Мир, как субъективное существование, был для нас целым существования каждой особенной жизни в ее особом мире; он же, как объективная действительность, был для нас всеобщим бытием, мыслимым независимо от живого существования как некоторой субъективности.
1. Непосредственное целое существования.
- Биологическое существование, как целое внутреннего мира, соотнесенного каждый раз со своим окружающим миром (ein jeweils Ganzes einer auf ihre Umwelt bezogenen Innenwelt) показывает мне основные соотношения в живом существовании вообще. То, что доступно этому существованию, есть мир его восприятия (seine Merkwelt), маленький отрезок всей совокупности возможно доступного восприятию; то, что его деятельность использует или изменяет в окружающем мире, есть мир его действия (seine Wirkungswelt), небольшой сектор бытия, вовсе не затрагиваемого этим существованием. Бытие жизни есть бытие в некотором мире15, однако так, что способ жизни характеризуется тем миром, который эта жизнь имеет, и наоборот, мир определяется этой жизнью. Эти коренные соотношения в их структуре проанализировал фон Икскюлль16 (в книге «Кирпичики для здания биологического миросозерцания», Мюнхен 1913). Можно говорить о мире морского ежа, о мире муравьев. Если я, различая, постиг эти миры, то мне становится ясно, что эти коренные определения, а не только их специальные содержания, имеют силу и для моего существования; я участвую в них (ich nehme an ihnen teil), поскольку я мыслю себя как «только жизнь».
Но я отличаю себя от всякого биологического существования. Если я нашел себя как существование в моем мире, то с этого момента, когда я пришел к себе (des Zumirkommens), я уже не был только этим существованием. Через этот скачок я заметил другое существование, как существование, которое обладает неопределенным многообразием в формах живого, которое я, будучи не только существованием, но исследователем-биологом, различаю от себя и различаю внутри себя, изучая его (von mir und in sich unterscheide, indem ich sie untersuche). Свое собственное существование я определяю как общее всем людям сознание вообще, которое снимает мир восприятия и мир действия, включая их в новые структуры ориентирующего планирования, предметного познавания и деяния, в целесообразном волении производящего свой мир. Но поскольку эти структуры, в свою очередь, лишь формальны, подобному рассмотрению сразу же открывается многообразие исполненных человеческих миров. Говорят о нашем сегодняшнем мире, о мире средневекового человека, о мире греков, и эти миры сопоставляют во взаимном их сравнении. Это исторически-социологические облики человека, как они представляются в объективирующем рассмотрении.
Если я совершил скачок, в котором я осознал в мысли свое существование, схватывая его как таковое, то в то же самое время я тем самым простерся и далее его (so habe ich es ... Übergriffen).
Когда мы осознаем в мысли существование, которое мы есмы, то оно делает нас предметом в существовании (Das Dasein, das wir sind, denkend bewußt zu machen, läßt es uns im Dasein zu einem Gegenstand werden). Существование, казавшееся замкнутым в себе миром, становится при этом частью более обширного мира. Желание говорить о нем, представляя его мысленно (von ihm vergegenwärtigend zu sprechen), принудило бы нас, в качестве биологов, психологов, историков пойти по намеченным выше путям исследования в мире.
Однако то, в направлении к чему мы превосходим существование, когда осознаем его, есть не само существование, как более обширное существование, которое нужно было бы получить более радикальным образом, но либо идея объемлющего мира объективной действительности, или самобытие экзистенции, или подлинное бытие трансценденции: Непосредственное целое существования не есть исток и не есть конечная цель, но место (Stätte), на котором мы восходим (einen Aufschwung nehmen) в трех этих направлениях, неопределенно куда.
2. Единый всеобщий мир.
