можем, вместе с идеалистами, перенести все среды в сам разум. Но если разум — это просто эмерджентное свойство некоторых организмов в их так называемых разумных реакциях на их среды, то он никогда не сможет выйти за пределы среды, в которой он оперирует. Не сможет разум выйти, обобщая все возможные опыты, и за пределы всякого возможного опыта; ибо делать свое мышление он должен внутри какого-то опыта, а возникающие из связи разумного организма с его средой значения должны принадлежать объекту его восприятия и его предельно широкой мысли. Можно утверждать, что эмерджентная эволюция не может отрицать возможность возникновения разума реалиста, обладающего этой способностью входить в когнитивные связи с объектами; ответ на этот вопрос, однако, надо искать в естественной истории разума и в изучении ментальных операций.
II. Физическая вещь[16]
Очевидно, что определение физической вещи в терминах манипуляторного и дистанционного опыта должно относиться и к организму как физической вещи. Организм видится и осязается. Мы дополняем то, что приходит через непосредственное видение, тем, что добывается через зеркала и визуальные образы, а наши руки входят в контакт практически со всей поверхностью наших тел. Кинестетические и висцеральные переживания могут быть локализованы внутри наших организмов только тогда, когда эти организмы обрели наружности. Если мы используем давления поверхностей собственных тел друг на друга в переживании тел, воздействующих на нас, то это происходит лишь постольку, поскольку тело и другие объекты организованы в общем поле физических вещей. Несомненно, находящиеся в контакте поверхности и органические переживания, ограниченные этими поверхностями, есть в опыте ребенка, и из них возникают наружности и внутренности вещей. Но ребенок может определить границы своих телесных поверхностей только через вещи, не являющиеся его телом, и он обретает полные поверхности вещей, не являющихся его телом, раньше, чем обретает свой организм как ограниченную вещь. Генетически ребенок продвигается от периферии к своему телу. Если он использует давления организма, вкладывая внутренности в вещи, то тело должно было быть ранее определено своими контактами с ограниченными вещами. Важно осознать, что это продолжает быть в опыте связью между физическими вещами и телом как физической вещью и между физическими вещами, отличными от тела. Мы продвигаемся путем анализа во внутренности вещей, только достигая новых наружностей, служащих в действительности или в воображении условиями того опыта давления, который являет себя как внутренность либо тела, либо других физических вещей.
Множества физических вещей определяются, следовательно, по их границам, и среди этих вещей телесный организм получает свое определение таким же образом. Если, например, мы рассматриваем цвета и осязаемость вещей как зависимые от физиологических процессов в организме, то аргумент строится на допущении определимых физических вещей, в том числе организма как он есть в наличии. Приоритета реальности, приписываемой телесному организму, в опыте нет. Если можно помыслить, что рука пройдет через видимый стол, то в равной степени можно помыслить, что рука пройдет через видимую ногу. Эти физические вещи являются все без исключения дистанционными опытами. То есть они помещены в пространство, и чтобы быть таким образом помещенными, они упорядочиваются из центра O системы координат. Формы, в которых они появляются, суть оптические перспективы, и восприятие придает им реальность в терминах переживания манипуляторной области, в которой они подвергаются контактной проверке на перцептуальную реальность; но они остаются в этой области визуальными объектами. Внутри этой манипуляторной области искажения оптических перспектив исчезают. Вещи достигают стандартных размеров. То, что они имеют стандартные размеры, предполагает, что центр O может быть найден в любой точке, и там вещи будут обладать пространственными значениями, находимыми в этой манипуляторной области. Основополагающий постулат Ньютоновой физики, что любое множество картезианских координат можно взять как основу для упорядочения и измерения вещей и их движений, заключен в нашем перцептуальном мире. Понятийное мышление логически сформулировало установку перцептуального опыта. Тогда возникает вопрос: какова природа этой установки, благодаря которой восприятие безразлично перемещается из одного центра O в другой?
Дистанционных стимулов в непосредственном восприятии достаточно, чтобы вызвать приближение или удаление и вытекающие отсюда контакты и консуммации. То, что перцепция должна представлять отдаленные объекты как обладающие физическими значениями манипуляторной области, не содержится в успешном поведении воспринимающего организма. Сказать, что с дистанционной стимуляцией сплавлен памятный образ дистанционного стимула, как он проявлялся в области манипулирования, — значит спрятать процесс за термином. Он может быть сплавлен с ней таким образом, потому что отдаленная стимуляция уже есть физическая вещь. В манипуляторной области объект действует на воспринимающий организм, и это действие в перцептуальном опыте означает давление его объема на организм. Есть бесконечно много других характеристик его действия — его температура, его запах и т. д.; но все это характеристики его как массивной вещи, и до этой внутренней природы физической вещи мы никогда не доходим, подразделяя ее визуальные очертания. В физической вещи проявляется содержание, принадлежащее изначально только организму: это давление (то, что Уайтхед назвал «назойливостью» вещей). И вопрос в том, как оно проникает в вещь. Дистанционно-визуальные и контактно-тактильные границы присутствуют в непосредственном опыте. Я рассматриваю не метафизический вопрос о том, как мы приходим от внутреннего опыта к миру вне нас, а вопрос о том, как отдаленные ограниченные объекты обретают внутренности перцептуальных объектов — внутренности, никогда не обнаруживаемые подразделениями. Я уже высказал предположение, что давления телесных поверхностей друг на друга, прежде всего одной руки на другую, передаются объекту, и вопрос, который я ставлю, состоит в том, как происходит этот перенос.
