Ответ на это «зачем?» — простой и вместе с тем интегрирующий всю бесконечную сложность научного, технического, социального и культурного прогресса. Человек должен быть счастлив. «Здесь Гегель, и книжная мудрость, и смысл философии всей!»
III. ЭКОНОМИЧЕСКАЯ КОНЦЕПЦИЯ ОПТИМИЗМА
Интегральные цели науки
Теперь мы переходим от прогноза к плану. От констатации имманентных тенденций науки к активному вмешательству в процесс накопления, уточнения и обобщения достоверных представлений о мире. В главе: «De rerum natura», посвященной научным идеалам и наиболее фундаментальным проблемам современной науки, речь шла о целесообразном выборе частных концепций, обладающих большей достоверностью и обеспечивающих наиболее быстрое приближение к объективной истине. Речь шла об имманентных целях, которые ставит перед собой исследователь, конструируя научную теорию и выбирая из возможных наиболее близкую к истине. Критерии такого выбора вытекают из представления о мире, связанном воедино объективным ratio и вместе с тем, гетерогенном, подчиненном различным законам, которые не могут быть постигнуты чисто логически и требуют для своего постижения все новых и новых сопоставлений логического анализа с данными эксперимента. Воздействие научного идеала на выбор частной научной концепции выражает в сущности только одно — связь частной теории с наиболее общими принципами, лежащими в основе свойственного данной эпохе идеала научного объяснения. Именно то, что Эйнштейн называл внутренним совершенством теории. Но стремление к научному идеалу включает и критерий внешнего оправдания: с общими принципами связываются эмпирически проверенные концепции.
Сейчас речь идет о другом. Вопрос теперь состоит не в том, зачем, для чего производятся те или иные эксперименты, зачем, для чего разрабатываются те или иные концепции, зачем, для чего наука движется по тем или иным частным тропам, из которых складывается ее общий путь. На эти вопросы отвечают указанные чисто гносеологические критерии. Теперь перед нами иной вопрос: зачем, для чего наука движется по своему общему пути? Несколько сходный вопрос был задан в конце очерка о послеатомной цивилизации в отношении экономического развития, его скорости и ускорения. Однако здесь, где речь идет о науке, о процессе познания в целом, уже нельзя ограничиться ссылкой на природу человека, на его стремление к счастью, на необходимость не только расширения его власти над природой и сведений о природе, но и ускорения процесса такого расширения. Вопрос «зачем наука?», то, что можно назвать «проблемой целесообразности науки», включает количественную сторону: для чего общество уделяет научным исследованиям определенную часть своих материальных и интеллектуальных ресурсов. И, более того, вопрос: какую именно часть своих материальных и интеллектуальных ресурсов общество должно затрачивать на научные исследования?
Как только возникает такой вопрос, как только появляется понятие структуры затрачиваемых обществом ресурсов, соотношения различных затрат, сразу же наука предстает перед нами как часть общей целесообразной деятельности общества, она входит в баланс общественного труда и определение общей цели науки становится экономической проблемой, проблемой интегрального экономического эффекта науки.
Мы подойдем к этой проблеме после нескольких замечаний о воздействии современной науки на труд: на субъект труда — самого человека, на характер труда, его содержание и на природу как объект труда, как совокупность материальных процессов, которые труд компонует целесообразным образом.
Рассматривая науку как элемент целесообразной деятельности человека, элемент, связанный с другими общей структурой, мы не вводим в определение науки прагматические моменты. Мы рассматриваем науку с ее экономической стороны, но именно со стороны, с одной из стороп. Определения науки как отображения мира, как формы общественного сознания и как целесообразной деятельности — это определения не частей, а сторон неразделимого целого, причем каждая сторона кажется выделенной только в статической апроксимации: в динамике, в движении, в истории науки они сливаются и, вообще говоря, не могут быть разделены.