- В конкретных рассуждениях, чем с большей обстоятельностью они ведутся (в биологии и науках о духе), мой собственный мир выяснился для меня как особенный мир, стоящий однако в отношении к некоторому, пусть даже неопределенному всеобщему или целому. Я различаю отдельные особенные миры, но в то же время с необходимостью мыслю, как их предпосылку, единый всеобщий мир, в котором все они возможны. Таким образом, свое собственное биологическое и историческое существование я рассматриваю как некоторое чуждое существование; я пытаюсь отвлечься от него (mich von ihm zu lösen), когда, не будучи прикован к нему одному, направляюсь к целому миру. Я пытаюсь, изысканием и знанием, освободиться от своего мира, чтобы найти мир как таковой.
Если, например, биолог определяет, какой мир восприятия и мир действия свойственен специфическому живому существу и телесному существованию человека, то он делает это все же, имея в виду единый тождественный себе мир, с которым соотносятся органы животных, потому что этот мир есть всеобщий мир. Вместо специфического мира восприятия моего собственного биологического существования я ищу способов узнать этот единый универсальный мир, частным случаем которого является первый; вместо своего, всегда отчасти еще неизвестного мне, партикулярного мира действия, я покоряю технический мир, в котором с ясным предметным знанием обрабатывается и делается доступным для употребления в произвольно избираемых целях материал всякого существования. Правда, фактически я всегда остаюсь в своем мире восприятия и мире действия, но я способен поставить своей целью универсальный мир и отвечающий всевозможным целям технический мир.
Если социолог определяет специфическое историческое существование, то при этом всегда предполагает все же общество вообще, во всех его возможных вариациях. Вместо того, чтобы быть навек обреченным на особенность моей исторической ситуации, я стремлюсь за пределы этой ситуации к существованию человека как такового (strebe ich über sie hinaus zum Dasein des Menschen schlechthin). Я ищу единой истинной формы существования человека, всего лишь партикулярными формами осуществления которой, знающего препятствия и упадок, бывают отдельные исторические миры.
В подобном влечении за пределы моего особенного, биологического и исторического существования к единому миру этот мир, одновременно искомый и предполагаемый мною, становится для меня бытием, а то единое верное устройство мира (Welteinrichtung), в котором должен получить действительность человек в себе, единственно истинным его устройством.
Однако я сознаю также нечто, чем радикально ставится под сомнение этот путь, приводящий к бытию в едином, всеобщем мире. После того, как совершен скачок, в котором я искал единого мира из особенности и случайности моего отдельного существования и в преодолении этого последнего, я все-таки неизменно остаюсь еще на некоторой особенной «точке зрения (Standpunkt)». Только смена точки зрения релятивирует каждый раз ту, которую занимали прежде, а в конце концов и всякую «точку зрения». Отрешение от привязанности к точке зрения некоторого особенного мирового существования удается лишь относительно, благодаря универсальной сместимости точек зрения (Standpunktverschieblichkeit), а не абсолютно через достижение некой «точки зрения вне» как единственной и истинной точки зрения. Но процесс смещения точек зрения ведет в нескончаемое (ins Endlose). Это наглядно поясняет следующий пример:
Ориентирование в пространстве есть иносказание и прообраз всякого ориентирования в мире. Как первоначально всякий мыслящий народ полагал, что центр Земли и мира находится именно у него, так человек долгое время полагал также известным, что Земля находится в центре мироздания, пока также и в этом он не отвлекся (sich löste) от непосредственной чувственности своего существования к овладению всеобщим при помощи абстракции, в первых своих шагах еще исключительно редкой. Теперь мир из замыкающей в себе пространство скорлупы живого существования стал, как всеобщий мир, чем-то таким, что уже вообще не имеет центра; отныне мир не есть мой мир. Но и сам всеобщий мир не исполнил того, что он, казалось бы, обещал человеку: он не был бытием в себе. Что познается в нем, то само относительно. Именно самое достоверное познание, которое может быть охвачено в своем смысле только наукой, а отнюдь не непосредственно, разлагало мир в пространственной ориентировке, превращая его в наглядно не данное, абстрактно знаемое действительное. Для современной физики даже и лишенный центра, бесконечный, трехмерный мир, с его абсолютным пространством и абсолютным временем - этим остатком былой наглядности - тонет, исчезает и сменяется знаемостью (Gewußtsein), хотя всеобщезначимой, но лишенной наглядного представления и потому утрачивающей действительность. - Овладевая миром таким образом, я тону в бездонности при всем знании абстрактных отношений между количественными данными. - Но для ориентирования в мире мир, как единое всеобщее существование, не замыкается в себе не только в пространстве, но и ни в каком другом отношении. Всюду, где, вместо того, чтобы ориентироваться в мире, я хотел бы сориентироваться о мире, потому что считаю его бытием в себе, это бытие открывается мне как бездонное.
