12 Так, например, санскритский суффикс — maya восходит к существительному (maya = «вещество, материал») и сначала в соответствии с его значением использовался для образования прилагательных, включающих в себя понятие вещества, и лишь в ходе дальнейшего употребления, в силу преобразования существительного в суффикс, из специального понятия вещественного свойства развивается в общее обозначение свойства и «качества» (man‑maya «сделанный из глины», но moha‑maya «обусловленный ослеплением» и т. д.). Подробнее см.: Brugmann, Grundriss, II, S. 13, а также Thumb, Hansbuch des Sanskrit, S. 441.
13 Соответствующий материал собран в словаре Гримма (Grimm. Deutsches Wörterbuch, V, Sp. 500 s.v. «keit»). Чрезвычайно сходные процессы образования суффиксов «по недоразумению» обнаруживаются и в других языковых семьях, см., например Simonyi. Die ungarische Sprache, S. 276–277.
14 Ср. в связи с этим сказанное выше (с. 227) о форме «образования понятий» в языках американских аборигенов, см. также с 198.
15 Между прочим, уже Бётлинк в своей книге о якутском языке (1851) подчеркнул, что сам этот процесс допускает в свою очередь различные степени и ступени, так что в этом отношении не существует жесткой и абсолютной границы между флективными и так называемыми агглютинативными языками. Бётлинк указывает, что хотя в индоевропейских языках «субстанция» и «форма» в целом связаны гораздо более тесно, чем в так называемых агглютинативных языках, однако в некоторых урало — алтайских языках, а именно в финском и якутском, «субстанция» и «форма» вовсе не соединяются чисто внешне, как это часто полагают. Здесь также можно говорить о постоянном развитии в сторону «формообразования», которое проявляется в различных языках, например монгольском, тюрко — татарском и финском в совершенно различных фазах (Boethlingk. Die Sprache der Jakuten, Einleitung, S. XXIV; о «морфологии» урало — алтайских языков ср. в особенности: Heinrich Winkler. Das Uralaltaische und seine Gruppen, S. 44).
16 Cp. Cl. Stern, W. Stern. Die Kindersprache, S. 182.
17Demetrius. De elocutione, § 11–13, цитируется Гумбольдтом (Werke, VII, S. 223).
18 Данные о господстве сочинительных связей в языках первобытных народов можно получить из описаний большинства африканских языков и языков американских аборигенов. Относительно первых см., например, Steinthal. Die Mande‑Negersprachen, S. 120, 247, и Roehl. Schambalasprache, S. 27; относительно вторых — Gatschet. Klamath language, p. 656. В языке эве (см. Westermann. Ewe‑Grammatik, S. 106) все придаточные предложения, стоящие перед главным, снабжаются постпозитивным артиклем la, т. е. они рассматриваются в качестве частей предложения, а не в качестве самостоятельных предложений. В нубийском языке с придаточными предложениями обращаются как с именами, и поэтому к ним присоединяются те же показатели падежей, что и к существительным (Reinisch. Nuba‑Sprache, S. 142).
19 Особенно характерные свидетельства такого рода обнаруживаются в финно — угорских и алтайских языках. Г. Винклер утверждает относительно строя предложения в этих языках, что первоначально в них вообще нет места придаточным предложениям какого бы то ни было рода, поскольку вся структура предложения представляет собой адноминальный, замкнутый, единый, подобный слову комплекс или же не более чем плотное соединение части, напоминающей подлежащее, с частью, напоминающей сказуемое. В обоих случаях все с нашей точки зрения дополнительное, т. е. временные и пространственные, причинные и условные характеристики, помещается между двумя единственно существенными частями предложения или слова — предложения. «Это отнюдь не выдумка, в этом еще почти очевидно заключена непосредственная сущность предложения в большинстве ветвей урало — алтайской языковой семьи, в монгольском, тунгусском, турецком и японском языках… Тунгусский язык… производит впечатление, словно в этом своеобразном по своему строю языке вообще нет места для всего, что напоминало бы относительные или подобные им связи. В удмуртском языке регулярным эквивалентом нашего индоевропейского союзного придаточного предложения оказывается присоединенное к предложению дополнительное определение вроде индоевропейских так называемых самостоятельных родительных, аблативов, винительных» (Der ural‑altaischer Sprachstamm, S. 85–86, 107). В китайском языке — см. G. von der Gabelentz. Chinesische Grammatik, S. 168–169 — также частым явлением оказывается простое соположение целых предложений, так что только по смыслу можно догадаться, идет ли речь о временных или причинных, относительных или уступительных отношениях.
