Через день в Симбирск приехал командовавший войсками, действовавшими против Пугачёва, граф Панин.
“Как же смел ты, вор, назваться государем?” — с яростью спросил Пугачёва его усмиритель.
“Я не ворон, я воронёнок, а ворон-то ещё летает”, — ответил ему Пугачёв».
Панин набросился на Пугачёва, избил его и вырвал клок бороды.
[Отметьте, что через без малого два столетия та же сцена повторится в школе в деревне La Higuera, в Боливии, когда Андрэ Селич, командир отряда рейнджеров, вырвет клок волос из бороды у Че Гевары.]
В ноябре 1774 года Пугачёва привезли в Москву и посадили на цепь в Монетном дворе в Охотном ряду (где-то на месте сегодняшнего здания Государственной думы).
Начались новые допросы. Жаль, что у меня нет под рукой выписок из той редкой книги, которую я держал в руках в тюрьме Лефортово, возможно, я их потерял.
На допросах в Яицком городке и Симбирске Пугачёва подвергали пыткам. Кормили плохо.
31 декабря Пугачёв предстал перед судом, а 9 января был вынесен приговор:
«Учинить смертную казнь, а именно: четвертовать, голову воткнуть на кол, части тела разнести по частям города и наложить на колёса, а после на тех же местах сжечь».
Ну вот, получается, что пугачёвский бунт длился даже не 15 месяцев, всего-то год без трёх дней. С 17 сентября 1773 года до 14 сентября 1774 года.
Игнатий Гриневицкий
Попробуем понять, что чувствовал Гриневицкий, лёжа в месиве кареты, глядя на свои оторванные ноги и стонущего Императора рядом. Прозвище у него было Котик.
Кроткий, скромный, очень религиозный юноша-католик Игнатий Гриневицкий. Шляхтич, родился в фольварке Башин (Басин) Бобруйского уезда Минской области.
Был готов отправиться в ад после смерти.
Завещание: «Александр II должен умереть. Дни его сочтены. Это необходимо для дела свободы, так как тем самым значительно пошатнётся то, что хитрые люди зовут правлением — монархическим, неограниченным, а мы — деспотизмом… Мне не придётся участвовать в последней борьбе. Судьба обрекла меня на раннюю гибель, и я не увижу победы, не буду жить ни одного дня, ни часа в светлое время торжества, но считаю, что своей смертью сделаю всё, что должен был сделать, и большего от меня никто, никто на свете требовать не может».
В 1879 г. вступил в «Народную волю». К концу 1880 года входит вместе с Т. Михайловым и Рысаковым в состав боевой рабочей дружины по уничтожению Императора.
15 января 1881 г. переходит на нелегальное положение. Желябова арестовывают, руководство берёт на себя Софья Перовская. На пути Императора по Малой Садовой сделан подкоп, заложена бомба. На случай неудачи царя будут ждать бомбисты: Кибальчич, Рысаков, Михайлов и Гриневицкий.
1 марта Император выехал из Михайловского дворца в карете с конвоем.
Александр II сменил маршрут. Не поехал по Малой Садовой. Карета поехала к Екатерининскому каналу, на углу канала и Инженерной улицы она шла медленно.
Раздался страшный взрыв. Невредимый Александр II вышел из кареты. Ранены были казак и мальчик, кричавший от боли. Схватили Рысакова. Император перекрестил подростка, пошёл к Рысакову.
Тут свою бомбу (она была у него в салфетке) бросил Гриневицкий. Бросил между собой и царём. Взрывом оба были смертельно ранены.
Игнатия привезли в придворный Конюшенный госпиталь. Он был без сознания, очнувшись, своего имени не назвал. Коротко сказал: «Не знаю». Умер вечером. Ему было 24 года. В приговоре о нём написали как об «умершем 1 марта человеке, проживающем под ложным именем Ельникова».
«На первой неделе поста царь говел и приобщался к светлым таинствам. 1 марта утром Лорис-Меликов предложил царю подписать заготовленный акт, “Конституцию”. Надо было ехать на развод в Манеж, но Лорис-Меликов настойчиво просил государя не выезжать в этот день из дворца: «Ищут террористов, они где-то близко, их скоро найдут, Желябова уже арестовали… А пока, государь, не выезжайте никуда».
Однако Александр II не внял просьбам своего министра внутренних дел.
И вот карета мчалась по Инженерной улице, свернула вправо по набережной Екатерининского канала. Слева виден канал, справа — ограда вдоль сада Михайловского дворца. Мальчишка-рабочий (…) с улыбкой браво отдал честь государю. Но кто этот молодой человек с небольшим свёртком в руках? Сильный взрыв, громкий треск и столб дыма, огня и пыли взметнулся на набережной. В луже крови на мостовой лежит, корчась от боли, мальчишка (…). Неподалёку, раскинув руки, валялись на земле два убитых казака-конвоира. Царь остался жив. К нему подбежал подпоручик: «Что с Вами, государь?» (Вероятнее, он закричал: «Вы не ранены, Государь?») «Слава Богу», — отвечал царь. «Я уцелел, но вот…»
И он показал на лужу крови и убитых (…)
Александр Николаевич повернулся и направился к раненым. Но не успел сделать и двух шагов. Раздался второй взрыв. Когда пыль и дым рассеялись, все увидели, что император, отброшенный к решётке канала, лежит окровавленный, а неподалёку от него в тяжких муках умирает его убийца.
