Одна из целей написания мною методологического романа состояла как раз в том, чтобы ввести неподготовленного человека в философию, объяснить ему, какие жизненные ситуации и проблемы подвинули нормального человека заняться не совсем нормальным для обычного человека делом.
Глава четвертая. «Естественный» план субъективности
1. Постановка проблемы
В каком смысле можно говорить об естественных составляющих субъективности? Что это биология человека или его телесность, или психика? Вероятно, и то, и другое, и третье, но взятое в определенном аспекте. Дело в том, что в каком-то отношении в человеке нет ничего естественного. Мы сознательно контролируем свои биологические (животные) влечения – есть, пить, спать, удовлетворять половое влечение, реагировать на боль и прочее; сдерживаем и направляем в нужное русло свои желания, эмоции, мысли. Правда, не всегда. Но когда не контролируем и не направляем, то понимаем это как поведение, вынуждаемое обстоятельствами и часто противокультурное. В человеке нет чистой биологии, телесности или психики, не претворенные культурой и его личностью. Но, как известно, существует и другая точка зрения, что, напротив, все в нашем поведении определяется или генами или биологией.
Исследование генома, – пишет Тарантул, – позволит лечить не только многие заболевания, но и «даст ключ к пониманию уникальности личности, роли наследственности в интеллектуальных способностях и чертах характера»[156]. Академик Е.Д. Свердлов в 1999 году писал, что с помощью генной инженерии можно будет не только исправлять «испорченные» гены (что делается уже сегодня), но и «убирать многие негативные черты характера, которые тоже определяются генами, такие, как трусость, жадность, эгоизм. И усилить задатки других черт – той же гениальности, ген которой был открыт в прошлом году»[157]. И каких только генов якобы не удалось открыть современной геномике: «ген лидерства», «ген самоубийства», «ген тревожности», «ген поиска новизны», «ген материнского инстинкта», «ген гомосексуализма», «ген продолжительности жизни» (сходный с геном червя p66SHC; в результате выключения этого гена продолжительность жизни подопытных мышей была увеличена на треть, а «человек, подвергшийся той же операции, что и червь, теоретически способен прожить лет пятьсот»)[158].
Я говорю «якобы», поскольку «данные одних ученых зачастую не подтверждаются другими «охотниками за генами»[159], к тому же у психологов и философов нет согласия, что вообще считать «гениальностью», «лидерством», «самоубийством», «гомосексуальностью» и многими другими феноменами человеческого духа и жизни. Но если ученые не могут точно и однозначно очертить и выделить эти феномены, то как, спрашивается, их можно опознать, каким образом установить связи между данными сложными явлениями и определенными частями генома? А вот, например, что по поводу любви пишет З. Фрейд: «любовь, в основе своей и теперь настолько же животна, какой она была испокон веков. Любовные влечения с трудом поддаются воспитанию, их воспитание дает то слишком много, то слишком мало. То, что стремится из них сделать культура, недостижимо; оставшиеся без применения возбуждения дают себя знать при активных половых проявлениях в виде неудовлетворенности»[160].
Позицию Фрейда интересно сравнить с точкой зрения английского писателя и философа Клайва С. Люиса. Он не отрицает ни духовных аспектов любви, ни телесных. Его девиз – «Высшее не стоит без низшего. Растению нужны и корни и солнечный свет". Влюбленность вступает в человека, словно завоеватель, и переделывает по-своему все взятые земли. До земли полового влечения она доходит не сразу; и переделывает ее (курсив наш. – В.Р.; запомним эту фразу)… Вожделение без влюбленности стремится к соитию, влюбленность – к самому человеку»[161].
Если Фрейд считал, что именно биология определяет наше поведение, то И. Кант отрицает это, утверждая, что высшем арбитром в наших поступках выступает разум (сознание).
«Это не что иное, – пишет Кант, – как личность, то есть свобода и независимость от механизма всей природы, рассматриваемая вместе с тем как способность существа, которое подчинено особым, а именно данным его же собственным разумом, чистым практическим законам… Моральный закон священен (ненарушим). Человек, правда, не так уж свят, но человечество в его лице должно быть для него священно»[162].
