— А тебе-то что? Ты должен прежде всего думать о своей выгоде. И она в том, что ты один будешь знать хорошие места. Если ты поделишься информацией, тебе меньше достанется в следующий раз. А как ты думаешь, что сделали бы другие на твоем месте? Каждый думает о своем интересе, мой дорогой. Если ты так не сделаешь, то останешься в дураках.
— Ладно.
— И это тоже связано с умственными способностями. Умные всегда в первую очередь думают о себе, чтобы получить выгоду.
— Ладно.
Кракюс затянулся сигаретой.
— Хорошо, и еще. А теперь будь внимательным, когда отвечаешь.
— O’кей.
— Представь, что ты с кем-то разговариваешь и высказываешь свое мнение, а другой не согласен с тобой. Что ты сделаешь?
Шесму немного подумал.
— Ну… я послушаю себя.
— Послушаешь себя? Зачем?
— Чтобы постараться понять.
— Понять что?
— Ну вот если есть другое мнение, то хорошо его узнать… Это могло бы обогатить мое знание.
— Совсем не то. Что это тебе даст?
— Узнать, что правильно. Найти правду.
— Ох, ну и ну… Ты думаешь совершенно неправильно… Нужно не искать правду, нужно постараться быть правым!
— Быть правым?
— Если ты умен, ты прав. Ты должен всегда быть правым.
— А…
— Когда ты что-то сказал, ты должен бороться, чтобы никому не удалось тебя переспорить.
— Вот как?
— Конечно!
— Ладно…
— Ты хочешь узнать, как этого добиться?
— Ну да.
— Если кто-то тебе противоречит, представь себе, что он хочет тебя переубедить, сделай вид, что тебе угрожают. Постарайся почувствовать это в себе, в своей голове, скажи себе, что ты должен защищаться, как будто это вопрос жизни и смерти, если ты позволишь другому быть правым, это как будто ты перестал существовать…
— Ух, ну да… И получается?
— Сделай так с десяток раз и однажды увидишь, что, когда тебе противоречат, тебе станет так неприятно, что ты сам перейдешь в нападение. Это произойдет автоматически. Вот как надо.
— Ну, ладно.
Кракюс затянулся и задумчиво выпустил дым.
— O’кей, переходим к другому вопросу. Внимание.
— Ладно.
— Если ты поспорил с кем-то и знаешь, что он очень умный, как ты поступишь?
— Ну, я ему говорю.
— Ты ему говоришь что?
— Что считаю его очень умным.
Кракюс схватился за голову.
— Так не пойдет, нет. Никогда не говори это! Иначе сойдешь за идиота. Никогда не нужно это говорить.
— Ладно.
— Кроме того, ты никогда не должен говорить комплиментов.
У Шесму округлились глаза.
— Никогда не говорить комплиментов?
— Никогда.
— Никому?
— Никому.
— Хорошо, ладно.
— Говорить комплименты — это превозносить другого. Тогда ты сам становишься ниже его.
— И… даже женщине?
— Особенно женщине!
— Но если я считаю ее красивой…
— Тем более не говори! Иначе она перестанет тобой интересоваться. Ты ее не соблазнишь, так как ты будешь ниже ее.
— А, ладно…
Кракюс раздавил сигарету на земле.
— Ну все, я думаю, на сегодня хватит.
— Ладно.
— Ты хорошо все понял?
— Да.
— Осталось только применить на практике.
— Ладно.
— Давай.
Шесму встал с озабоченным видом.
— Э, я тут думаю об одной вещи. Если я буду так поступать, я перестану быть настоящим…
Кракюс нахмурился:
— Кто тебя просит быть настоящим?
— Ну…
— Что тебе это дает, быть настоящим? Фавелы Рио переполнены настоящими парнями, загляни в любую помойку и встретишь их там с десяток.
— Ладно, хорошо…
Кракюс тоже встал.
— И последнее: нужно, чтобы ты перестал все время говорить «ладно». Умные никогда не соглашаются.
— Как это?
— Если ты согласен со своим собеседником, это означает, что ты неспособен думать сам. Если ты хочешь, чтобы тебя уважали, никогда не поддерживай других. Старайся узнать, хорошие у них мысли или нет. Из принципа говори «нет».
— Ладно.
— Опять я ничего не добился, — сказал себе Кракюс.
22
— У тебя такой вид, будто такая работа тебе нравится, — сказал Марко с упреком.
Кракюс бросил на него косой взгляд. Бросил шляпу на стол, снял форменную куртку и повалился на землю напротив своих дружков. Конец дня был очень жарким.
— Нет ли чего-нибудь выпить? — поинтересовался он.
— Ты что, от этого еще больше хочется пить…
Кракюс ничего не ответил. Марко поигрывал с зажигалкой, медленно вращая ее между пальцами. Рядом Альфонсо мрачно смотрел куда-то в сторону.
— Не с кем поговорить, мы помираем со скуки, — сказал Марко, не отрывая глаз от зажигалки.
— Не жалуйтесь, ребята! Представьте себе, что вы в оплачиваемом отпуске. Многие мечтали бы оказаться на вашем месте.
— Хорошо, я готов с ними поменяться…
Кракюс не нашелся, что ответить.
— Не надо преувеличивать. Между прочим, бывает и хуже…
— Если бы тебе нечего было делать, ты бы тоже не выдержал…
— Вы можете пообщаться с индейцами. Они не противные.
