Философия производительного труда — страница 5 из 9



5.1. Соотношение материальной и нематериальной сферы

Непроизводительный труд как постоянное занятие определенных лиц исторически мог возникнуть лишь в результате того, что производительность общественного труда достигла величины, достаточной для того, чтобы можно было прокормить, одеть и дать жилье людям, непосредственно не создающим материальные блага. Одним из первых видов непроизводительного труда был труд по управлению, развившийся из функции организации совместного труда и жизни членов первобытной общины, который стал ступенькой к зарождению класса эксплуататоров. Это дало Ф. Энгельсу основание написать, что в основе появления классов лежало разделение труда.

Разделение труда на производительный и непроизводительный, превратившее непроизводительный труд в исключительное занятие одних индивидов, а производительный труд — других, послужило, в свою очередь, мощным фактором повышения производительности труда в материальном производстве. Каждый дальнейший шаг в развитии этого разделения, подготовленный ростом производительности труда, означал в тех условиях появление новых возможностей для еще большего роста производительности.

Особое значение для развития производительных сил имело отпочкование от дерева общественного труда такого его вида, которому впоследствии суждено было развиться в труд ученых, исследователей и конструкторов. Сфера нематериального производства, вырастая на базе развития материального производства, расширялась и оказывала все большее обратное воздействие на сферу производства материальных благ. Характерно, что рост производства позволяет расширять и сферу производства, и сферу науки. Развитие же науки не может непосредственно привести к увеличению числа научных работников и опосредствуется внедрением научных достижений в производство.

В эксплуататорских формациях трудящиеся были лишены возможности в полной мере использовать плоды духовного развития общества. Капитал довел отделение умственного труда от физического до противоположности между ними. Люди умственного труда эксплуатировали или помогали эксплуатировать производительных работников — создателей средств существования и роскоши, создателей всех материальных благ. Буржуазная интеллигенция, получавшая средства своего существования из рук буржуазии, поставила величайшие достижения человеческого разума на службу классу капиталистов. Лишь немногие представители буржуазной интеллигенции переходили на сторону рабочих, борющихся за освобождение труда. «Надо сказать, — писал В. И. Ленин, — что главная масса интеллигенции старой России оказывается прямым противником Советской власти, и нет сомнения, что нелегко будет преодолеть создаваемые этим трудности» [135].

Российский пролетариат, создав свою, социалистическую интеллигенцию, дал человечеству опыт уничтожения противоположности умственного и физического труда.

Управление, наука, культура, просвещение, медицина составляют часть непроизводственной (нематериальной) сферы, то есть той сферы человеческой деятельности, которая является сферой преимущественно непроизводительного труда и в которой непроизводительный труд является главным, основным видом труда, определяющим лицо этой сферы. Аналогичным образом определяется производственная (материальная) сфера, то есть как сфера преимущественно производительного труда, который не только преобладает в этой сфере количественно, но и определяет лицо этой сферы, определяет конечный результат ее функционирования.

Словом «преимущественно» подчеркивается, что как в нематериальной сфере имеются производительные работники, выполняющие в ней вспомогательную роль, так и в материальной сфере имеются непроизводительные работники, хотя их задача состоит лишь в том, чтобы способствовать созданию материальных благ и росту производительности труда производительных работников. В состав совокупного работника, например, входят такие представители непроизводительного труда, как руководители производства, инженеры, техники, мастера, обслуживающий персонал и т. д.

Деление на производственную и непроизводственную сферу, проводимое советской статистикой, целиком относило всю сферу обслуживания к непроизводительной сфере, не выделяя и не причисляя к производственной сфере производительные виды обслуживания (ремонт, стирка, химическая чистка и т. д.). Статистиков можно критиковать за непоследовательность, но у них было основание для того, чтобы отделять от производственной сферы производительные виды обслуживания.

Дело в том, что предметом труда для производительных работников, занятых в сфере обслуживания, служили материальные блага, не являвшиеся общественной собственностью трудящихся. Проводимая статистикой грань между производственной и непроизводственной сферой отделяла, следовательно, производство тех материальных благ, которые в течение всего процесса производства являются общественной собственностью и только в результате распределения могут перейти в личную, от производства тех материальных благ, которые с самого начала своего производства находятся в личной собственности отдельных индивидуумов.

