Но тем не менее, это все же остается царством необходимости. По ту сторону его начинается развитие человеческих сил, которое является самоцелью, истинное царство свободы, которое, однако, может расцвести лишь на этом царстве необходимости, как на своем базисе»[97].
В этих строках — квинтэссенция экономической концепции оптимизма. Исходное понятие — обмен веществ с природой, воздействие на природу, воздействие природы на человека, совокупность потоков вещества и энергии, вызванных руками и в последнем счете мозгом человека и вызвавших в свою очередь эволюцию самого человека. Эти потоки связаны с сознательными целями, с целесообразной деятельностью, с трудом. Но пока вся совокупность обмена веществ с природой не регулируется коллективным человеком, т, е. ассоциированными производителями, пока сами цели отдельных производственных актов не объединены и вытекают из стихийных и слепых общественных законов, труд в целом, производство в целом, обмен веществ с природой в целом не становятся целесообразной деятельностью, они подчинены стихийным силам, они господствуют над человеком, а не подчиняются ему. [98]
Но вот происходит «скачок из царства необходимости в царство свободы». Не только отдельные производственные акты, но все производство в целом подчинено коллективной воле производителей. Необходимость продолжает царствовать. Это уже не необходимость в форме слепыхобщественных сил — это необходимость, закономерность, объективно закономерный характер процессов обмена веществ между человеком и природой. Но именно благодаря этой необходимости на ее базе вырастает «истинное царство свободы». Развитие человеческих сил становится самоцелью в том смысле, что счастье человека, его долголетие, развитие его интеллекта, его эмоций, его морали, преобразование его труда, сосредоточение интеллектуальных сил человека на все более радикальном изменении производства, на все более полном познании и преобразовании мира— это подлинное развитие человеческих сил — уже не служит ничему, напротив, все служит этой интегральной цели человека.
Наука и экономическая динамика
В «Речи о науке и искусстве» Жан-Жак Руссо вспоминает о пришедшем из Египта в Грецию предании, в котором говорится: «Науки были созданы божеством, враждебным человеческому спокойствию». Разумеется, ни египтяне, ни греки, ни Руссо не подозревали, какой глубокой и богатой оттенками станет угаданная преданием связь науки с нарушением человеческого спокойствия. Неклассическая, квантово-релятивистская наука нарушает его наиболее яростным образом. Она сама проникнута беспокойством, в ней самой нет викторианской уверенности в незыблемости научных аксиом. Ее применение вызывает не только прямое и тревожное беспокойство за судьбу мира, но и то «святое беспокойство», которое противостоит застою и статике и связано с прогнозами быстрого и ускоряющегося роста материальной и духовной мощи человечества.
Этого позитивного дара беспокойного божества мы и коснемся. Коснемся его в несколько аксиоматическом плане. Динамизм настолько характерен для современного производства, силы, преобразующие экономическую структуру, настолько велики и эффективны, что сейчас уже нельзя рассматривать динамические закономерности в качестве эмпирических поправок к основным статическим или квазистатическим закономерностям. Напротив, они должны быть выведены из фундаментального закона. При этом выясняется более глубокая, динамическая природа фундаментального закона, апроксимативный характер его статической трактовки.
В данном случае речь идет о понятиях, которые получили в «Капитале» очень большую общность и способность приобретать новые формы при переходе к новым экономическим явлениям. Сейчас эта способность реализуется применительно к производству, обладающему более высоким, чем раньше, рангом динамичности. Соответственно становится яснее связь определений стоимости и «Капитале» с представлением об экономической динамике и о революционизирующем экономическом эффекте науки.
Из представлений Маркса о законе стоимости в товарно-капиталистическом производстве, о свойственной всем формациям подоснове этого закона, о значении количественных балансов для социалистического производства, из всей диалектики «Капитала», следует, что закон стоимости не сводится к равновесию между заданной структурой потребления и устанавливающейся в результате миграций труда структурой производства. Такой вывод имеет, как мы увидим, принципиальное значение для теории экономической динамики. То весьма простое и наиболее общее обоснование закона стоимости, которое дано и известном письме Маркса Кугельману (пропорциональное распределение общественного труда — элементарная необходимость общества, независимо от формы общественного производства) — только начало дела. За ним следует вопрос о том, почему пропорциональное распределение труда принимает форму стоимости продуктов труда (этот вопрос ставится в том же письме Кугельману) и наконец вопрос об условиях перехода к другим формам реализации пропорционального распределения труда и о других пропорциях, свойственных иной динамике производства.