3. Возвращение к существованию как моему миру.
- В тех наблюдениях существования, посредством которых я в множестве форм ищу единый мир, я, как мне кажется, теряю как раз то самое, что есть существование. Я забываю себя самого, если понимаю себя только как особенное существование, часть из некоторого целого, или как частный случай чего-то всеобщего, и другим себя не знаю. Поэтому из абсолютной объективности я возвращаюсь к сознанию себя самого в своей ситуации. Мир, который объективно не имеет отныне центра, имеет свой центр повсюду. Я снова стою посредине мира, хотя теперь уже и не объективно, в некотором одинаково значимом для каждого смысле. Нет никакого другого центра, кроме моего центра - существующей отдельной существенности (des einzelnen daseienden Wesens). Ситуация становится исходным пунктом и целью, потому что только она действительна и налична в настоящем. Но ведь она сама приобретает отчетливость для меня только благодаря мышлению в отношении к объективному мировому существованию, которое я вновь и вновь должен мыслить пребывающим для себя, чтобы вновь и вновь отменять его. Я не могу ни постигнуть свою ситуацию, не переходя к мышлению мира, ни постигнуть мира, не возвращаясь постоянно в свою ситуацию, в которой единственно находит подтверждение реальность мыслимого мною. Ситуация неизбежно оказывается способом действительности существования.
Правда, человек способен отвлечься (sich zu lösen) от всякого особенного мира и вступить в другие возможности. Он проникает во все климаты и географические зоны, он способен вникнуть навыком в чуждые ему контексты технического употребления вещей и приспособиться к другим нравам и обычаям. И все же эта его подвижность не абсолютна. В ней остается некая привязка в силу ограниченности его существования и его прежнего навыка и привычки. Сверх того, он способен мыслью приобрести, благодаря возможности ставить себя на место чужого, некоторое, пусть всегда и спорное, понимание, когда он превращает все во всеобщее: и то, что оставил в своем собственном существовании, и то в новом и чуждом существовании, во что он лишь собирается вступить. Но совершенно настоятельное, в истоке данное вместе с моим существованием, всегда остается чем-то незаменимым: этот ландшафт моей родины, эти орудия, этот способ совершенно определенной совместной жизни, эти определенные люди и эти задачи жизни. Всеобщее всякий раз субстанциируется, делаясь абсолютно единичным (Das Allgemeine substantiiert sich zum je absolut Einzelnen): но это последнее, как таковое, уже не существует более для ориентирования в мире и как содержание этого ориентирования в мире -для него оно есть только как безразличная нескончаемость особенного и случайного - но «витально» налично как сознание действительности, и «экзистенциально» в историчном сознании подлинного бытия.
Таким образом, мое существование, как ситуация в моем мире, вновь и вновь становится подлинной действительностью, но теперь оно становится ею иначе, чем в лишь-непосредственном существовании; ибо это непосредственное существование просветлено теперь устойчивыми, хотя и партикулярными и относительными значимостями объективного бытия во всяком существовании, полученного в ориентировании в мире. Отныне знание об этих значимостях принадлежит этому существованию и, как только оно захочет объективно сделать себя самое мировым существованием вообще, все же релятивирует его и вновь делает его, как мое существование, некоторым особенным.
4. Существование, как объективность экзистенции.