Итак, материальная сфера определилась как сфера преимущественно производительного труда, нематериальная — как сфера преимущественно непроизводительного труда. В ХХ веке наблюдалось быстрое изменение количественного соотношения между материальной и нематериальной сферами, увеличение удельного веса нематериальной сферы. С 1940 по 1989 гг. удельный вес непроизводственной сферы в общей численности занятых в народном хозяйстве (исключая военнослужащих и учащихся) повысился с 11,7 до 27,8%, а доля отраслей материального производства снизилась с 88,3 до 72,2% [136] .

Расширение нематериальной сферы, изменение количественного соотношения между материальной и нематериальной сферами могли бы, на первый взгляд, служить показателем изменения качественного отношения между ними. Однако, хотя определяющая роль сферы материального производства отнюдь не означает сохранения во что бы то ни стало ее удельного веса и не предполагает непременно ее количественного преобладания, магистральный путь развития общества связан не с сокращением числа производительных работников, а с увеличением их свободного времени, используемого в том числе и для выполнения функций непроизводительного труда.

Для роста нематериальной сферы необходим рост материальных благ в виде зданий, сооружений, оборудования и средств существования для непроизводительных работников, причем нематериальная сфера может вырасти лишь настолько, насколько вырастет объем материальных благ, обеспечивающих ее функционирование. Любая самая далекая от производства материальных благ отрасль человеческого труда существует лишь в тех границах, какие установлены суммой материальных благ, имеющихся для ее содержания. Выделенные для данной отрасли объем средств существования и масса сэкономленного производительного труда определяют число занятых в ней работников. Планирование развития непроизводственной сферы тесно связано поэтому с планированием сферы производства материальных благ, обеспечивающей функционирование непроизводственной сферы.

Всякий новый шаг в развитии непроизводственной сферы должен быть подготовлен соответствующим изменением в материальной сфере, в количестве и структуре производимых материальных благ. Даже такое, казалось бы, «внутреннее» для сферы торговли, например, мероприятие, как расширение сети магазинов самообслуживания, могло быть проведено лишь при условии, что увеличился выпуск фасованных товаров, была произведена реконструкция торговых залов, расширился выпуск специальных кассовых аппаратов и т. д.

Основой расширения нематериальной сферы явилось мощное развитие материальной сферы. Если, например, в 1960 г. валовой общественный продукт составлял в СССР 304 млрд. рублей, то в 1970 г. он уже был равен 643 млрд. рублей, т. е. вырос более чем вдвое [137]. Прирост национального дохода, составивший за седьмую пятилетку 45 млрд. рублей, за восьмую пятилетку равнялся уже 77 млрд. рублей [138]. Ясно, что поскольку материальная сфера обеспечивает материальными благами не только нематериальную сферу, но и все другие общественные сферы, постольку за любой период объем производимых в обществе материальных благ возрастает на большую величину, чем величина, обеспечивающая прирост нематериальной сферы.

Уровнем развития материального производства определяется богатство общества, возможность освободить людей для непроизводственной деятельности. Одна из важнейших задач, которую необходимо решить для обеспечения полного благосостояния и свободного всестороннего развития всех членов общества — свести к минимуму производительный труд за счет увеличения его производительности, экономии рабочего времени.

Нематериальная сфера не является лишь пассивным продуктом сферы материального производства. Во-первых, нематериальная сфера оказывает все возрастающее воздействие на рост производительности труда. Во-вторых, ее роль не сводится лишь к обслуживанию сферы производства. Развитием непроизводственной сферы, функционирующей в рамках свободного времени общества, обеспечивается всестороннее развитие личности. Маркс писал о свободном времени, как о «времени для того полного развития индивида, которое само, в свою очередь, как величайшая производительная сила обратно воздействует на производительную силу труда» [139].

Взаимодействие между производственной и непроизводственной сферами диалектически противоречиво. С одной стороны, поскольку производительный труд — создатель материальных благ и средство удовлетворения материальных потребностей, то кажется, что целесообразно в максимальной степени увеличивать число работников, занятых в сфере материального производства. Но, с другой стороны, увеличение числа занятых в сфере производительного труда за известным пределом начинает сдерживать рост его производительности и сковывает всестороннее развитие личности. Важно поэтому для каждого исторического момента установить то объективно обусловленное соотношение между производственной и непроизводственной сферами, которое обеспечит наиболее быстрое движение по пути создания и реализации предпосылок для свободного развития каждого. Установить это соотношение можно только на основе исследования тенденций развития техники, установления возможных вариантов развития экономики и выбора из них оптимального, то есть наилучшим образом удовлетворяющего интересам свободного развития всех членов общества.