20 Чрезвычайно примечательные примеры подобных сочетаний предложений приводит, например, И. И. Шмидт в своей грамматике монгольского языка (особенно с. 62, 124). Предложение вроде нашего: «После того как я выпросил у моего старшего брата лошадь и отдал ее младшему брату, тот принял ее от меня, вскочил на нее, пока я шел в дом, чтобы взять веревку, и умчался, никому ничего не сказав», — звучит в монгольском, если перевести его дословно, следующим образом: «Я лошадь у моего старшего брата испросив взяв, младшему брату передав, тот у меня ее приняв, (когда) я в дом за веревкой пошел, младший брат, никому ничего не сказав, вскочив на нее умчался» (при этом, как замечает Винклер в цит. соч., с. 112, в переводе добавлено слово «когда», вносящее союзные отношения, в то время как в оригинале какой‑либо союз отсутствует). Сходные, также очень характерные примеры построения предложения с помощью применения герундиев, супинов и причастных форм приводит И. И. Шмидт и из тибетского языка (Tibetanische Grammatik, S. 197).
21 См. введение к книге о языке кави (Werke, VII, l, S. 253–254). Язык кламат также использует там, где мы прибегаем к относительным предложениям, причастные или глагольные конструкции, см. Gatschet. Klamath language, p. 657.
22 См. примеры: Н. С. von der Gabelentz. Die melanesischen Sprachen, I, S. 202–203, 232–233, II, 28; Codrington. Melanesian languages, p. 136.
23 См. Winkler. Der uralaltaische Sprachstamm, S. 86, 98–99, ПО; см. также Simonyi. Die ungarische Sprache, S. 257, 423.
24 Cp. Steindorff. Koptische Grammatik, S. 227; в семитских языках «субстантивация бессоюзных относительных предложений» представляет собой также частое явление, см. об этом: Brockelmann. Grundriß, II, S. 561.
25 Так например, в японском языке (см. Hoffmann. Japanische Sprachlehre, S. 99) нет относительных предложений, он обходится адъективными предложениями; сходная ситуация и в монгольском языке ср. // Schmidt. Grammatik der mongolischen Sprache, S. 47–48, 127–128.
26 «Le langues de cette famille semblent créés pour l'abxtraction et la métaphisique. Elles ont une souplesse merveilleusse pour exprimer les relations les plus intimes des choses par les flexions de leur noms, par les temps et les modes si variés de leurs verbes, par leur mots composés, par la délicatesse de leurs particules, possédant seules l'admirable secret de la période elles savent relier dans un tout les membres divers de la phrase… Tout deveint pour elles abstraction et catégorie. Elles sont les langues de l'idéalisme». Renan. De l'origine du langage. 8me édition, p. 194.
27 «Изо всех видов придаточных предложений, — пишет Мейе во «Введении в сравнительное изучение индоевропейских языков» (нем. издание Принтца, с. 231), — только относительные предложения мы можем с достаточным основанием считать индоевропейскими. Другие типы придаточных предложений, в том числе условные предложения, в каждом диалекте имеют свои особые формы» [цит. по: Мейе А. Введение в сравнительное изучение индоевропейских языков. М. —Л., 1938, с. 380]. Несколько иначе понимает ситуацию Бругман, объясняющий расхождения между отдельными языками тем, что связующие частицы хотя и существовали в праязыковую эпоху, но наряду с этим употреблялись еще и в другой сфере и не были закреплены за одной определенной мыслительной операцией (Kurze vergleichende Grammatik, S. 653).
28 Примеры см. у Whitney. Indische Grammatik, S. 394–395; Thumb. Handbuch des Sanskrit, S. 434, 475.
29 Подробнее см. Brugmann. Griechische Grammatik. 3. Aufl., S. 555–556.
30 См. Kritik der reinen Vernunft. 2. Aufl., S. 141.
31 Cp. H. Winkler. Der uralaltaische Sprachstamm, S. 68–69; относительно финно — угорских языков см., например, Simonyi. Die ungarische Sprache, S. 403–404.
32 Примеры тому особенно многочисленны в языках Америки: так, например, в алгонкинских языках отсутствует общий глагол «быть», в то время как эти языки обладают большим количеством слов, обозначающих бытие в том или ином месте, в то или иное время, в тех или иных условиях. В языке кламат глагол gi, употребляемый как выражение связочных отношений бытия, представляет собой в действительности указательную частицу, выражающую бытие тут или там (подробнее см. Gatschet. Klamath language, p. 430, 674–675, и Trumbull. Transactions of the American philological association, 1869–1870). Индейские языки семьи майя также используют в предикативном высказывании определенные указательные частицы, которые могут соединяться с показателем времени и тогда производят полное впечатление настоящей связки, verbum substantivum. Однако ни одна из этих частиц не соответствует общему и чисто реляционному выражению бытия — одни из них скорее могут быть соотнесены с именным понятием: «дано, установлено, имеется», в то время как другие указывают на положение в определенном месте или событие в определенное время (ср.