— Одна из точек зрения исходит из того, что наука отождествляется с опытом практической и познавательной деятельности вообще.
Тогда отсчет времени надо вести с каменного века, с тех времен, когда человек в процессе непосредственной жизнедеятельности начинает накапливать и передавать другим знания о мире.
Известный английский ученый и общественный деятель Джон Бернал в своей книге «Наука в истории общества» пишет: «Так как основное свойство естествознания заключается в том, что оно имеет дело с действенными манипуляциями и преобразованиями материи, главный поток науки вытекает из практических технических приемов первобытного человека; их показывают и им подражают, но не изучают досконально... Вся наша сложная цивилизация, основанная на механизации и науке, развилась из материальной техники и социальных институтов далекого прошлого, другими словами — из ремесел и обычаев наших предков».
— Многие историки называют другую дату: наука рождается примерно двадцать пять веков назад (примерно V в. до н.э.) в Восточном Средиземноморье, точнее в Древней Греции.
Именно в это время на фоне разложения мифологического мышления возникают первые программы исследования природы, появляются не только первые образцы исследовательской деятельности, но и осознаются некоторые фундаментальные принципы познания природы.
Наука понимается этими историками как сознательное, целенаправленное исследование природы с ярко выраженной рефлексией о способах обоснования полученного знания и о самих принципах познавательной деятельности. Коротко говоря, наука — это особый вид знания, это — знание с его обоснованием.
Уже в Древнем Египте и Вавилоне были накоплены значительные математические знания, но только греки начали доказывать теоремы. Поэтому вполне справедливо считать, что столь специфическое духовное явление возникло в городах-полисах Греции, истинном очаге будущей европейской культуры.
— Третья точка зрения относит дату рождения науки к гораздо более позднему времени, к периоду расцвета поздней средневековой культуры Западной Европы (XII– XIV вв.).
Наука, считают они, возникает в тот период, когда была переосознана роль опытного знания, что связано с деятельностью английского епископа Роберта Гроссета (1168—1253 гг.), английского францисканского монаха Роджера Бэкона (ок. 1214— 1292 гг.), английского теолога Томаса Брадвардина и др.
Эти оксфордские ученые, все — математики и естествоиспытатели, призывают исследователя опираться на опыт, наблюдение и эксперимент, а не на авторитет предания или философской традиции, что составляет важнейшую черту современного научного мышления. Математика, по выражению Роджера Бэкона, является вратами и ключом к прочим наукам.
Характерной чертой этого периода в развитии духовной культуры Западной Европы была также начинающаяся критика аристотелизма, долгие века господствовавшего в природознании.
Таким образом, эта точка зрения прямо противоположна изложенной чуть выше. Она связывает рождение естествознания Нового Времени, а тем самым и науки вообще с постепенным освобождением научного мышления от догм аристотелианских воззрений, т.е. с бунтом против философского спекулятивного мышления.
— Большинство же историков науки считают, что о науке в современном смысле слова можно говорить только начиная с XVI—XVII вв.
Это эпоха, когда появляются работы И.Кеплера, Х.Гюйгенса, Г.Галилея. Апогеем духовной революции, связанной с появлением науки, являются, конечно, работы Ньютона, который, кстати говоря, родился в год смерти Г.Галилея (1643 г.).
Наука в таком понимании — новейшее естествознание, умеющее строить математические модели изучаемых явлений, сравнивать их с опытным материалом, проводить рассуждения посредством мысленного эксперимента.
Рождение науки здесь отождествляется с рождением современной физики и необходимого для нее математического аппарата. В этот же период складывается новый тип отношения между физикой и математикой, плодотворный для обеих областей познания. Надо прибавить, что в XVII веке происходит и признание социального статуса науки, рождение ее в качестве особого социального института. В 1662 г. возникает Лондонское Королевское общество, в 1666 г. — Парижская Академия наук.
— Некоторые (правда, немногочисленные) исследователи сдвигают дату рождения современной науки на еще более позднее время и называют конец первой трети XIX в.
Такого мнения придерживаются те, кто считают существенным признаком современной науки совмещение исследовательской деятельности и высшего образования.
Первенство здесь принадлежит Германии, ее университетам. Новый тип обучения предлагается после реформ Берлинского университета, происходивших под руководством знаменитого и авторитетного естествоиспытателя Вильгельма Гумбольдта. Эти идеи были реализованы наилучшим образом в лаборатории известного химика Юстуса Либиха в Гисене.