- Впрочем, мы признали удовлетворение во всеобщем и приоритет этого последнего: Я сам в одном только существовании остаюсь зависимым и вторичным; всеобщий мир включает в себя мое собственное существование и господствует над ним; я только по случаю и благодаря удаче получаю на короткий отрезок времени отдельное пространство существования. Но эту перспективу рассмотрения исходя из мира я не признаю окончательной. Я сам в своей свободе, возвышающей меня над простым существованием, сознаю некоторое основание бытия, которое впервые является себе только в историчности моего существования в мире. Это Я нигде не встречается мне как некое существование в мире; но существование в мире становится объективностью экзистенции, которой экзистенция опять-таки не может быть ни для какого мироориентирующего знания, но лишь для экзистенции, как нечто ею принятое и сотворенное - или отвергнутое и разрушенное. Этот мир, не будучи уже миром как существованием, и еще того менее миром как содержанием знания, есть столько же преднайденное свободой, сколько и созданное в том числе и ею самой проницание того, что без того лишь единично и случайно, исторической глубиной экзистенции, внимающей в нем голосу трансценденции.
5. Резюме.
- Мир, как целое существования каждого отдельного индивида в своем мире, был непосредственностью, которую я осознавал, лишь выходя за ее пределы. Я схватываю объективный и всеобщий мир, но из этого мира оказывается постоянно необходимым возвращение к действительно предстоящей ситуации, в которой затем из другого истока раскрывалось (sich offenbarte) самобытие возможной экзистенции, которая, в свою очередь, опять-таки постигала весь этот мир как всегда неразгаданное место ее осуществления в избрании задач. Нигде я не обретал окончательного покоя. Непосредственное целое существования оставалось неисполнимым для человека сугубо биологическим существованием. Выступая из него, я улавливал всеобщие структуры и обстояния мира вообще, но в то же время, чем светлее становилось ориентирование в мире, тем решительнее я смотрел в нем в бездну, если желал теперь принять всеобщее за собственно бытие. Возвращение к миру собственного существования избирает этот мир в его уникальности и незаменимости для меня, соразмеряя его однако с объективным миром вообще, без которого я немедленно пропал бы и исчез (zunichte würde) в ограниченности моего существования. Этот всеобщий мир объемлет мир моего собственного существования, если я мыслю объективно; но он сам объемлется этим последним миром, если я удостоверяюсь в том, что основание совокупности моего существования образует экзистенция как мое подлинное бытие. Но именно тогда это экзистенциально проникнутое целое существования (existentiell durchdrungene Daseinsganze) снова оказывается не довлеющим себе, но понимает себя как явление и взирает к трансценденции, никогда не становящейся миром, а только в становлении мира одновременно, как мир, исчезающей, которая, сама не имея существования, оставляет за всем мировым (Welthaften) характер шифрописи (Chiffreschrift).
Таким образом, понятий мира, как понятий существования, имеется три: непосредственное целое существования (в биологической и исторической объективации), схваченное в возврате существование как мое существование (все в себе для меня заключающая действительность), существование как возможная объективность экзистенции (объективное явление экзистенции, которая обращается лишь к экзистенции). На каждой из этих трех ступеней существование наталкивается на мир, как на всеобщезначимую объективность эмпирической действительности; на первой ступени - фактически, на второй - также и сознательно, на третьей же оно читает в мире шифры трансцендентного бытия.
6. Мир как объективная действительность.
- Объективная действительность, представлявшаяся до сих пор лишь противоположностью субъективного существования, подлежит теперь внятному определению по ее собственному смыслу. Она есть мир, который следует знать всеобщезначимым образом как иное, для себя наличное (Sie ist die Welt, welche als das Andere, für sich Bestehende allgemeingültig zu wissen ist). Мир как субъективное существование в любой из своих форм был бы предметом для этого знания, однако так, что это существование никогда не бывает исчерпано в том, что стало предметом (im Gegenstandgewordensein). Мир как существование является для знания лишь специфической действительностью, в качестве жизни и сознания, наряду с неживым, которое само не составляет мира как существования, но встречается в этом мире.
