Тайна позиции автора обзора раскрывается в его последних строчках: «Скиннер верит, что мы выживем, если допустим сильное упрощение жизни. Под этим он имеет в виду (должен, по крайней мере) атрофию сознания. Он считает, что погруженные в себя, себе на уме, сомневающиеся в себе, мучающие себя, потакающие своим прихотям, мятежные, многословные люди не могут быть работоспособными. Он уверен, что может устроить все так, чтобы таких людей стало меньше. Неужели он не понимает, что только глупые гуси несут золотые яйца?» Это значит, что мистер Скиннер символизирует разум, порядок и эффективность, но при этом только движимые эмоциями, противоречиями, признающие собственную вину и собственную глупость люди наполняют жизнь ценностью и смыслом.
Обзор в выпуске The New Leader от 10 января 1972 г. более яростный и открытый. Там утверждается: «“Разумный человек, говорил Шоу, пытается адаптироваться к миру” (явно бихевиористский подход), “а неразумный пытается подчинить мир себе. Следовательно, мир держится на неразумном человеке”». И вот: «Бихевиоризм, слава богу, все еще наука, а не технология». И вот: «История не меньше, чем бихевиористские эксперименты, доказывает, что человек обладает врожденным эгоизмом. Манипуляция человеком недопустима не потому, что он благородное существо, а как раз потому, что он таковым не является. Власть имущие всегда использовали благородство для достижения своих целей, и нет причины полагать, что их эгоистическая озабоченность исчезнет». (Предположительно, это означает, что все будет в порядке при тоталитарном контроле и манипуляции благородных, направленных на таких же самоотверженных и бескорыстных.)
Еще есть серия небольших обзоров, которые либо повторяют уже сказанное, либо ничего не говорят, слабо возражают, аккуратно бьют мимо цели и не берут на себя никакой ответственности. Один такой обзор попал в Science News от 7 августа 1971 г. Кажется, что он написан подростком, провозглашающим выдающиеся мысли. Новая книга мистера Скиннера, пишет автор, станет одной из самых важных книг XX в. «не только потому, что является изложением бихевиористского подхода к психологии в Гарвардском университете, но и потому, что выходит за пределы психологии в философию. И потому, что философия доктора Скиннера может оскорбить многих людей». Далее эксперт говорит, что «доктор Скиннер аргументирует факты логично и рационально…».
После такого становится огромным облегчением прочесть эссе в The New York Review of Books от 30 декабря 1971 г. под названием «Дело против Берреса Скиннера». Эссе не примирительно и не сентиментально. Оно яркое и мощное. Это поистине подрывная работа. Она разрушает научные амбиции Скиннера, и именно в этом состоит защита науки.
«Его [Скиннера] домыслы лишены научного обоснования и не содержат никаких общих черт будущей науки о человеческом поведении». В отношении заявлений Скиннера: «Утверждения… должны быть оценены согласно предоставленным доказательствам. В данном случае оценить их очень просто, так как не представлено никаких доказательств. ‹…› Фактически вопрос о доказательствах вообще не стоит, поскольку все утверждения превращаются в пыль и бессвязность еще в процессе анализа».
Автор обзора использует лучшую тактику при столкновении с ложной теорией: он воспринимает ее буквально. «Если тезис Скиннера неверен, тогда нет никакого смысла в написании или чтении книги. Но и если тезис верен, то ни писать, ни читать эту книгу смысла нет, так как здесь один-единственный довод – изменить поведение, а поведение, согласно тезису, полностью контролируется процедурой подкреплений. Значит, книга сможет изменить поведение, только если она – подкрепление, то есть если чтение книги увеличит вероятность поведения, которое привело к чтению книги (учитывая соответствующее состояние депривации). На этом этапе все сводится к нечленораздельности».
В этом обзоре есть много замечательных отрывков. Но его автор – Ноам Хомский, который в философском плане является картезианским лингвистом, защищающим теорию, что мыслительные процессы человека определяются врожденными идеями, и который в политическом плане принадлежит к «новым левым».
Далее я кратко остановлюсь на двух значимых обзорах в The New York Times. Но картина культурного вырождения ясна. Не осталось защитников разума в стране, которая была создана не по исторической случайности, а по философскому замыслу. Не осталось защитников свободы в том, что называлось единственной моральной социальной системой на земле. Не осталось защитников мышления в величайшей научно-технологической цивилизации. Все, что осталось, – это схватки между мистиками духа и мистиками плоти, между людьми, ведомыми своими чувствами, и людьми, руководствующимися своими рефлексами.
Мы – пассажиры самолета, летящего на огромной скорости. Однажды мы поймем, что топливный бак нашего лайнера пуст.
Газеты не создают культуры, они – ее продукт. Они – конвейер, который переносит идеи из университетов к широкой общественности. The New York Times – одна из самых влиятельных газет в США и хороший индикатор наших культурных тенденций. Она опубликовала два обзора на книгу мистера Скиннера, которые по-разному выступают для него самыми оскорбительными из всех.
