Но покой и движение подразумевают друг друга не больше, чем объективность и субъективность. Есть перспективы, которые перестают быть объективными, — например, Птолемеев порядок, поскольку он не отбирает согласованные множества с правильными динамическими осями, — и есть перспективы зазеркалья и алкоголического мозга. Что произошло во всех этих случаях, от наиболее универсального до наиболее конкретного, так это то, что отвергнутая перспектива не согласуется с той общей перспективой, занимающим которую оказывается индивид как член сообщества умов, конститутивного для его Я. Это не случай капитуляции перед голосом большинства, а развитие иного Я через взаимодействие с другими и, следовательно, с самим собой.
Думаю, что этот процесс, в котором перспектива перестает быть объективной и становится, если угодно, субъективной и в котором возникают новые общие разумы и новые общие перспективы, есть случай организации перспектив в природе, творческого развития природы. Это значит утверждать, что разум, как он предстает в механизме социального поведения, есть организация перспектив в природе и по крайней мере фаза творческого развития природы. Природа в ее связи с организмом и вместе с организмом есть непосредственно наличная перспектива. Разумное состояние организма есть установление одновременности между организмом и группой событий через приостановку действия под влиянием торможения, описанного выше. Эта приостановка действия означает наличие в организме тенденций действовать конфликтующими способами в завершении целостного акта. Установка организма вызывает или имеет тенденцию вызывать реакции в других организмах, и те же реакции, в случае человеческого жеста, организм вызывает в самом себе, тем самым возбуждая себя к реагированию на эти реакции. Именно отождествление этих реакций с отдаленными стимулами устанавливает одновременность, и оно же дает внутренности (insides) отдаленным стимулам и Я организму. Без такого установления одновременности эти стимулы отдалены в пространстве и во времени от организма, и их реальность кроется в будущем перехода. Установление одновременности обращает эту будущую реальность в возможное настоящее, ведь все наши настоящие, находящиеся за пределами манипуляторной области, — лишь возможности с точки зрения перцептуальной реальности.
Мы действуем в направлении будущей реализации акта так, как если бы она была в настоящем, поскольку организм принимает роль другого. В перцептуальном неодушевленном объекте живучее органическое содержание — это сопротивление, которое организм осязаемо чувствует и оказывает в области манипулирования. Действительная пространственно-временная структура протекающих событий с теми качествами, которые соответствуют восприимчивостям организма, присутствует в природе, но они отдалены от организма в пространстве и времени. Реальность дожидается успешного завершения акта. Реальность настоящего — это возможность. Это то, что было бы, если бы мы были там, а не здесь. Благодаря социальному механизму значимых символов организм помещает себя там в качестве возможности, и она приобретает все большую вероятность по мере того, как организм встраивается в эту пространственно-временную структуру и в требования целостного сложного акта, частью которого является его поведение. Но эта возможность присутствует в природе, поскольку образуется из действительных структур событий и их содержаний, а также возможных реализаций актов в форме наладок и переналадок заключенных здесь процессов. Когда мы видим их как возможности, мы называем их мысленными или рабочими гипотезами.
Я утверждаю, что единственным случаем прегензии в опыте, который мы имеем, является вот это самое удержание вместе будущего и прошлого как возможностей — ибо все прошлые так же сущностно подвержены пересмотру, как и будущие, и, следовательно, являются лишь возможностями; а устойчивым общим содержанием является содержание, общее для организма и среды в этой перспективе. В организме это идентифицируется с удаленными в пространстве и во времени стимулами как возможно реальным настоящим, прошлым и будущим. Единство заключено в акте, или процессе; схватывание есть осуществление этого единства, когда процесс был сдержан посредством конфликтующих тенденций; а условия и результаты этих тенденций рассматриваются как возможности в мнимом настоящем.
Итак, социальный и психологический процесс — это всего лишь случай того, что происходит в природе, если природа есть эволюция, т. е. если она движется посредством реконструкции в присутствии конфликтов и если, следовательно, в настоящем имеются возможности разных реконструкций как его прошлых, так и его будущих. Именно относительность времени, т. е. бесконечное число возможных порядков событий, вносит в природу возможность. Когда был всего один признанный порядок природы, возможность не могла располагаться нигде, кроме как в ментальных конструкциях будущего или не вполне известного прошлого. Но реальность удаленной в пространстве и времени ситуации лежит впереди, и любое ее существование в настоящем за пределами области манипулирования может быть лишь возможностью. Некоторые качества присутствуют, но что именно это за вещи, можно осознать только тогда, когда акты, вызванные этими дистанционными стимуляциями, завершены. То, чем они являются сейчас, представлено множеством возможных пространственно-временных структур. То, что эти будущие реализации проявляются в настоящем как возможности, обусловлено приостановкой акта организма и его способностью индицировать эти возможности.