Действительность мира, как знаемость (Wißbarkeit), должна быть завоевана (erobert). Она есть то, чего я никогда не имею непосредственно, но что я привожу к достоверности только опосредованно через мышление, когда открываю или изобретаю.
Если я осознаю свое существование в своей ситуации, то у меня всегда уже имеется, из традиции и из собственного опыта, некоторое знание о мире, которое для меня бесспорно достоверно (fraglos gewiß), но которое, если я критически допрошу его, предстанет предо мною пронизанным предрассудками. Мои ожидания, основанные на этом знании, лишь отчасти оказываются верными, ибо это знание мира переполнено химерами (Phantasmen). Вопрошание - вот тот кризис, посредством которого я отделяюсь (mich löse) от того существования, в котором я, не рефлектируя, уже знаю свой мир как само собой разумеющийся. Я пробуждаюсь из существования, как просто жизни в некотором мире, к познающему существованию (Erkenntnisdasein) как стремлению к воображаемой точке вне мира, которой все противопоставляет себя как всеобщезначимо-знаемый мир. Я не успокаиваюсь в этом своем стремлении, даже под угрозой того, что Я и мир потонут в беспочвенности; меня побуждает страсть, которая знает, что путь объективного познания, куда бы он ни вел, если он еще и не приводит к подлинной истине, составляет все же условие обретения истины. Вместо того, чтобы только жить в моем мире, я становлюсь исследователем. Этот кризис к изначальной воле к знанию - это исток философствования (Diese Krise zum ursprünglichen Wissenwollen ist Ursprung des Philosophierens).
Теперь я учусь различать то, что действительно, от того, что иллюзорно и только казалось действительным в известных ситуациях. Теперь мир для меня есть эмпирическое существование в пространстве и времени, обнаруживающийся посредством чувственного восприятия в допускающем воспроизведение опыте или посредством умозаключений к чему-то такому, что связано с чувственным опытом согласно правилам. Существование в мире не есть уже более мое существование в моем мире, но есть объективная действительность. Поскольку эта действительность не дана мне сама собою, но ее необходимо отыскивать, мир есть теперь выделенное из неразличенного целого субъективностей эмпирическое существование, одинаково для каждого наличное и доказуемое.
Иллюзии сами суть действительность, как переживания субъектов. По мере того, как их обнаруживают, они становятся обозримыми в своем возникновении с точки зрения некоторого знания, как способы субъективного существования.
Но что является эмпирически действительным, - это во всех науках составляет такой вопрос, окончательное разрешение которого было бы возможно только для вполне закончившегося исследования. Своеобразие научного образования состоит в том, что оно может применить в данном случае методические критерии, и что оно обладает критической чуткостью, которая снова и снова проверяет эмпирический материал и противостоит как предрассудкам закаменевшей науки, для которой, скажем, «не может быть» известных отстаиваемых кем-нибудь феноменов, так и опрометчивым ожиданиям, трактующим как уже действительное то, реальность чего еще вовсе не доказана.
Если проделано разделение между эмпирически-действительным и субъективными иллюзиями, и если затем мир мыслится как совокупность (das All) объективно действительного, то этим разбивается (ist zerbrochen) нечто в сознании бытия нашего Я. То, что получило название разбожествлением (Entgötterung) мира, и что недавно Макс Вебер признал расколдованием существования в науках17, есть выражение именно этой разбитости. Однако еще вопрос, было ли лучше то, что было прежде, и не есть ли истина, какая бы то ни было, нечто лучшее, или же прежние иллюзии не были совершенное ничто и в них, хотя они и разоблачены как иллюзии, было также разрушено нечто иное, что теперь надлежит обрести на новом пути. Этот разрыв есть разрыв в существовании человека как таковом. Мифы и философские учения полагают его в начало становления человека, как грехопадение. Однако дело только представляется так, как будто бы нечто было разбито. Правда, с познанием всегда наступает некоторый разрыв (ein Bruch). И все же прошлое блаженное состояние есть лишь мифическое видение. Я всегда уже нахожу себя в этом разрыве, если я мыслю - а без мышления я вообще не есмь для себя, - и я ищу целое и единое, которое недостижимо для меня в одном лишь знающем ориентировании в мире, - которое в нем, скорее, снова и снова разбивается для меня, - но которое без этого ориентирования остается сугубой иллюзией. Прежде, в нерефлектированном существовании, не было истинного целого, которое бы я мог потерять. Целое есть лишь для моего представления в форме воспоминания и в форме некоторого будущего, однако же так, что уловить его я могу только в некотором трансцендентном направлении, превосходящем время направлении.