«Нет ничего, что бы противоречило глубокой важности новой книги Берреса Скиннера “По ту сторону свободы и достоинства”. Если вы планируете прочесть в этом году всего одну книгу, возможно, это именно та, которую и нужно выбрать». Это вступление к обзору в ежедневной газете The Times от 22 сентября 1971 г. – единственное положительное, что я нашла.
«Трудно понять, что пытается донести до нас доктор Скиннер», – пишет автор и предупреждает, что «на это нельзя просто закрыть глаза». Затем, без защитных уловок, он точно излагает безжалостные основы тезиса Скиннера и говорит: «Все из которых логически неопровержимы…» (курсив мой). Видимо, пытаясь сопротивляться тезису, автор утверждает, что «кто-то может обратиться к традиционной критике бихевиоризма. Но даже здесь Скиннер отнюдь не так уязвим, как казался. Он ответил своим критикам основательными контраргументами… Тем, кто говорит, что его программа тоталитарна, он отвечает, что “отношения между контролером и контролируемым являются взаимными…”». Это ссылка к уже цитированному здесь абзацу. Пожалуйста, перечитайте его, чтобы сказать, является ли это «основательным контраргументом».
«Всех известных возражений, направленных на бихевиоризм, недостаточно, чтобы победить эту книгу, – вздыхает автор обзора. – …Книга остается логически крепкой. Мне это не нравится, то есть это не подкрепляет меня так, как я привык». Сделать такую уступку – значит признаться в отсутствии оснований для своих убеждений и в знании о собственных мыслительных процессах. За признанием следует странное утверждение: «В какой-то момент единственное возражение, которое я смог изобрести, – это придуманный Достоевским “униженный человек”, который “специально сошел с ума, чтобы доказать”: не все поведение может быть предсказано или управляемо. Но такой ответ окажется не очень полезным для меня и для культуры в целом… Поэтому мы действительно можем заблудиться в лабиринте Скиннера». Что здесь удивительно, так это цитата из Достоевского: автор не мог о ней внезапно подумать, поскольку именно она обсуждалась мистером Скиннером в его книге и была отброшена.
На первый взгляд обзор создает впечатление, что написан серьезным интеллектуалом, который отчаянно боролся с необходимостью принять тоталитарное государство, но не смог найти контраргументы и нехотя сдался во власть неопровержимой логики. После прочтения книги неизбежно возникает вопрос: правда ли так все было с автором обзора? Или он просто стремился убедить нас, что тезис мистера Скиннера неопровержим?
Обзор в The New York Times Book Review от 24 октября 1971 г. совершенно другой. Он отрицательный и утверждает, что у Скиннера есть тайный мотив («скрытая повестка»), который неизвестен ему самому, но известен автору обзора. «Реальный текст новой книги Скиннера разоблачает человека, отчаянно ищущего способ сохранить старые добродетели индивидуализма XIX в. в мире, где самодостаточность больше не имеет смысла». Какие добродетели? Упорный труд, верите ли. «Сначала контроль поведения кажется ему способом заставить людей упорно трудиться в эпоху, в которой преобладает леность и праздность». Если упорный труд – основная характеристика индивидуализма, тогда нацистские и советские трудовые лагеря – примеры индивидуализма, которому не было равных не только в XIX в., но и в любом другом столетии. Но в книге мистера Скиннера не обсуждается и не защищается «упорный труд», и ничего не говорится о том, что это главное значение книги.
«Эта скрытая повестка видна там, где Скиннер говорит о контроле поведения. Все его внимание сконцентрировано на ситуациях, где человек кем-то контролируется; он использует такие фразы, как “поведение индивида” или “оперантное обусловливание субъекта”. Едва ли он обращается к разным типам контроля разных социальных групп». Даже мистер Скиннер не заслуживает такого обзора на свою книгу. Многие люди не могут ответить на метафизические вопросы, но автор обзора настроен на их счет воинственно. Он такой бешеный коллективист, что не потерпит ни малейшего интереса к индивидуальности, даже в целях ее разрушения. Он совершенно не понимает, что если бы захотел применить на практике свои убеждения, то мистер Скиннер – тот, кто готовит для него почву.
Если бы доктор сказал, что человеку нужна еда, и встретил бы возражения: «Какого человека вы имеете в виду, Смита или Джонса? Разным людям нужна разная пища. А еще вы ничего не сказали о бедных, черных, молодых и женщинах», то ни одна газета бы это не напечатала. Тем не менее такие рассуждения были напечатаны на первой странице журнала The New York Times Book Review. Если вы думаете, что я преувеличиваю, оцените следующее. Автор обзора выбирает отрывок, где мистер Скиннер пытается научить нас языку бихевиоризма с помощью описания эмоциональных состояний юноши в соответствующих терминах; например, «он чувствует дискомфорт и обеспокоенность» описывается как «его поведение часто имеет неизбежные аверсивные последствия, которые обладают эмоциональным эффектом». Комментарий автора обзора: «Профессор, идет война! Почему вы не говорите о социальных причинах его поведения? Почему вы обращаетесь с ним так, будто он живет в вакууме?»