«Содержание принципа разума, – поясняет П. Гайденко, – можно сформулировать вслед за Кантом следующим образом: «Поступай так, чтобы ты всегда относился к человечеству и в своем лице, и в лице всякого другого так же, как к цели, и никогда не относился бы к нему только как к средству»… И в науке и в искусстве можно обрести, по Канту, лишь иллюзию целостности и самозавершенности… кантовская этика выставляла перед индивидом жесткие требования: он должен был вступить в тяжелую борьбу со своими склонностями… У Канта свобода определялась как противоположность природному началу, измерялась мерой сопротивления природе»[163].
Для нашей темы важно отметить два обстоятельства: что сегодня содержанием субъективности все чаще выступают наши телесные, биологические и психические влечения и состояния, а также то, что мы их часто понимаем как естественные антропологические образования. В то же время современные исследования постоянно обнаруживают культурную и личностную обусловленность этих так называемых естественных составляющих нашего поведения. Что позволило ряду современных мыслителей утверждать – все подобные «естественные» антропологические образования на самом деле являются искусственными и конструктивными (правда, субъектом здесь выступает не отдельный человек, а культура и социум).
2. Природа любви и сексуальности
Действительно, возьмем для примера феномены любви и сексуальности. Характеризуя любовь, Е.Н. Шапинская выделяет следующие две ее основные характеристики: «Любовь изначально присуща человеку как биологический атрибут и человеческая любовь имеет социальную природу»[164]. К этим двум характеристикам я добавлю третью: любовь – неотъемлемая характеристика личности.
Анализируя становление любви в архаической культуре, можно понять, какие особенности поведения человека выступили в качестве биологической предпосылки любви. В Австралии исследователи еще застали племена, в которых интимные отношения почти не связывались аборигенами с социальными; для них половые отношения понимались скорее как насыщение, напоминающее процесс еды. Половое влечение (притяжение), половое общение (ритуалы ухаживания и прочее), соитие, возникновение через определенный промежуток времени нового влечения – вот основные элементы биологического плана любви, еще не преображенного социальными и личностными отношениями.
Антрополог Маргарет Мид описывает два типа социальных отношений, так сказать, мало благоприятных для зарождения любви: когда отношения между супругами в семье антогонистические (они в прямом смысле боятся друг друга) и, наоборот, предельно родственные, как в племени арапешей, где будущий муж воспитывает свою будущую супругу в собственной семье; в результате между ними складываются теплые родственные отношения, но не возникает дистанция и напряжение, столь необходимые для возникновения любви[165]. Но именно в архаической культуре складывается такая социальная организация (деление племени на фратрии и правила заключения брака), которая создает нужную дистанцию полов и напряжение между ними, способствующие зарождению любви. Из всех упорядочивающих факторов в архаической культуре, считает Е. Мелетинский, "на первом плане оказывается социальный, то есть введение дуальной экзогамии и вытекающий отсюда запрет браков между членами одной "половины" (фратрии). Оборотной стороной введения экзогамии является запрещение кровосмешения (инцеста)»[166].
Все указанные здесь аспекты социальной организации, как я показываю в книге «Культурология» (1998–2003), архаический человек осмыслял с помощью представлений о душе. Например, деление на семью, род и племя связано с родством и неродством соответствующих душ, а на тотемы – с их различным происхождением в первоначальном мифическом времени («архе»), нарушение социальных отношений, например, запрета инцеста понималось как влияние души, человека нарушившего табу, на другие души, что влекло за собой конфликты в обществе и космические трансформации. На основе представлений о взаимоотношениях душ и духов с человеком, задающих картину мира архаический человека, последний осмыслял интимные и брачные отношения. Например, он понимал их как охоту, позволяющую жениху-охотнику перегонять души умерших предков в тела матери и будущего ребенка.
Важно, что подобное осмысление брачных отношений, обусловленное вовсе не биологическими потребностями человека, а представлениями о душе, то есть семиотическим изобретением, решительно повлияло на понимание и практику этих отношений. Брачные отношения теперь истолковываются не только и не столько как удовлетворение полового чувства или средство деторождения, но главным образом как общение с душами и единственный способ воспроизводства рода. Поэтому, кстати, во многих племенах первые брачные отношения поручаются не жениху, а шаману, как специалисту по общению с душами, а девушки в период менструации рассматриваются как опасные для племени и изолируются (ведь кровь означает врага, а девушка еще не живет с мужчиной, следовательно, она вступила в отношение с чужим, опасным духом). Другой яркий пример, приведенный выше, брачные отношения в семье арапешей: поскольку они считают, что ребенок образуется из семени отца и крови матери, то до беременности матери стараются совершить как можно больше актов соития, но затем полностью прекращают половые сношения.