Философствуя, мы отделяем ориентирование в мире, как изучение объективной действительности, просветление экзистенции, как призыв к самобытию, и метафизику, как искание трансценденции. Но подлинное бытие мы находим лишь там, где эти три способа бытия - мир, экзистенция и трансценденция - без каких-либо неясностей сплетаются для нас воедино, так что ни один из них не есть без другого. Всеобщезначимо и окончательно это нам сделать не удается; это может удаваться лишь историчным, всякий раз неповторимым, образом, в высокие моменты подлинного самобытия, которое, всецело пребывая в мире, воочию видит в нем трансценденцию. Но во временном существовании (Zeitdasein) эти три способа бытия всегда уже оказываются вновь разбиты и порознь. Они ищут друг друга, и они тем лучше находят друг друга, чем решительнее каждый способ объемлется существованием в своей специфичности, потому что в этом случае каждый захватывает область другого, абсолютизируя один из способов бытия (weil dann sich jede in Verabsolutierung einer Seinsweise überschlägt), в то время как неясное взаимопроникновение (unklares Ineinander) - в намерении, скажем, представив свод результатов наук, удовлетворить сразу и рассудок, и потребности нашей души (Gemüt), - движется неверным шагом, лишенное всякой опоры (haltlos dahinschwankt). Только самое безусловное исследующее ориентирование в мире становится средой экзистирования в разбитости целого непосредственного существования и научает чутью к трансценденции (Nur die bedingungsloseste forschende Weltorientierung wird in der Zerbrochenheit des Daseinsganzen Medium des Existierens und lehrt Transzendenz spüren).
7. Действительность существования и объективный мир реальны только друг через друга.
Научное ориентирование в мире - это шествие (Gang) через существование, которое я совершаю как сознание вообще, покидая свою защищенность в мире (meine Weltgeborgenheit verlassend), чтобы найти объективную действительность. Эта последняя есть одна действительность только как уровень всеобщего, но она не есть единая действительность как замкнутое в себе бытие. Вместо того, чтобы обнять в понятии мир как целое, я ориентируюсь в нем при посредстве всегда партикулярного познания. Мои понятия о мире фактически суть понятия об отдельных действительностях, а не обо всей действительности. Мир становится для меня действительным в виде многих миров. Эти миры возникают для меня из действительностей моего существования, которые, дистанцируя их от себя как иное и превращая в объективный мир, я противопоставляю себе, хотя и не могу не жить, как существование, в этих самых действительностях.
Так, я как живое существо нахожусь в непрестанном общении с окружающим физическим миром, осуществляю, как живая плоть, функции обмена веществ, чувственных восприятий, движений; но я в то же самое время испытующе наблюдаю за этой жизнью, познаю ее физиологически и психологически; как будто бы я при этом выхожу за ее пределы. - Я живу в некоторой местности (Landschaft); но я отвлекаю себя (löse mich) и познаю природу в ее определенности, когда ни одна живая душа уже не имеет ее как местность, и когда она не отвечает нам как абсолютно иное, но только налична как предмет. Благодаря сознательному соотнесению физической природы с моими потребностями и целями на нее обращается моя активность; мир природы становится для меня потребительным миром (Gebrauchswelt). Вначале я орудую (hantiere) унаследованными мною инструментами; затем я словно задаю им вопросы, узнаю их недостатки и изменяю их, проясняя себе цель и средства. Унаследованный мир умений, проживания (Wohnen), способов приготовления и принятия пищи (der Weisen der Nahrungszubereitung und des Essens), преображается в техниках, которые, до конца и предела продуманные, дают мне бесконечно больше, но отвлекают (lösen) меня от мира, в котором я бытовал как бесспорное существование. - Мир как жизнь, как природа и как техника возникает для исследования и изобретения на отвлеченной точке зрения произвольно заменимой точки Я, исходя из которой я созерцательно и деятельно ориентируюсь в перспективах об объективном бытии.
