ведут к контактным, контролирующим среду в интересах организма. Контактные переживания — это реальность дистанционных переживаний. Физический объект, однако, конституирует разрыв в простейшем биологическом процессе, находящем свое завершение в консуммации, которой требуют биологические нужды организма. Именно рука под контролем глаза отвечает за манипуляторную область. Объект, которым орудует рука, оказывается между видением пищи и ее съедением. Если биологический процесс под влиянием дистанционной стимуляции проходит без прерывания до консуммации, то никакого физического объекта в опыте не возникает. Итак, в биологическом смысле манипулируемый, или физический, объект является опосредующей реальностью. В абстракции от консуммации это прежде всего средство, и только потом — физическая вещь позднейшей науки.
Когда эксперимент Майкельсона — Морли и затруднения, высвеченные отсутствием инвариантности в уравнениях Максвелла для электромагнитного поля, изгнали эфир как физическую вещь, его заменил эфир «основы» (stuff), или, по выражению Уайтхеда, событие, и время вошло в физическую вещь как его параметр. Мы уже видели, что в перцептуальном мире пространство и время неизбежно разделены. Движение подразумевает движущееся нечто, которое иррелевантно темпоральному процессу. Событие всегда случается с чем-то. Поразительный результат новейших изменений в физической науке и новых теорий, которым эти изменения положили начало, состоит в том, что событие заняло место физической вещи. В перцептуальном мире и в мире движущихся масс события происходят с вещами. В противовес изменению есть неизменные вещи, являющиеся условиями изменения. Иначе говоря, в перцептуальном мире пространство и время с необходимостью разделены. Пространство-время не может быть формой перцептуального опыта. Мы можем перейти из одной перспективы в другую и понять, что то, что с одной точки зрения является покоем, с другой точки зрения является движением; но в каждой перспективе есть вещи постоянные, иррелевантные времени, и они придают значение происходящим во времени изменениям. Если перспективы можно свести к разным явлениям вещей, остающихся на протяжении всех изменений теми же самыми, то относительность не вытравит природу вещей; но если природа вещей обнаруживается в процессе, в системе изменений, то разные ценности, которые этот процесс принимает с различных точек зрения разных, но связанных друг с другом наблюдателей, должны воздействовать на сами природы вещей. Тем не менее мы не можем реально редуцировать вещи к процессам, ибо невозможно, чтобы протекали процессы, которые не являются процессами вещей, и измерения могут делаться лишь в ситуации, в которой что-то остается иррелевантным времени.
Пока событие имеет место, мы смотрим на него, слушаем или осязаем его; но если мы можем завершить инициируемое им поведение, то тогда мы выделяем вещь, с которой случается это событие. Меж тем с точки зрения относительности никакой физический объект не может быть изолирован от того, что с ним происходит. Если в одном согласованном множестве, которое ученый подвергает измерению, он покоится, то в другом — движется; и не только его измерения в пространстве и времени меняются в зависимости от относительных скоростей этих множеств, но и содержание массы внутри него — тоже. Ничто нельзя схватить, кроме преобразований этих измерений от одного множества к другому и совпадений событий в абсолютном пространстве. И все это сводится к тому, что прежде чем овладеть вещью в перманентном пространстве, в котором мы можем ее измерить и определить ее внутреннее массосодержание, мы должны поместить себя на расстояние от нее в другом пространстве и определить ее изменения, обусловленные относительными скоростями этих двух пространств и их согласованных множеств.
Итак, мы перевернули фундаментальный порядок нашего поведения и сделали «что есть вещь» дистанционным опытом вместо контактного опыта. Резон для такого переключения очевиден. Объект в манипуляторной области принадлежит перспективе индивида и — поскольку эта манипуляторная область может быть определена через измерения, общие для всех членов сообщества, к которому он принадлежит, — пространству и времени того согласованного множества, членом которого является его организм как физическая вещь. Только поместив себя в отдаленное согласованное множество, мы можем осознать, что искажения, претерпеваемые объектами этого множества, — те же самые, что и те, которые претерпевает наше множество, когда видится с этой точки зрения. Поскольку нет абсолютного пространства, к которому эти различающиеся точки зрения можно было бы отнести так, как могут быть отнесены к общей манипуляторной области зрительные перспективы, то не может быть манипуляторной области, к которой можно было бы отнести эти перспективы, или рамки соотнесения. Измерительная рейка и часы, дающие местное время, принадлежат к манипуляторной области, и количества, ими измеряемые, будут варьировать от одного множества к другому. Нет никакой общей измерительной рейки, никаких общих часов, которые все смогли бы принять. Разные наблюдатели могут лишь использовать общие формулы преобразования, посредством которых измерения, сделанные в одном множестве, могут быть переведены в измерения другого. Следовательно, мы остаемся с языком дистанционных световых сигналов, которые могут не относиться ни к одному объекту, общему для опыта всех. Правда, путем применения этих формул мы можем выделить константную ценность для интервала между совпадениями событий в пространстве-времени Минковского, и эту константную ценность можно рассматривать как общую реальность, к которой в конечном счете отсылают все измерения, сделанные с точек зрения разных перспектив. Это пространство-время, однако, абстрагируется от каждого свойства (character) в дистанционном опыте, значение которого заключено в его референции к общему физическому объекту. В дистанционном опыте оставляются только те свойства, которые соотносятся с единой формой калькуляции, общей для всех разных перспектив. Именно эта абстракция и делает возможной ассимиляцию времени в пространство в качестве четвертого измерения. Для этих вычислений то, что является временным отрезком в одной перспективе, будет пространственным отрезком в другой. Было бы, однако, ошибкой полагать, что мы перешли таким образом в область коммуникации, в которой наши символы потеряли всю свою значимость, за исключением отсылки к общему референту. На самом деле мы все еще остаемся в визуальном мире с конечным значением скорости света; только физическая вещь, к которой отсылает этот визуальный опыт, устанавливается в терминах расчетного значения, общего для бесконечного числа разных визуальных перспектив.