Новация состоит в том, что происходит оформление науки в особую профессию.
Рождение современной науки связано поэтому с возникновением университетских исследовательских лабораторий, привлекающих к своей работе студентов, а также с проведением исследований, имеющих важное прикладное значение.
Новая модель образования в качестве важнейшего последствия для остальной культуры имела появление на рынке таких товаров, разработка и производство которых предполагает доступ к научному знанию.
Действительно, именно с середины XIX в. на мировом рынке появляются удобрения, ядохимикаты, взрывчатые вещества, электротехнические товары...
Историки показывают, что для Англии и Франции, не принявших поначалу «немецкой модели» образования, это обернулось резким культурным отставанием. Культ ученых-любителей, столь характерный для Англии, обернулся для нее потерей лидерства в науке.
Этот процесс превращения науки в профессию завершает ее становление как современной науки.
Теперь научно-исследовательская деятельность становится признанно важной, устойчивой социокультурной традицией, закрепленной множеством осознанных норм, — делом столь серьезным, что государство берет на себя некоторые заботы о поддержании этой профессии на должном уровне, причем это делается в порядке защиты общезначимых национальных интересов.
— Иногда можно встретить и такую экстравагантную точку зрению, которая исходит из того, что «подлинная» наука — Наука с большой буквы — еще не родилась, она появится только в следующем веке. Здесь, конечно, мы уже покидаем почву былого, почву истории науки и попадаем в область социальных проектов.
Попробуем задать себе вопрос: является ли возникновение науки некоторой «железной» закономерностью в развитии человеческой истории, могут ли культуры, обладая разнообразными познаниями и техническими навыками, не создавать тот тип производства знания, который получил имя «наука»?
В большинстве своем историки науки согласны с тем, что такое возможно.
В Египте, Месопотамии, Индии, Китае, Центральной и Южной Америке доколумбовой эпохи существовали великие цивилизации, накопившие гигантский и по-своему глубокий, своеобразный опыт производственных навыков, ремесел и знаний, но не создавшие науки в современном смысле слова.
В технологическом плане Поднебесная империя Китая ощутимо обгоняла западноевропейскую цивилизацию вплоть до XV века. Китай дал миру порох, компас, книгопечатание, механические часы и технику железного литья, фарфор, бумагу и многое, многое другое. Китайцы смогли развить великолепную технику вычислений и применить ее во многих областях практики.
По мнению известного английского историка Джозефа Нидама, между I в. до н.э. и XV в. н.э. с точки зрения эффективности приложения человеческих знаний к нуждам человеческой практики китайская цивилизация была более высокой, чем западная. Но науки как таковой эта империя не создала.
В Индии религиозные каноны требовали строгого постоянства звуков священных санскритских текстов, и ради этой цели была изобретена поражающая своей детальностью грамматика, позволяющая очень точно описать звуковой строй языка, которая приводила в изумление даже лингвистов современности, ибо она «предвосхитила» теоретическую фонологию.
Да и мало ли других удивительных достижений насчитывает индийская культура! Достаточно вспомнить ее математику, медицину, разнообразную ремесленную практику... Однако познание внешнего мира не признавалось в Древней Индии высшей ценностью и благом для человека. Говорят, когда Будду спрашивали о природе мира, его происхождении и законах, он, как свидетельствует традиция, отвечал «благородным молчанием». Человек, в теле которого застряла стрела, говорил Будда, должен стараться извлечь ее, а не тратить время на размышления по поводу того, из какого материала она сделана и кем пущена.
Древний Вавилон создал развитую арифметику, на которой базировались тонкие геометрические измерения и обработка астрономических наблюдений. Вавилонская астрономия, в свою очередь, была средством государственного управления и регулирования хозяйственной жизни: она была нужна прежде всего для составления календарей и предсказания разлива рек.
И нам хорошо известно, что учителями древних греков в области математики и философии были прежде всего египтяне, которые сумели передать им многое из того драгоценного познавательного опыта, который был накоплен в Вавилоне и Месопотамии, добавив при этом то, что было накоплено ими самими.
В каком же смысле те историки науки, которые считают местом рождения науки Древнюю Грецию, выводят из рассмотрения эти замечательные достижения более древних культур?
Речь идет о том, что научное познание мира — это не просто объяснение его устройства, которое дает миф, и не просто технологические знания, которые могут вырабатываться, опираясь и на указания мифа, и на практическую повседневную жизнь, и быть «побочным продуктом» магических и ритуальных действий религиозного содержания.