Рабочий класс, являясь классом, наиболее заинтересованным в обеспечении универсального развития индивидов, заинтересован, поэтому как в прогрессе материального производства, так и в развитии нематериальной сферы, способствующей увеличению свободного времени трудящихся и росту их образования и культуры. Верно, что нельзя обеспечить свободное развитие каждого, не развив материальное производство настолько, чтобы коренным образом преобразовать содержание и условия труда, сократить рабочее время и обеспечить распределение материальных благ по потребностям. Но верно также и то, что гигантский рост материального производства должен быть использован и для развития нематериальной сферы, обеспечивающей духовное обогащение трудящихся, и наряду с развитием материальной сферы, непосредственно способствующей ликвидации социально-экономических различий, уничтожению классов и всестороннему развитию личности.

В непроизводственной сфере выделяются две части. Одна включает деятельность работников, труд которых как бы подготавливает производительный труд (некоторые разделы теоретических наук, технические науки, разработки, проектирование, физическая культура, медицина). Другая часть включает труд, который либо замыкает производство (торговля), либо не оказывает на него прямого влияния (культура).

Первая из указанных частей в свою очередь также разделяется на две части: ту, в которой заняты работники, непосредственно обеспечивающие воспроизводство рабочей силы (образование, медицина, физическая культура), и ту, в которой трудятся работники, подготовляющие воспроизводство материальных благ в целом (ряд областей науки, разработки, проектирование). Наука на современном этапе все в большей мере становится как бы подготовительной ступенью материального производства. Происходит сращивание науки и производства, и от успехов в развитии этого процесса сейчас в решающей степени зависит рост производительности труда.

5.2. Наука и производство. Определяющая роль производства по отношению к науке

Если собственно производство в политэкономии означает производство вещей, то наука принадлежит к сфере производства идей, и научная деятельность является такой разновидностью человеческой деятельности, специфическая роль которой заключается в получении знаний об объективной действительности и путях и средствах ее преобразования.

В период своего зарождения, когда научная деятельность еще только возникла из потребностей практики и определяющая роль производства по отношению к науке была совершенно очевидной, эта деятельность состояла главным образом в изобретении путей и средств преобразования действительности. Познание объективной действительности само по себе выступало лишь как необходимый вспомогательный момент, целиком подчиненный потребностям повседневной практики.

В ходе исторического развития этот момент постепенно получил преобладающее, а затем и господствующее значение, и в течение долгого времени познание ради познания определяло лицо науки. Разделение труда в сфере науки оторвало труд по изучению существующей действительности от труда по использованию этих знаний для изобретения средств и методов преобразования этой действительности. Наука разделилась на теоретическую и прикладную. Началась эпоха накопления знаний, их систематизации, эпоха развития науки в основном как науки теоретической. Прикладное значение науки тогда было невелико и начинает расти снова лишь с наступлением эры машинного производства.

К. Маркс писал, что машинно-фабричное производство «делает необходимым применение науки» [140]. Он указывал, что «применение природных агентов — в известной степени включение их в капитал — совпадает с развитием науки как самостоятельного процесса. Если производственный процесс становится сферой применения науки, то и наоборот, наука становится фактором, так сказать, функцией производственного процесса» [141].

Рост прикладного значения науки получил и соответствующее философское отражение. Идеализм сменился материализмом, а фейербаховский созерцательный материализм — диалектическим материализмом, предполагающим не просто пассивное отражение существующего мира, а активную деятельность по его преобразованию.

Наука, совершив в своем развитии виток диалектической спирали, принялась за развитие своей прикладной стороны теперь уже на прочном фундаменте крупных достижений теоретических наук. Этим объясняются те гигантские успехи, которые имеет на современном этапе применение достижений науки в производстве.

Знания об объективной действительности, накопленные теоретическими науками и составляющие их логическую основу [142], делают теоретические науки относительно самостоятельными от производства, способными развиваться согласно своей внутренней логике. Извне, из практики, из производства они получают теперь лишь общее направление и импульсы для своего развития в виде новых крупных проблем, которые им предстоит разрешить.