Так, я как общительное существо нахожусь в отношениях, которых я не искал и которые не я создал. Если только я могу сознательно задавать себе вопросы, я уже нахожу себя в необозримых переплетениях особенности общественных институтов и зависимостей от волевых взаимоотношений между людьми. Общество я познаю, отличая его от природы, как второй мир, и деятельность в нем познаю как существенно отличную от технического орудования с поставляемым природой материалом. Политическая, экономическая, профессиональная деятельность ориентируется на возможную деятельность других. Миром как природой овладевают, как если бы он непрерывно оставался тем же самым миром; миром же как обществом овладевают так, как если бы данное состояние мира могло перемениться не только в отдельных формах, но и в целом. Поначалу я в бесспорной очевидности живу в семье и в союзах, в субстанциальности взаимной принадлежности людей в настоящем, ожидаю привычных результатов и закономерностей в ходе моего существования, вообще не принимая в расчет ничего иного даже как возможного; я живу в городском или сельском мире, в формах и уродствах (Formen und Unformen) общительности и обычаев. Потом я рассматриваю и изучаю это состояние мира, в котором нахожу себя, сравниваю его с другими состояниями, - я становлюсь социологом. Тем самым я отвлекаюсь (löse mich) из прочной субстанции исторического существования. Я превращаю это существование, как и вообще во всяком знании - то, что я знаю, в нечто всеобщее и относительное, я пытаюсь понять сами состояния мира из их корней и в их результатах, и рассматривать их как некие целокупности существования. Но я все же необходимо и всегда вновь возвращаюсь в свое существование, даже если это мое существование представляется мне ничтожно незначительным; ибо я существую только как отдельно определенное существование. В социологическом ориентировании в мире я узнаю не только то, что можно целесообразно сделать в обществе, но узнаю также абсолютное различие между существованием в мире, как познанным в относительных аспектах предметом, и всяким собственным существованием в мире, в котором я впервые могу почувствовать, что лежащее в основании этого существования всегда больше, чем нечто лишь познаваемое.
Итак, действительный мир как объективно эмпирический мир, который я постигаю как мир природы, потребительный мир, технический мир, общественный, хозяйственный, политический мир, извлечен (ist herausgelöst) из конкретного предстояния существования (konkrete Gegenwart des Daseins), из которого и для которого он и познается. Он становится миром, влагаемым мыслью из опытно наличного в некоторое объемлющее целое (eine aus der erfahrenen Gegenwart in ein übergreifendes Ganze hineingedachte Welt), который доказывает свою действительность лишь на опыте в этом предстоянии (Gegenwart). Хотя он и имеется в виду как общезначимая действительность, одна и та же для всякого сознания вообще, свою верификацию этот мир находит всякий раз только в действительной ситуации существования данного индивида (des Daseins eines je Einzelnen). Но этот последний, как познающее сознание, в принципе (хотя и не всегда фактически) является в своем опыте, который мог бы сделать на его месте и всякий другой человек, заменимым. Наблюдающий, экспериментальный, казуистический опыт, астрономический, психологический, медицинский, социологический опыт всегда привязаны к ситуациям; одни виды опыта - к ситуациям, которые мы всегда, или периодически, можем создать, другие к повторяющимся в сходных формах ситуациям, третьи - к ситуациям, случающимся в таком виде лишь однажды. Чтобы прояснить для себя, что, собственно, я знаю на опыте, я во всех науках должен прояснить себе в своем непосредственном существовании смысл тех ситуаций, в которых только и находят себе подтверждение соответствующие познания.