То, что эти возможности имеют разные степени вероятности, обусловлено связью различных сдерживаемых тенденций в организме с целостным актом. Организацию этого целостного акта человеческий социальный организм может индицировать как другим, так и самому себе. Она обладает паттерном, определяющим другие Я и физические вещи, организм как Я и как вещь, а индицируемые значения обладают универсальностью всего сообщества, к которому организм принадлежит. Они конституируют универсум дискурса. Именно встраивание частных тенденций в более широкий паттерн целостного процесса конституирует вероятность существования вещей в настоящем, подразумеваемую любым отдельным актом. Полная реальность этих вещей все еще зависит от совершения акта, от экспериментальных свидетельств. Тогда такое совпадение перспективы индивидуального организма с паттерном целостного акта — в который она втянута настолько, что организм может в нем действовать, — конституирует объективность перспективы.
Паттерн всего социального акта может находиться в индивидуальном организме, потому что он осуществляется через инструментальные вещи, на которые любой организм может реагировать, и потому что индикации этих реакций другим и самому организму могут делаться с помощью значащих символов. Реконструкция паттерна может иметь место в организме и действительно происходит в так называемом сознательном процессе разума. Психологический процесс — случай творческого развития природы.
У живых форм, стоящих ниже человека, отдаленная перспектива может, благодаря восприимчивости, существовать в опыте формы, и схватывание ее в настройках поведения соответствует образованию слоев в природе, но реконструкция паттерна, внутри которого заключена жизнь организма, не попадает в опыт этого организма. В неодушевленных организмах поддержание временной структуры, т. е. процесса, все еще нарезает природу на слои и дает начало пространствам и временам, но ни они сами, ни сущности, которые их занимают, не входят как факты опыта в процессы организмов. Различение объективности и субъективности может возникнуть лишь тогда, когда паттерн большего процесса, внутри которого заключен процесс индивидуального организма, попадает в какой-то степени в опыт индивидуального организма, т. е. он принадлежит только опыту социального организма.
V. Генезис Я и социальный контроль[21]
Очевидно, что изображение жизни каждого индивида в терминах результатов анализа того, что непосредственно переживается, дало бы общую плоскость событий, в которой опыт каждого отличался бы от опытов других только своей протяженностью и полнотой или неполнотой своих связей. В обобщенных формулировках социальных наук эти различия исчезают. Опыты тех же самых индивидов, поскольку каждый сталкивается с миром, в котором объекты являются планами действия, подразумевали бы для каждого разную последовательность событий. Простейший пример: два человека приближаются к проезжающему автомобилю. Для одного это движущийся объект, мимо которого он пройдет прежде, чем тот достигнет части улицы, являющейся местом скрещения их путей. Другой видит объект, который преодолеет это место пересечения раньше, чем он сам до него доберется. Каждый нарезает мир с точки зрения своей временной системы. Объекты, сколько угодно тождественные для двух индивидов, все же фундаментально различны в силу их размещения в той или иной пространственно-временной плоскости, заключающей в себе некоторую последовательность событий. Стоит изъять временное измерение и вернуть все события в безвременное мгновение, как индивидуальность, принадлежащая этим объектам в поведении, сразу теряется, сохраняясь лишь в той мере, в какой они могут представлять результаты прошлого поведения. Но, принимая время всерьез, мы понимаем, что мнимо вневременной характер нашего пространственного мира и его постоянных объектов обусловлен согласованным множеством, которое каждый из нас отбирает. Мы изымаем время из этого пространства для целей нашего поведения. Некоторые объекты перестают быть событиями, перестают протекать, как они протекают в реальности, и становятся в своем постоянстве условиями нашего действия, а события происходят уже в соотнесении с ними. Оттого что все сообщество отбирает одно и то же согласованное множество, этот отбор не становится в меньшей мере установкой каждого из его членов. Жизненный процесс протекает в индивидуальных организмах, и так психология, изучающая этот процесс в его творческой детерминирующей функции, становится наукой об объективном мире.