Ссылка на независимую от общественной формы элементарную необходимость пропорционального распределения труда переводит проблему в область определения производства вообще, область, о которой Маркс писал во введении к работе «К критике политической экономии»[99]. «Производство вообще» — абстракция, разумная, поскольку она выделяет некоторые общие условия производства. Она не превращается в плоскую тавтологическую конструкцию, так как включает эвентуальный переход к конкретным определениям, зависящим от конкретной ступени развития производства. Сами по себе абстрактные определения не дают возможности понять специфику реальной исторической ступени производства[100].
Исторические судьбы стоимости и ее модификации не могут быть определены с помощью категорий «производства вообще». Действительно, историческая ступень производства определяется прежде всего характером свойственных ей производительных сил, и лишь при условии включения подобных конкретных определений абстрактные условия приобретают познавательную ценность. В чем она состоит? Если начать с конкретных определений, то перед нами окажется хаотическое представление о целом, «и только путем более близких определений, — пишет Маркс, — я аналитически подходил бы ко все более и более простым понятиям: от конкретного, данного в представлении, ко все более и более тощим абстракциям, пока не пришел бы к простейшим определениям»[101].
Отсюда, по словам Маркса, начинается обратный путь, который приводит уже не к хаотическому представлению о целом, а к «богатой совокупности, с многочисленными определениями и отношениями». Это подлинно научный метод. Конкретное представляет собой синтез множества абстрактных определений. «В мышлении оно поэтому выступает как процесс синтеза, как результат, а не как исходный пункт, хотя оно представляет собой действительный исходный пункт и, вследствие этого, также исходный пункт созерцания и представления. На первом пути полное представление испаряется до степени абстрактного определения, на втором пути абстрактные определения ведут к воспроизведению конкретного посредством мышления».
Нетрудно видеть, что критерий «внутреннего совершенства» и аксиоматический метод, которые дали такие существенные результаты во всех областях знания, представляют собой реализацию того пути от абстрактного к конкретному, который указан в самой общей и точной форме во введении к работе «К критике политической экономии». Напротив, ограничение анализа первым методом — выведением абстрактных понятий из хаотической нерасчлененной конкретности и представление об этих понятиях как о завершении анализа открывает дорогу произвольным дефинициям, их абсолютизации, общим определениям, искусственно, ad hoc, введенным, чтобы объяснить отдельные, оторванные от других, стороны конкретной действительности.
Стоимость в качестве категории отнюдь не сводится к простому общему определению, эта категория является «богатой совокупностью с многочисленными определениями и отношениями», она обладает богатством конкретных определений. Указанные конкретные определения позволяют оценить смысл стоимости в относительно элементарных ее формах. Маркс писал: «Анатомия человека — ключ к анатомии обезьяны. Наоборот, намеки более высокого у низших видов животных могут быть поняты только в том случае, если само это высокое уже известно. Буржуазная экономика дает нам, таким образом, ключ к античной и т. д.» [102]
Если рассматривать закон стоимости в свете современной экономической динамики, то в такой ретроспекции становится явственнее связь этого закона в классические времена с революционизирующим воздействием науки, с переходом от традиционных и неизменных связей между производственными операциями к меняющимся, хотя и пе в такой мере, как в наше время.
Закон стоимости у Маркса (в отличие, например, от Рикардо) может быть модифицирован и, более того, неизбежно модифицируется, потому что он является частью социологической концепции, рассматривающей экономические категории в их изменении, зависящем от прогресса производительных сил. В марксовой теории стоимость представляет собой общественный труд с тем или иным пропорциональным распределением между отраслями производства.
В экономической теории Маркса абстрактный труд — это абстракция в диалектическом смысле, абстракция, которая является высшей конкретностью, обладает богатством определений, опосредствований и связей. Абстрактный труд не устраняет, а объединяет целесообразную деятельность человека, включает в нее ту или иную структуру, зависящую от развития производительных сил общества и выражающую общественный характер производства.