблясь принимаю их на себя, да и к тому же не припомню случая, когда бы мне пришлось о них забыть.
Вот почему мне так трудно понять, как христианин может кичиться тем, что философствует не по-христиански. Крещение есть таинство, и христианин получает благодать независимо от своей воли. Самая простая молитва, обращенная к Богу, подразумевает уверенность в Его существовании. Участие в таинствах дает ребенку возможность личных отношений'с Богом — юному христианину едва ли придет в голову мысль, что Того, к кому он обращается, не существует. Слова «Бор>, «Иисус», «Мария» становятся для него именами реальных личностей. Они существуют необходимо, да и сама Церковь бдительно следит за тем, чтобы ни один из верующих, каким бы юным он ни был, не произносил слова, лишенные для него смысла. Споры по вопросу о пресуществлении не достигают сознания юного христианина, который в первый раз участвует в таинстве евхаристии, но его благоговение по отношению к святому причастию не ошибается в выборе предмета. Для него освященная просфора — это не что иное, как плоть и кровь Господа нашего Иисуса Христа, истинного Бога и истинного человека, скрытого от телесных глаз, но для верующих незримо присутствующего в виде хлеба. Вся религия дается ребенку в этом великом таинстве, и если он понимает ее пока несовершенно, то он уже в состоянии совершенным образом ее переживать. Дитя не может быть учителем Церкви, но оно может быть святым.