Если на заре науки постановка проблем была исключительно делом практики, то на современном этапе наука помогает практике обнаружить их часть задолго до того, как они созреют в препятствие для развития производства. Наука в своем развитии как бы опережает практику, заранее выясняя ее будущие потребности на основе изучения сегодняшнего состояния производства, и заблаговременно ищет средства их удовлетворения.

Определяющая роль производства проявляется теперь не только в том, что потребности производства по-прежнему определяют масштабы и основные направления исследований, но и в том, что выросшие из потребностей производства научные результаты уже накоплены, приведены в систему и, являясь логическим отражением производства, также «от имени производства» направляют ход исследований. Изменилась, следовательно, форма воздействия практики на теорию, техники и производства на развитие естествознания.

В настоящее время ученый, ищущий пути к раскрытию сущности изучаемых явлений, к созданию новых естественно-научных теорий или к открытию новых законов природы, «субъективно не всегда задается целью ответить на какие-то конкретные практические запросы техники, ибо вследствие полнейшей новизны или малой изученности данного круга явлений никто таких запросов перед ним в данный момент поставить не может. В таких случаях практика толкает ученых не на решение каких-то строго определенных и уже сформулированных задач, а на то, чтобы познавать все более широко и глубоко процессы материального движения в природе безотносительно к их практической значимости. Среди множества изученных наукой объектов и процессов, происходящих в природе, не могущих получить практического применения в ближайшее время, обнаруживаются случайно и такие объекты и процессы.., для которых уже сейчас или в скором будущем могут появиться определенные сферы практического применения.

Отсюда и возникает ложное представление о том, что будто бы в современных условиях наука и техника полностью поменялись своими местами: из определяющего фактора, каким была техника в прошлом, она стала теперь фактором, производным от науки, а наука из производного превратилась в детерминирующий фактор по отношению к развитию техники.

На самом деле «обмен местами» между наукой и техникой произошел, но не совсем так. Действительно, наука из фактора, отстававшего (с хронологической точки зрения) от развития техники, превратилась в фактор, опережающий развитие техники. Однако перестановка основных компонентов общего научно-технического движения не означает, что определяющая, детерминирующая роль вообще перешла от техники к науке. Напротив, сама по себе указанная перестановка обоих компонентов современного научно-технического движения общества вызвана потребностями практики, техники, которая была и осталась детерминирующим фактором всего движения в целом. Сегодня, чтобы обеспечить науке возможность в полной мере осуществлять свою общественную функцию — обслуживать технику теоретическими и экспериментальными средствами и выводами, техника предоставила науке все необходимые условия для опережения самой техники» [143].

Фундаментальные теоретические науки соединяются с практикой через прикладные науки и из них черпают себе материал. Тот факт, что на современном этапе прикладная ветвь науки получает столь мощное развитие, вновь делает прозрачной причинно-следственную связь между производством и наукой. Современное производство требует превращения технических, а в известной мере и теоретических наук в подготовительную стадию производства.

5.3. Наука как всеобщая общественная производительная сила

Целесообразно различать производительные силы общественного труда и всеобщие общественные производительные силы [144]. К первым относятся рабочая сила и средства производства, соединение которых в трудовом процессе своим непосредственным результатом имеет материальные блага. В число вторых входят все факторы, повышающие производительную силу общественного труда и, следовательно, в качестве основного элемента всеобщих общественных производительных сил выступает наука как один из самых мощных катализаторов технического прогресса.

В одной из своих ранних экономических рукописей, не публиковавшихся при его жизни, К. Маркс написал: «Развитие основного капитала является показателем того, до какой степени всеобщее общественное знание [Wissen, knowledge] превратилось в непосредственную производительную силу, и отсюда — показателем того, до какой степени условия самого общественного жизненного процесса подчинены контролю всеобщего интеллекта и преобразованы в соответствии с ним» [145].

В дальнейшем, однако, Маркс ни в рукописях, ни в опубликованных работах, говоря о науке как о производительной силе, уже никогда больше не употреблял слово «непосредственная». Он, как известно, отличался исключительной последовательностью, и если позже, отказавшись от подобного словоупотребления, в своем главном и завершающем труде «Капитал» нигде не говорил о науке как о «непосредственной» производительной силе, то это никак не может считаться случайным. Он, по-видимому, старался избежать неправильного понимания его мысли о том, что производство все больше превращается в технологическое применение науки [146] и представления ее как мысли о том, что наука будто бы непосредственно, без помощи производства может создавать материальные блага.