— Побеседовать о размерах маниоки или как сделать набедренную повязку?
Альфонсо прыснул от смеха.
— Обычно, — сказал Марко, — когда находишься в племени, можно, по крайней мере, позабавиться с девочками.
— Если они этого хотят, — поправил Альфонсо.
Зажигалка выпала из рук Марко.
— А когда они не хотят, можно устроить так, чтобы захотели.
— И то правда, — пробормотал Альфонсо.
— А здесь мы не имеем права даже дотронуться до женщин.
— Да, но здесь мы с клиентом, — возразил Кракюс.
— И что это меняет?
— Все.
— А может, ему на это плевать.
— Что-то не думаю.
Марко чиркнул зажигалкой и уставился на язычок пламени.
— Прежде всего он четко дал понять, что хочет их уничтожить.
— Психологически. Это совсем другое, разве нет?
— Ха, в чем же разница?
— Это разрушает изнутри, не оставляя никаких внешних следов.
— Ну, когда я насилую девчонку, это похоже, да?
— Хватит. Мы не бросим дело, которое скоро закончим. В особенности потому, что в последнее время Сандро, я это чувствую, все менее и менее хочет продолжать. Он как-то… ускользает. Ты порешь чушь, он только и ищет предлог все остановить.
— А мне плевать. Тогда поторопись и заканчивай. Мы получаем свое бабло и валим отсюда.
Наступила ночь. Наконец его нос почуял прохладу. В дверь хижины постучали. Сандро вскочил, в хижину вошел Кракюс.
— Добрый вечер, назначаем на сегодняшний вечер?
Сандро ничего не ответил и отвернулся.
— Ну нельзя же откладывать это изо дня в день, — сказал Кракюс раздраженно. — Все готовы… Ждут только твоего сигнала.
Сандро надулся. Ему было совершенно наплевать, что все готовы. И чихать он хо тел на раздражение Кракюса.
Стоя в паре метров от него, он мог чувствовать запах табака, которым пропитался Кракюс. Сигарета… Сигарета напоминала ему о поездке в Париж, когда он встретил Тиффани. Выйдя из музея Родена, они позавтракали на террасе кафе на улице Варен. Вокруг все курили. Дым обволакивал молодую женщину, кружась танцующими колечками, превращая ее в принцессу, появившуюся по волшебству, как в сказке. Впервые в жизни ему понравился запах табака.
Воображение увлекло Сандро за Атлантику, и он оказался в кабинете президента Нью-йоркского университета в их последнюю встречу. Тот уговаривал его выбросить случившееся из головы, начать жить с чистого листа. Тогда прошло уже больше года после того…
— Никогда, — прошептал Сандро.
— Что?
— Ничего.
— Хорошо, ну что тогда мы делаем?
Сандро поднял глаза на собеседника.
— Ладно, давайте. Поиграйте с низкими инстинктами…
Кракюс поспешно удалился, вероятно, опасаясь, как бы клиент не передумал.
Сандро долго, очень долго оставался один в тишине своей хижины. Затем, повинуясь странному чувству, надел куртку, шляпу и вышел. Он попал в объятия ночи, ночи безлунной, только отдельные редкие звезды мерцали сквозь деревья, которые и защищали и угрожали одновременно. Он не видел их, но чувствовал их присутствие в темноте. Он вздрогнул. Достал карманный фонарик и включил. Батарейка садилась. Он пошел в сторону деревни. Тоненький лучик света освещал ему путь.
Когда он впервые приблизился к центральной площади, где слышалась музыка, в основном ударных инструментов, его охватил страх. Издалека он мог различить красные от отсветов костра лица в толпе, собравшейся на спектакль. Сандро почувствовал, как сжимается сердце, но продолжал путь до тех пор, пока не оказался метрах в двадцати от них. Стоя сбоку, он мог хорошо видеть как сцену, так и зрителей.
Спектакль показывали индейцы, они танцевали, пели, обменивались репликами, видимо, представляя какую-то историю. Только молодые. Спектакль был достаточно оживленный — с настоящими и очень жестокими драками. Зрители сидели, не шелохнувшись, было видно, что они не привыкли к такого рода зрелищам. Они таращили глаза, некоторые пооткрывали рты, другие отскакивали назад, когда кто-то из персонажей кулаком наносил удар прямо в лицо. Одна женщина прятала глаза во время некоторых эпизодов. Большая часть зрителей была совершенно зачарована, словно под гипнозом. Некоторые сцены имели ярко выраженный сексуальный подтекст. Они демонстрировали молодых индианок в вульгарных позах, произносящих провокационные слова, в их танцах было больше симуляции совокупления, чем артистичности.
Индейцы были так заворожены, что не заметили бы ни крокодила, ползущего перед сценой, ни дерева, падающего рядом с ними.
Тревога Сандро обострилась. Перед глазами на фоне происходящего на сцене встал образ Марка Аврелия. Император сделал все, чтобы уменьшить жестокость спектаклей в театрах. Поставив перед собой нелегкую задачу, он принял меры, чтобы ограничить число шокирующих сцен. Он был убежден, что введение нравственных принципов позволяет возвысить душу.
Однажды толпа, очарованная рабом, который надрессировал льва пожирать людей, потребовала его освобождения. Потрясенный Марк Аврелий ответил: «Этот человек не совершил ничего, достойного свободы».