Единственный ответ, который я на этот вопрос могу дать, следующий: хватая и толкая вещи, организм идентифицирует собственное усилие с контактным переживанием вещи. Он возвышает это переживание своими усилиями. Схватить твердый объект значит стимулировать себя осуществить это внутреннее усилие. Организм возбуждает в себе действие, исходящее также из нутра вещи. Оно исходит из нутра вещи, поскольку опыт усилен действием тел на организмы и на другие вещи в воспринимаемом мире. Объект организма возбуждает в организме действие объекта на организм и тем самым оказывается наделен тем внутренним родом давления, который конституирует внутренность физической вещи. Лишь поскольку организм принимает при этом установку вещи, эта вещь приобретает такое нутро.
Формула этого процесса следующая: вещь стимулирует организм действовать, поскольку вещь действует на организм, и действие вещи есть сопротивление организма такому давлению, какое возникает, когда твердый объект крепко сжимается в руке. Сопротивление объекта и усилие руки неразрывно перетекают друг в друга. В развитии младенца этот опыт должен приходить раньше, чем переживание собственного физического организма как целого. Младенец должен как-то размещать это усилие своей начинки вещей, прежде чем сможет идентифицировать усилие как собственное. Его окружения простираются во все стороны, и окрашенные в разные цвета формы становятся размещенными и знакомыми в мире, внутри которого его тело занимает в конце концов определенное место. Между тем давление его тела и схватывающее движение его рук должны локализовывать вещи из внутренней установки, и он в конце концов обретает себя как вещь через действие других вещей на него. «Материя» — вот имя, которое мы даем этой природе вещей, и ее характеристикой служит то, что она идентична реакции, которую она вызывает. Вес как давление или инерция как сопротивление изменению покоя или движения тождественны усилию, с помощью которого удерживается вес или приводится в движение или покой тело. Тело имеет множество других свойств, заключенных в материи, но ни одно из них не обладает этой характеристикой. Цвет, звук, вкус и запах не могут быть отождествлены с реакциями, которые они вызывают, будь то в организмах или в других объектах, в то время как данное в опыте внутреннее содержание материи идентично реакциям, которые оно вызывает в вещах. Удивительным достижением науки эпохи Возрождения было то, что она вычленила это свойство материи как инерцию. Ньютон мог говорить о ней как о количестве материи или как о свойстве материи, за счет которого она остается в своем состоянии покоя или движения до тех пор, пока на нее не окажет воздействие внешняя сила. Инерцию и силу, следовательно, можно было приравнять друг к другу. В уравнениях Ньютоновой механики масса определяется через силу, а сила определяется через массу. Здесь Ньютон отразил фундаментальную установку опыта по отношению к вещам.
Думаю, теперь мы вполне можем ответить на вопрос, поставленный ранее: как получается, что мы наделяем вещи на расстоянии физическими значениями манипуляторной области? Иначе этот вопрос можно было бы поставить так: каковы опытные основания гомогенности пространства? Во-первых, неразрывность переживания усилия и материи физической вещи обеспечивает общую внутреннюю природу вещей, опознаваемую всякий раз, когда переживание на расстоянии находит завершение в своих контактных импликациях. Во-вторых, эта внутренняя природа налична лишь постольку, поскольку она вызывает реакцию усилия. Отдаленный объект, запуская по цепочке реакции захвата и манипуляции, вызывает в организме собственный внутренний род сопротивления. Здесь мы находим основу эмпатии Липпса. Было бы ошибкой рассматривать эту внутреннюю природу материи как проекцию организмом собственного чувства усилия в объект. Сопротивление пребывает в вещи настолько же, насколько усилие пребывает в организме, но сопротивление наличествует только в противовес усилию, или действию других вещей. Втянутые таким образом в поле усилия, действие и реакция равны. Своей внутренней природой вещь определенно обязана организму — неразрывности усилия и сопротивления. Однако этот характер внутренности возникает лишь с появлением организма как объекта, т. е. с определением поверхностей и переживаний организма, лежащих внутри его очерченных поверхностей. Хотелось бы подчеркнуть, что в контактных давлениях и при пробуждении предвосхищающих манипуляторных реакций на расстоянии физическая вещь вызывает в организме нечто, неотрывное от ее внутренней природы, в результате чего действие вещи, когда оно есть, отождествляется с реакцией организма. Именно это позволяет организму переносить себя и свою манипуляторную область к любому отдаленному объекту и бесконечно расширять пространство манипуляторной области, выстраивая тем самым из несогласованных перспектив гомогенно