Наука не создает непосредственно ни машин, ни локомотивов, ни железных дорог. Все это — продукты материально-производительного труда. «Все это — созданные человеческой рукой органы человеческого мозга, овеществленная сила знания» [147]. Наука является мощным фактором повышения производительности труда, научные открытия, будучи материализированы, воплощены, овеществлены в новых заводах, технологических линиях, машинах в колоссальной степени повышают эффективность производства, но, только будучи овеществлены.

Нельзя забывать, что наука принадлежит не к сфере общественного бытия, а к сфере общественного сознания. Сращивание, переплетение этих сфер в реальной жизни не должно служить поводом для того, чтобы перестать отличать бытие от сознания, вещь от идеи этой вещи. Идея остается лишь идеей, перевоплощаясь из замысла в проект, из проекта в чертеж, пока, наконец, рабочий не превратит идею нового станка в новый станок, идею новой машины в новую машину, идею новой технологической линии в новую технологическую линию. В конце пути от идеи нового средства производства до ее реализации всегда стоит производство, и только посредством производства наука может произвести что-либо материальное. Непосредственно наука производит идеи и только идеи, и тот факт, что любая идея имеет какой-либо материальный носитель (проект, например, излагается на бумаге), ничего не меняет в этом отношении.

Если бы наука непосредственно, без посредства производства, производила материальные блага, то вовсе незачем было бы ломать голову над тем, как сократить путь научных разработок в производство. Сложность проблемы внедрения научных достижений в производство как раз и является самым ярким свидетельством того, что наука сама производить не может, производят производительные работники, производит производство. Наука является всеобщей производительной силой, непосредственно не производящей материальные блага, но в колоссальной степени развивающей производительную силу общественного труда.

Всякий труд есть единство духовного и физического процессов. Выделение из производительного труда умственной деятельности и превращение ее в самостоятельный вид труда, в профессию, позволяет развить этот вид деятельности и результаты этого развития использовать для повышения производительности труда. Не являясь непосредственным участником трудового процесса, научный труд именно в силу этого становится таким мощным фактором развития производительных сил и роста производства. Его роль тем больше, чем большее развитие получает наука и чем шире ее технологическое применение.

С выделением ряда умственных аспектов труда в самостоятельный вид деятельности проблема возвращения результатов этой деятельности в производство, проблема технологического применения науки из второстепенной превращается в решающую для повышения эффективности производства. Она определяет собой современный этап развития производительных сил.

Тот факт, что наука является всеобщей общественной производительной силой, и роль этой всеобщей производительной силы общественного труда постоянно растет, тот факт, что на современном этапе широкое внедрение научных достижений в производство открывает невиданные возможности для его развития, служат объяснением наблюдаемому повсеместно факту роста сферы науки. В силу того, что наука способна оказывать такие большие услуги производству, последнее требует высоких темпов развития науки.

Расходы на науку в СССР росли следующим образом.

В процентах к национальному доходу эти расходы выросли с 0,3 % в 1940 г. до 4,1 % в 1970 г. и до 6,6% в 1989 г. [148]

А вот как росла численность работников, занятых в науке и научном обслуживании.

До 70-х гг. в СССР происходили структурные изменения в общественном разделении труда и формирование сферы науки как сферы, результаты которой не эпизодически, а систематически внедряются в производство. Факты свидетельствуют о том, что затраты на науку в 1970 г. по сравнению с 1940 г. выросли более чем в 30 раз, а численность работников, занятых в науке и научном обслуживании, — почти в 9 раз. В 70-е гг. процесс формирования заканчивается, и темпы роста науки стабилизируются. Если в СССР за 1950−1965 гг. ежегодный прирост затрат на науку составлял 12, 85%, то в последующие четыре года он был равен 5,45% [149]. Однако и в будущем темпы роста сферы науки по-прежнему должны превосходить темпы роста сферы материального производства.

Зародившаяся при капитализме тенденция к росту общественного характера производства не могла не оказать влияния на сферу науки. С расширением масштабов технологического применения науки существование науки как свободного занятия отдельных лиц стало совершенно невозможным, ибо общественный характер производства не терпит распыленности, разбросанности и беспорядочности научных исследований. Поскольку производство стало требовать для своего дальнейшего развития систематически проводимых научных исследований и разработок, тенденция к обобществлению захватила сферу науки.