В статической апроксимации цель производственной деятельности человека, — это потребление в весьма простой форме: существуют некоторые потребности человека, некоторая структура потребностей, и производство должно по своей структуре соответствовать структуре потребления. Сами потребности по своему физиологическому, психологическому, технологическому и т. п. содержанию определяют целесообразный, конкретный труд, а структура потребностей определяет распределение гомогенного труда по отраслям. Поскольку наука как целесообразная деятельность является трудом, она входит в это распределение, и в этом смысле ее целью является потребление: в конце концов потребность в знании, в информации, когда речь идет о структуре трудовых затрат, о распределении гомогенного труда, становится соизмеримой с потребностями в пище, одежде и т. д. и с потребностями в электроэнергии, топливе, сырье, машинах… Но как только статическая апроксимация становится недостаточной, в эко номику науки вторгаются ее гносеологические характеристики и само понятие потребления требует некоторого обобщения. Наука — отображение природы, бесконечной по сложности и динамичной по самому своему бытию. Наука — процесс, уже по исходному гносеологическому определению. Она — форма общественного сознания, она невозможна без выработанных сознанием исходных норм и позиций, но она сама в своем развитии модифицирует эти нормы и позиции. Наука динамична по своему существу, и неклассическая наука делает этот динамизм радикальным и явным. Она делает явной и связь науки с радикальным динамизмом экономики. Если рассматривать науку с экономической стороны, то ее цель — потребление. Но если рассматривать экономику со стороны науки и соответственно учитывать ее динамику, то потребление в традиционном смысле, как закрепленная структура общественного труда, уступает место динамичному потреблению.
Неправильно представлять дело таким образом, будто в динамичном производстве потребление перестает быть целью и вместе с тем условием производства. Нет, оно остается целью и условием производства и воспроизводства, но оно существенно меняет свой характер и структуру.
В динамическом потреблении, т. е. в потреблении, которое своей структурой не столько закрепляет, сколько модифицирует, толкает вперед, преобразует исходную структуру производства, отчетливо видны компоненты, соответствующие компонентам фундаментального экономического индекса: для поддержания наличной производительности труда нужно удовлетворение одних потребностей, для ее роста — других, более сложных; для ускорения — еще более сложных, вплоть до уже знакомых нам бескорыстных научных и культурных интересов, которые становятся такой потребностью человека, удовлетворение которой дает очень большую «корысть» динамике производства, причем самой высокой — ускорению его показателей.
В динамическом потреблении вырастает удельный вес информации. Ее потребление обладает весьма специфической особенностью. Франсуа Перру как-то заметил, что идеи при их восприятии не исчезают как потребляемые вещи, а сохраняются. И, более того, вызывают «резонансный эффект», не исчезая, а находя в новых идеях подтверждение, уточнение, конкретизацию. Наука обладает такой самоускоряющей нелинейной способностью. Именно эта функция науки дает наиболее сильный динамический эффект.
Можно ли объединить компоненты потребления некоторым единым понятием и при этом получить интегральную цель научной деятельности человека? Цель, которая связана с основными определениями науки и вместе с тем не покрывается ими, связывает их с чем-то более общим, охватывающим не только науку, но и эволюцию цивилизации.
Понятие цели, как уже говорилось, отделяет человека от природы без человека и от «человека без человека» (т. е. человека, чье бытие полностью подчинено законам природы, без той свободы выбора, которая является предпосылкой цели, плана, труда). «Человек без человека» — это человек, труд которого обесчеловечен. Все развитие цивилизации — последовательное расширение целесообразной деятельности человека, его освобождение от необходимости, от подчинения стихийным силам, в которых нет цели, от подчинения стихиям природы и стихийным закономерностям общества. Такое освобождение — показатель цивилизации, мера пути, пройденного человеком с тех пор, как он выделился из природы, с тех пор, как появилась человеческая цивилизация на Земле.
Во второй части этой книги уже говорилось, что производительность общественного труда и ее производные — естественная мера целесообразно скомпонованных сил и объектов природы. В такой целесообразной компоновке и состоит труд. В науке как отображении природы человек выступает как Homo sentiens, обладающий исторически развивающимися средствами сенсуального постижения мира. В науке как форме общественного сознания человек выступает как Homo sapiens, обладающий развивающимися логическими методами постижения мира. В науке как целесообразной деятельности человек выступает как Homo construens, созидающий человек, меняющий естественную компоновку сил природы, реализующий свои цели, выбирающий заранее предвидимые результаты объективных процессов и соответственно начальные условия этих процессов.
Можно ли считать общей, интегральной целью науки последовательное расширение целесообразной деятельности человека, освобождение его от стихийных сил, переход от квазицелесообразных процессов в природе к целесообразным. Такая цель означает подчинение человеку и стихийных сил природы, и стихийных, слепых сил общества, т. е. «скачок из царства свободы в царство необходимости». Этот переход основан на освобождении самой сущности труда — сознательной, свободной и творческой деятельности — от отчуждающей его антагонистической общественной структуры.
Какие же конкретные цели науки вытекают из указанной общей, интегральной цели?