Это случилось 1 марта 1881 года в два часа тридцать минут пополудни».
Г. Зуев из книги «Вдоль канала Грибоедова»
Как это происходит?
Человек закрывает дверь съёмной квартиры, поворачивает ключ в замке. Выйдя на улицу, помедлив чуть, выбрасывает ключ в траву, либо в снег, если это зима, либо в канал, в Петербурге их много.
Не спеша идёт к месту события, по дороге суёт руку в схрон. Достаёт оттуда орудие будущего убийства.
Он одет простенько, чтобы не привлекать к себе внимания. Тёмная одежда.
Начнём с начала, я что-то пропустил. Перед тем как выйти из съёмной квартиры, он в последний раз окидывает (обводит, обшаривает) её взглядом. В своей новой для него роли сверхъестественного фотографа, запечатлевающего с вечной острой яркостью предметы, уходящий не понимает, чьи это дрова, чьи это книги, чей стул, на скелете которого висит студенческая тужурка. Квартира отделилась от него, стала ему чужая. Между тем он читал эти книги, носил эту тужурку, вдавливал собою этот стул. На столе квартирная плата. Он задолжал хозяйке мадам Орловой. Уходящий не сомневается, что не вернётся внутрь этой квартиры. Уходит. Затворяет старую дверь. Ключ в старом замке особенно звонко скрежещет.
Выходит по потёртым ступеням в Петербург. В Петербурге уже легче. Сосредоточивает внимание на носах своих ботинок. Они попеременно показываются ему по мере ходьбы. Левый, правый, левый, правый…
В лавке приказчик, свой народоволец, выдаёт ему прикрытый салфеткой котелок — бомбу. Выглядит как обед из ресторана. Теперь бы не упасть. Март. Скользко…
Утверждают, что где-то за сутки до Софья Перов-ская предложила Гриневицкому себя, зная, что он девственник. Он будто бы отказался. По некоторым источникам, у него была невеста, также София. Гриневицкой погиб девственником.
Мы никогда, естественно, не узнаем, какие чувства посещали Игнатия Гриневицкого, лежавшего в луже крови рядом с Императором на мартовском снегу. Он глядел на свои оторванные ноги. Вероятнее всего, он не чувствовал даже боли. Правда ли, что Перовская предложила ему себя? И правда ли, что, мстя за его отказ, она назначила его вторым после Рысакова бомбистом?
Задумавший подвиг, участвующий в подвиге — фигура глубоко загадочная. Он связан с другими невидимыми узами. Гриневицкий выбрасывает ключ, а ведь мог бы вернуться в квартиру и не пойти. Но узы долга, тяжесть клятвы, закон отношений в группе не позволяют никому из них дезертировать.
Я видел генерала Макашова, которого должны были кликнуть диктатором со сцены клуба в подмосковном Вороново, где происходило заседание нескольких сотен депутатов Верховного Совета СССР. Он ходил затравленными шагами за сценой и не было его несчастнее на всей планете. Когда его не выкликнули диктатором, не хватило духу, он, казалось, был счастлив, спало напряжение. Он успокоился. Хотя ведь он был в двух шагах от подвига.
Каракозов
В кармане Каракозова, когда его задержали у Летнего сада, находился рукописный экземпляр прокламации «Друзьям-рабочим». Вот что писал Каракозов — автор прокламации, она же — его предсмертная записка.
«Грустно, тяжко мне стало, что погибает мой любимый народ, и вот я решил уничтожить царя-злодея и самому умереть за свой любезный народ. Удастся мне мой замысел — я умру с мыслью, что смертью своею принёс пользу дорогому моему другу — русскому мужику. А не удастся, так всё же я верую, что найдутся люди, которые пойдут по моему пути. Мне не удалось — им удастся. Для них смерть моя будет примером и вдохновит их…»
Далее Каракозов призвал к революции и установлению социалистического строя.
4 апреля 1866 года, когда царь Александр II после прогулки по Летнему саду садился в карету на набережной Невы, в него выстрелил Дмитрий Кара-козов. Промахнулся. То ли потому, что его руку отвёл впоследствии ставший официальным героем некий Осип Комиссаров, то ли потому, что просто промахнулся от волнения.
На преступника набросились окружающие очевидцы.
— Ребята! Я за вас стрелял! — кричал Каракозов.
Александр приказал подвести к нему стрелявшего (по другим источникам наклонился над), спросил:
— Ты поляк?
— Русский.
— Почему же ты стрелял в меня?
— Ты обманул народ, обещал ему землю, да не дал.
— Отвезите его в Третье отделение, — распорядился Александр.
В III Отделении стрелявший назвал себя крестьянином Алексеем Петровым и давать показания отказался. III Отделение поступило хитро. Оно открыло доступ к камере заключённого (можно было посмотреть в глазок) всем, кто захочет опознать стрелявшего. Опознал один из лакеев Знамен-ской гостиницы. У них как раз пропал постоялец из № 65. При обыске в 65-м номере было обнаружено разорванное письмо Николаю Ишутину.
Ишутин (двоюродный брат Каракозова) был арестован немедленно, и от него узнали имя террориста: Дмитрий Каракозов. Следы привели в город Пензу, где семья Каракозов