В ней протекают процессы концентрации и централизации, аналогичные соответствующим процессам в сфере производства. Общественный характер науки в настоящее время возрос настолько, что в развитых странах капитализма основные затраты на развитие науки и ее организацию берет на себя представитель всего класса капиталистов — буржуазное государство. Ни одной, даже самой могущественной финансово-промышленной группе не под силу самостоятельное развитие науки в тех масштабах и на том уровне, которые требуются современным производством.

Централизуя в значительной мере науку, капитализм все же не может достичь той степени концентрации научного труда, которую требуют современные производительные силы и которую позволяют достичь лишь социалистические производственные отношения. Новый строй, соединяя в одно целое науку и производство, объединяя их единым планом, отвечает той тенденции к обобществлению, которая на современном этапе захватила производительные силы общественного труда, а вслед за ними и всеобщие общественные производительные силы.

Страны СЭВ добились высокой обеспеченности народного хозяйства квалифицированными кадрами. Так, в 1970 г. дипломированных инженеров в СССР было в 2,7 раза больше, чем в США. И по масштабам подготовки новых кадров государства СЭВ находились впереди. В 1970 г. в СССР инженеров было выпущено 257 тысяч, в США — 52 тысячи. Численность ученых в странах СЭВ возрастала значительно быстрее, чем в США или в западноевропейских государствах. В странах СЭВ работала треть всех научных работников мира. В социалистических странах ассигнования на развитие науки быстро росли и достигли, например, в СССР в 1970 г. 4,1 процента использованного национального дохода, что было больше, чем в странах Западной Европы, и примерно столько же, сколько в США. В целом по странам СЭВ общественная производительность труда, измеряемая объемом национального дохода в расчете на одного работника материального производства, увеличилась в 1966−1970 гг. на 35% против 29% в 1961−1965 гг.

Несмотря на то, что и в развитых капиталистических странах расширялось использование научно-технических достижений, страны социализма в 60-е гг. значительно опережали их по темпам повышения производительности труда. Так, в 1961−1971 гг. среднегодовые темпы прироста производительности труда в промышленности СССР составили 6,3%, а в США — 3,3% [150].

Таким образом, при развитии непосредственно общественного производства научно-технический прогресс создает предпосылки для освобождения общества от классовых различий, а также социально-экономических различий между городом и деревней, между людьми умственного и физического труда.

5.4. Сращивание науки и производства

С того момента, как началось превращение производства в технологическое применение науки, производство стало требовать более четкой, планомерной организации науки, более высокой дисциплины и ответственности научных работников и учреждений за выполнение явных и неявных заказов производства и за качество научной подготовки производства. Те или иные просчеты или ошибки в научных исследованиях, разработках и проектировании теперь не оседают только в виде «иного мнения» в научно-технических журналах, а через определенный период времени сказываются на материальном производстве. Они приводят к огромным потерям материальных благ и сбоям производственного ритма, подрывают рост производительности труда, а иногда ведут и к человеческим жертвам. Время, когда то или иное научное суждение оставалось лишь достоянием научной литературы, уходит.

Такие качества, как «разгильдяйство, небрежность, неряшливость, неаккуратность, нервная торопливость, склонность заменять дело дискуссией, работу — разговорами, склонность за все на свете браться и ничего не доводить до конца» [151], на которые Ленин указывал как на «одно из свойств «образованных людей», одно время были неизбежны. Они вытекали «вовсе не из их дурной природы, тем менее из злостности, а из всех привычек жизни, из обстановки их труда, из переутомления, из ненормального отделения умственного труда от физического и так далее и тому подобное» [152]. Подобные качества под благотворным влиянием производства на сферу науки отмирают и будут отмирать тем быстрее, чем в большей степени будет развиваться научная подготовка производства и чем в большей степени наука будет превращаться в подготовительную ступень к производству.

В условиях первой фазы непосредственно общественного производства негативные тенденции во взаимодействии науки и производства обусловлены и сохранением у производственных предприятий и научных учреждений интересов, расходящихся с общественными. Проявления подобных негативных тенденций были описаны и в научной литературе, и в периодической печати.

