11. Яблочков говорит о русском “порнографическом” театре (см. в гл. 5 романа).
12. Нам не удалось установить, о какой части города идет речь. Скорее всего, как и в ряде других мест романа, здесь автор дает русский перевод турецкого (или французского) названия. Возможно, здесь подразумевается некое место, где собирались курильщики опиума (в XIX в. такие кофейни располагались поблизости от мечети Сулеймание – см.: Базили К.М. Очерки Константинополя. Босфор и новые очерки Константинополя. С. 252).
1. Праздник весны Хидрелес отмечается в Турции 5–6 мая по н.с. (на эти числа приходится празднование армянами дня св. Ильи, а греками – дня св. Георгия. На обороте одного из листов рукописи Зданевич приводит некий “Земледельческий > календарь”, где среди прочих дат им указано: “23/4 – Руз Хадир (св. Илья) св. Георгий у греков, турки Хадир Элее праздник Весны”.
2. Автор имеет в виду мусульманский календарь, основанный на изменении лунных фаз. Год в этом календаре короче года солнечного (по принятому у нас григорианскому календарю) на ю-12 дней.
3. Рамазан (Рамадан) – девятый месяц лунного календаря, месяц строгого дневного поста, в разные годы падает на разные дни и месяцы нашего летоисчисления.
4. Приехав в Париж осенью 1921 г., Ильязд вскоре пережил настоящее разочарование в той художественной жизни, к которой долго стремился. Приведем полностью текст его письма (от 9 февраля 1922 г.) к его турецкому другу, некоему Али-бею:
“Дорогой Али-бей,
Я пишу Вам из Парижа, где живу уже четыре месяца. Я постепенно привыкаю к этому городу. Я вхожу в его художественную жизнь и чувствую, к сожалению, разочарование. Я встретил здесь не то, на что рассчитывал. Художественная среда, которая так сильно привлекала меня, оказалась вялой и немощной. Модернизм в искусстве, за который я боролся всю свою жизнь, превратился в новый академизм, в какое-то сухое и замкнутое искусство. Здесь нет ни свежих идей, ни новых людей. Всё уходит в тупик, из которого вряд ли что получится. Вероятно, основная причина этого – война. Конец европейской культуры неизбежен, и мы, русские, уже давно это предвидели. Я часто думаю о Конетантинополе, и мои воспоминания о нем очень хороши. Я вижу во сне его архитектуру, его горизонты, я думаю о людях, которых там узнал. Я делал все возможное для того, чтобы войти в турецкую среду Вашего города, но мне жаль, что я не смог посвятить достаточно времени изучению Стамбула, изучению турецкого языка и турецких обычаев. Все это гораздо любопытнее и интереснее, чем то, что я обнаружил здесь. Пишите мне, Вы для меня единственная связь с городом, который я буду всегда любить и ценить. Я буду искренне рад получить от Вас несколько строк.
Примите мои наилучшие пожелания, И. Зданевич”
(пер. с франц. Р. Гейро).
5. Мотив “вздора” и “вздорности”, часто возникающий в романе, связан, очевидно, как с идеей спонтанности, находившейся в кругу воззрений французских дадаистов и сюрреалистов, так и с теоретическими установками группы “41°”. Ср. в программном трактате тифлисского сподвижника Зданевича Игоря Терентьева: “Останется превосходный вздор, который несем мы, как знамена” (Терентьев И. Трактат о сплошном неприличии. С. 13).
6. Ср. с идеями созданного Зданевичем “Университета 41°” о “вразумлении” и “доении грамотных идиотов” (гл. 8).
7. Вариант: “Проходя сегодня мимо Софии”.
8. Это происходящее из юридического лексикона выражение и, вероятнее всего, введенное в литературный обиход правоведом Зданевичем, используется также в романе “Восхищение” (см. также доклад “Илиазда”, публикуемый в наст. изд.). Сам роман “Восхищение” имеет такую авторскую трактовку: “Это определение поэзии как извечно бесплодной попытки” (см. комментарий к “Восхищению” в наст. изд.). Ср. с мотивом “бессилия”, возникающим неоднократно в романе “Философия”. Названное выражение дало название двум докладам Зданевича, посвященным его парижскому другу Б. Поплавскому (1926 и 1935 г.). Поплавский, в свою очередь, так же назвал два стихотворения, одно из которых, опубликованное при его жизни с сб.
“Флаги” (1931), посвящено Зданевичу (об этом см.: Поплавский Б. Покушение с негодными средствами: Неизвестные стихотворения и письма к И.М. Зданевичу. С. го, 114, 148–149; см. также: Ливак Л. “Героические времена молодой зарубежной поэзии”: Литературный авангард русского Парижа (1920–1926). С. 196–197). Интересно обратить внимание и на некоторое смысловое сходство этого выражения с названием “Бескровное убийство”, которое имел сатирический рукописный журнал, выпускавшийся с 1915 г. коллегами Зданевича О.И. Пешковой, М.В. Ле-Дан-тю и др. и вдохновивший поэта на сочинение и постановку его первой заумной драмы (см. комментарии к докладу “Илиазда”).