Схожую критику можно высказать и в адрес воззрения, полагающего, что природу физической вещи конституирует энергия. Ведь наличный перцептуальный мир должен быть системой вещей, а энергия есть мера изменений, вызываемых в этой системе, когда на нее воздействует извне какая-то сила. Между тем эксперименты и математическая формулировка, в которую облекла результаты этих экспериментов термодинамика, позволили сделать вывод, что такое измерение раскрывает лишь потенциальную энергию в системе. Насколько широкие мы имеем основания для расширения генерализации сохранения энергии, стало предметом споров, хотя, как указал Пуанкаре, мы всегда можем исходить из потенциальной энергии, чтобы оставить доктрину в неприкосновенности. Но когда мы делаем эту энергию природой вещей, мы с необходимостью выходим из перцептуального мира так же, как при замене пространства и времени пространством-временем.
Энергия, как и пространство-время, — преобразовательная ценность. Мы отбираем процесс в манипуляторной области — количество сделанной работы — как меру энергии; но то, что измеряется, не устанавливается как функция массы тела; напротив, сама масса устанавливается в терминах энергии. Таким образом, когда мы сводим физические вещи либо к пространству-времени, либо к энергии, мы в обоих случаях используем процесс измерения в перцептуальной, манипуляторной области для того, чтобы дать природу физической вещи, в то время как природа, приписанная таким образом физической вещи, не принадлежит к области измерения. В одном случае вместо вещи мы устанавливаем событие, локализованное в пространстве-времени, лежащем вне опыта; в другом мы обращаемся, как в воззрении Оствальда, к метафизическому полю, столь же далекому от опыта.
Сведение массы к электромагнетизму дало бы нам еще одну иллюстрацию, ведь электромагнетизм и свет возвращаются таким образом к одному и тому же процессу, а именно тому, который связывает организм с отдаленными объектами. Если бы массу можно было установить в терминах электромагнетизма, то мы заменили бы манипуляторную ценность объекта его дистанционной ценностью. То, что она должна быть так установлена, предполагает, однако, что мы используем волновую, а не корпускулярную формулировку электромагнетизма и что у нас нет побуждения ввести корпускулярное понятие «фотон» в теорию света.
Это подводит нас к программе профессора Бриджмена, в которой все наши физические понятия жестко сводятся к операциям, применяемым нами в измерениях[17]. Суть его предложения, видимо, в том, чтобы попытаться вернуть объект в манипуляторную область, но не истолковывать физическую вещь как объем движущейся массы, а переопределить физическую вещь манипуляторной области в терминах ее использования в научном измерении. Простая Ньютонова доктрина интерпретировала свет и тепло Солнца как свидетельство молекул массивных элементов, находящихся в интенсивном движении; но теперь эти элементы стали частицами электричества, которые можно определить всецело в терминах электромагнетизма, а это означает, что мы можем определить их только через математические формулировки, константами в которых являются определенные показания приборов. Эти математические формулировки фиксируют, насколько возможно точно, условия, при которых мы можем получить эти показания приборов. Так мы получаем картину не движений манипуляторных вещей, которые в сфере наших наблюдений являются условиями наших дистанционных опытов, а идеальных условий управления манипуляторными ситуациями, в которых эти дистанционные опыты могут быть воспроизведены. Если представить солнце состоящим из электронов и протонов, то мы можем представить в воображаемой манипуляторной области движения этих частиц, с их расстояниями друг от друга и их скоростями. Мы можем представить электрон и протон оказывающими друг на друга давление и удерживаемыми врозь центробежной силой той невероятной скорости, с которой электрон вращается вокруг протона. Но если мы пойдем дальше и изобразим электрон и протон сдавленными вместе в центре солнца и высвобождающими, тем самым, в форме излучения электромагнитную энергию, в том числе энергию массы, являющейся «что это» этих электрических частиц, то мы преобразуем наполнение, или манипуляторное содержание вещи в дистанционный опыт. Неуничтожимость Ньютоновой массы отражала нашу фундаментальную установку, что то, чем мы овладеваем, есть перманентная реальность того, что мы ви