О том, что «некоторые проектные организации без должной ответственности и заинтересованности подходят к созданию и внедрению новой техники, дают путевку в жизнь явно не доработанным машинам и агрегатам», писал в свое время, например, в «Правде» главный экономист металлургического завода «Красный октябрь» А. Карпов: «Вот примеры, связанные со строительством нашего второго электросталеплавильного цеха. Проект электропечей разрабатывал Всесоюзный научно-исследовательский институт электротермического оборудования (ВНИИЭТО). А исполнитель — Новосибирский завод электротермического оборудования (НЗЭТО). Первую установленную печь емкостью 80 тонн потребовалось коренным образом переделывать. Мы, естественно, обратились за помощью к проектантам, но получили отказ. Пришлось обходиться своими силами. Печь все-таки реконструировали, и она сейчас работает хорошо. Емкость ее доведена до ста тонн.

Во ВНИИЭТО нас уже упрекнули — вот, дескать, цепляетесь за вчерашний день. Разве это печь? Мы дадим вам уникальную, каких еще нет в стране, − на 200 тонн. Мы, понятно, обрадовались и решили строить такие печи. Но когда получили рабочие чертежи, увидели массу конструктивных недоработок. В общей сложности набралось 52 замечания. Ознакомили с ними автора проекта Л. С. Кацевича и других товарищей из ВНИИЭТО. А там и слышать ничего не хотели. Вы, говорят, некомпетентны, нам лучше знать, что к чему.

Вопреки нашим возражениям и техническим доводам, печь все-таки сдали в испытания. И тут начались сплошные неприятности. Уже на холодном опробовании сорвало редуктор механизма отворота свода и разорвало корпус электродвигателя. А когда начались горячие испытания — оборвалась цепь и упал противовес системы перемещения электровозов… Случилось то, чего опасались и о чем предупреждали проектировщиков заводские специалисты. С «уникальной» печью произошел конфуз.

Мы не станем рассказывать, сколько потрачено сил на бумажную переписку, пустые споры, различные проверки и заключения. Дело доходило до арбитража. Самое обидное, что эта печь — новинка обошлась заводу в два миллиона рублей, а ожидаемого эффекта не дала. Ее мощность почти на уровне печи емкостью в 100 тонн. Подобное же положение и с другой 200-тонной печью. Она тоже работает с перебоями, часто приходится менять узлы, себестоимость выплавляемой стали намного выше проектной.

Согласитесь, явление явно ненормальное. И мы, наверное, вправе спросить руководителей Главэлектропечи Министерства электротехнической промышленности В. Г. Субачева, М. И. Пережогина, руководителей ВНИИЭТО и НЗЭТО А. П. Альтгаузена, А. С. Бородачева и И. П. Лоскутова: почему же так получается? Мы считаем, что надо поднять личную ответственность каждого специалиста, причастного к созданию и внедрению новой техники. А то вот что получается: когда мы обратились в государственный арбитраж, то виновных не оказалось. ВНИИЭТО, сказали нам, − бюджетная организация, чего, мол, с нее возьмешь? Работники Новосибирского завода тоже говорят — мы тут ни при чем, делали по чертежам института» [153].

Существовали примеры и того, когда проекты делались доброкачественными, а вот связь наука — производство не срабатывала, проекты оставались лишь идеей на бумаге, а не идеей, овеществленной в производстве. Так отмечалось: «В течение пяти лет Грузинский республиканский комитет профсоюза рабочих и служащих сельского хозяйства и заготовок и директор Потийского мелькомбината обращались в республиканское и союзное министерства по поводу того, что комбинат находится в аварийном состоянии, необходим его срочный ремонт или реконструкция. Пять лет у руководителей отрасли лежала без движения проектно-техническая документация на ремонт предприятия. В декабре прошлого года техинспектор категорически потребовал прекратить работу на Потийском мелькомбинате. Это предписание не было выполнено. Вскоре элеватор рухнул. Авария нанесла не только материальный ущерб: погибли люди» [154].

Из сказанного следует, что без повышения хозяйственной дисциплины и ответственности научно-технический прогресс невозможен и это повышение — прямое требование производительных сил на этапе широкого и систематического применения достижений науки в производстве. В то же время повышение дисциплины и ответственности является необходимой, но далеко не единственной мерой укрепления связи науки и производства. Нужны и прогрессивные организационные отношения, эффективные формы соединения науки и производства. В СССР в качестве таких форм выступали производственные и научно-производственные объединения.