9. Белградский лес, имеющий в окружности около 30 км, покрывает доходящие до берегов верхнего Босфора отроги Балканских гор. В нем находились основные резервуары для снабжения пресной водой Константинополя. Находящееся на европейском берегу Босфорского пролива Буюк-Дере (население которого состояло в основном из греков и армян) – место летнего отдыха константинопольской аристократии и иностранной колонии. Среди вилл и садов располагалась летняя резиденция посольства Российской Империи. Там к 1921 г. было размещено около юоо русских беженцев. По воспоминаниям очевидца, чудесный вековой парк в эти годы безжалостно уничтожался: вырубались деревья, были затоптаны цветники, исчезли скамейки и столики, разбирались на топливо оранжереи (см.: Письма А.А. Гвоздинского Е.Л. Миллер (1918–1921) ⁄ Публ., вступ. ст. и комм. О.Р. Демидовой // Минувшее: Исторический альманах. 18. М.; СПб.: Atheneum, Феникс, 1995– С. 467).
10. На обороте одного из листов рукописи Зданевич записал: “беги меня, философия!” и далее – “нищета философии (Маркс) “.
11. Иронический намек на название самого известного сборника стихов поэта-символиста К.Д. Бальмонта “Будем как солнце!” (1903), который имел некоторое влияние на молодого Зданевича (об этом влиянии см. также: Зданевич И.М.
Произведения гимназического периода ⁄ Публ. Г. Марушиной // Терентьевский сборник. 1998 ⁄ Под общ. ред. С. Кудрявцева. М.: Гилея, 1998. С. 260, 262, 267; о Бальмонте см. также в докладе “Илиазда”, публикуемом в наст. изд.).
12. Вариант: “знаниями”.
13. Рука Фатьмы – ювелирное изделие в виде руки (по преданию, слепок руки любимой дочери пророка Магомета), элемент религиозного культа и талисман, который мусульманки носят на шее.
14. Вариант: “светил”.
15. Вероятно, автор намеревался в дальнейшем переработать окончание главы. Часть текста в предпоследнем абзаце (в ней речь идет о приготовлениях к пытке и неожиданной передаче освобожденного Ильязда в руки Суварова) была исключена. На последней странице главы вписаны два небольших фрагмента, которые автор, возможно, хотел использовать. Первый: “Стояла бутылка имбирной водки, он поминутно наполнял стакан и отпивал, сопровождая зверской отрыжкой”. Второй: “Ах, вы все еще молчите. Ну ничего, мы скоро услышим ваш голос, слышите, вам аккомпанируют. За ничтожным окном звуки механического пианино”. Поверх текста последнего абзаца написано: “Ночь”. Часть второй фразы этого абзаца вычеркнута (от начала до слов “у окна”), но мы ее сохраняем, т. к. замена автором не предложена.
1. Фраза вписана перед текстом главы, но в отличие от других подобных случаев, скорее всего, является не рабочим названием главы или вариантом ее начала, а прямой вставкой в текст. Эту фразу автор повторяет несколько раз на оборотных сторонах рукописных страниц.
2. На обороте одного из листов рукописи Ильязд составил краткий перечень дервишских орденов в Константинополе, который, очевидно, предназначался для работы над этой частью текста.
3. Это так называемые “танцующие” дервиши мевлеви, орден которых был основан персидским поэтом Руми в XIII в. “…Они ловко скользят по паркету, не задевая друг друга, как большие автоматические куклы, с закинутыми в религиозном экстазе головами и широко разбросанными руками: правая – с жестом просьбы, левая – с жестом подаяния <…> Этот головокружительный танец под звуки плачущей флейты был создан для умерщвления плоти, для освобождения духа, стремящегося слиться с божеством. Провертевшись час, дервиш достигает того мучительного, полубессознательного состояния, когда утомленное тело уступает, а всякая мысль и чувство особенно резко и отчетливо бьют по натянутым, как струна, нервам” (см.: Иллюстрированный путеводитель по Константинополю, окрестностям и провинции ⁄ Состп. Д. Коркмас и М. Скоковская. 2-е издание, измененное. Константинополь: Бабок и Сын, 1919. С. 157–158 части II).
4. Так турки презрительно именуют всех немусульман, “неверных”.
5. Молитвы, состоящие из повторяющихся коротких воззваний.
6. Среди черновых записей, имеющихся на оборотах гл. 6 (первая встреча Ильязда с Озилио), встречается та же фраза: “Мир есть волчок, пущенный рукой господина Бога (иллюстрация детской книги по салонной магии)“. На листе рядом – эпизод с Озилио, не вставленный в основной текст: “Он поставил волчок и сухим ударом ладони привел картонное сооружение в отчаянье. Не спуская <глаз> с начавшего кружиться волчка, пятясь, взял лежавший на столе кнут, обыкновенный извозщичий, и начал хлестать волчок с криками: ступай учиться, ступай учиться. Картонаж вертелся все быстрей и начал медленно покачиваться, описывая вершиной все больший круг. Вот вам мироздание, десять зефиров, десять цифр и двенадцать знаков. И вдруг Озилио бросил хлыст и, поместившись рядом с волчком, закружился сам. Руки его, сначала беспомощно висевшие, по мере того, как скорость вращения возрастала, приближаясь к скорости волчка, начали сгибаться в локтях, а локти – отставать, придавая Озилио вид корзины. Время от времени, Озилио вытягивал левую руку, ударяя, подбадривал волчок, и оба – одушевленный и воодушевленный – продолжали, раскланиваясь, их бешеное верчение”.