Объединение решало сразу две задачи, обусловленные НТП. Во-первых, оно обеспечивало необходимую степень концентрации производства и, во-вторых, способствовало преодолению того разделения между научным исследованием, проектированием, конструкторскими разработками, экспериментом и производством, которое являлось тормозом для развития производства.

В 70–е гг. отмечалось, что из среднего цикла «исследование-производство» в 7−9 лет «примерно 40% уходит на перерывы между стадиями и этапами цикла, связанные с согласованием, увязкой, ожиданием включения задания в планы очередной организации. Предприятия фактически заново проводят значительную часть разработок. Когда завод получает от КБ чертежи, то прежде всего начинает их проверять, а затем переделывает сообразно особенностям своего производства. Ведь в чертежах, как правило, не учитывается, какие на данном заводе заготовительные цехи, каков состав его оборудования. Поэтому заводские конструкторские бюро часто заняты малопроизводительной работой по корректировке чертежей. И здесь единственный способ решения проблемы — объединение» [155].

Объединение, с одной стороны, давало научным исследованиям мощную экспериментальную базу, а, с другой стороны, производству — возможность своевременно и полно использовать результаты научных исследований. В зависимости от типа производства наилучшей формой может быть производственное объединение (в котором головным является крупное предприятие). Научно-производственное объединение, например, «имеет в своем составе исследовательское, проектно-конструкторское и технологическое подразделение, опытную базу, пуско-наладочную организацию, которая устанавливает новую технику на предприятиях отрасли, центр по подготовке специализированных кадров по эксплуатации новой техники, контору по комплектации» [156].

Поскольку головной организации подчиняются все подразделения объединения, включая проектно-конструкторские и пусконаладочные организации, обеспечивается необходимая степень оперативности во внедрении научных достижений в производство. С образованием научно-производственного объединения «Позитрон», например, «основная цепочка, главные стадии цикла «исследования — производство» оказались в рамках одной экономической единицы. В итоге срок освоения ряда новых изделий сократился с 2−5 лет до 1 года» [157]. «Позитрон» выпустил на уровне, превышающем мировые достижения, 60% новых изделий, «Светлана» − 10 электронных приборов в наиболее перспективных областях генераторной, модуляторной и рентгеновской техники. Из 25 изделий, освоенных «Позитроном» в 1970 году, 8 не имели равных в мире по техническим параметрам, а 17 не уступали лучшим зарубежным образцам.

Связывая единой организованной связью научно-исследовательские, конструкторские, проектные организации и предприятия, объединения были способны добиваться слаженной и эффективной работы, главным результатом которой являлся быстрый рост производительности труда. В 1971 году в промышленности СССР действовали свыше 600 производственных объединений, много крупных комбинатов. В Ленинграде были созданы 57 крупных объединений, включавших 233 предприятия, 42 научные и проектно-конструкторские организации. Они выпускали более трети всей продукции, хотя на их долю приходится лишь четвертая часть работающих. Среднегодовые темпы роста выпуска продукции и производительности труда в ряде объединений Ленинграда достигли в 1966–1970 годах 10% — в 1,5–2 раза выше, чем на остальных предприятиях. ЛОМО при стабильной численности персонала увеличило объем производства в восьмой пятилетке в 2,5 раза. В Москве были созданы более 40 крупных объединений предприятий, связанных между собой технологически [158].

Процесс формирования научно-производственных объединений продолжался в СССР до конца 80-х гг. Достаточно отметить, что их общее количество возросло со 192 в 1980 г. до 528 в 1989 г. [159] Связанное с образованием объединений приближение науки к производству способствовало развитию науки, так как наука получала от производства больше импульсов для своего движения вперед.

Поскольку в современном мире производство ставит перед наукой все больше проблем, причем ставит их не эпизодически, а систематически, то, безусловно, закономерность сращивания науки и производства будет проявляться все последовательнее. Характер современного производства выдвигает и такие фундаментальные проблемы, решение которых для ряда отраслей науки станет эпохальным событием. Примат производства во взаимодействии науки и производства проявляет себя с новой силой и получает новые доказательства своей истинности и глубины.

Г л а в а VI Исторический прогресс производительного труда