На второй вопрос я бы ответил так. Уже в архаической культуре имеет место интересный процесс: в рамках прагматически ориентированных областей жизни человека, в их лоне начинают складываться моменты неутилитарного поведения и отношений. По сути, неутилитарные способы жизни неотъемлемая черта всякой культуры. Действительно, человек культуры не просто ест, а старается есть вкусно, получить от еды удовольствие, не просто удовлетворяет половое влечение, а старается извлечь из этого процесса максимальное удовольствие, не просто трудится, а стремится превратить это занятие в интересное дело и так далее и тому подобное[237]. С биологической точки зрения это понятно: организм старается выбрать такой режим поведения, который человеку приятен. Но и с культурной сдвиг на неутилитарные способы жизни очень важен, поскольку именно с этими формами связаны новые возможности и точки роста. Свобода от прагматических ограничений открывает другую свободу: к эксперименту, рефлексии, иной логике и прочее.
И в данном случае, неутилитарное отношение, складывающееся в лоне сакральной жизни, предполагавшее если и не досуг, о котором потом напишет Аристотель то, во всяком случае, отдых от обычных занятий, высвобождало место для новых возможностей. Да, архаический «художник», который, конечно, еще не был художником, ведь и искусство как таковое еще не возникло, рисуя, вызывал души и духов. Но при этом некоторые из «художников» старались вызвать такие души и таких духов, которые были не похожи на обычных. Например, помимо своей основной роли (помогать или не мешать людям) заставляли переживать, вызывали желания, внушали страх и т. п. Все эти чувства протекали вместе с основной сакральной жизнью, как ее моменты и не осознавались отдельно от нее. Но чтобы вызвать подобные души и духов, нужно было особое мастерство (искусство), а так же, как мы сегодня говорим, «талант художника». В свою очередь, чтобы опознать такие души и духов и начать их переживать, должны были появиться своего рода «сакральные знатоки», предтечи будущих зрителей. Это были люди, развивавшие у себя способности особого чтения изображений, настройку на встречу с необычными сакральными существами, желание необычных переживаний.
Хотя «художественное» видение еще не превращается, как, скажем, в античности, и особенно в Новое время, в специализированный вид жизнедеятельности, все-таки – это первые "уроки искусства", приучающие глаз пользоваться специальной семиотической системой – «художественными» изображениями предметов. Опираясь на них, глаз приобретает новые зрительные способности, начинает видеть события, недоступные без такой семиотики (профиль предмета, его фон, отдельные виды, отношения между ними, композиционное расположение изображенных предметов, новые события и другие), а человек в целом учится переходить в неутилитарный план и про-живать его события.
Учтем и такое обстоятельство. «Художественные» изображения животных, ситуаций и предметов в архаической культуре постепенно становятся одним из регуляторов жизни человека. Они используются в ритуалах для настройки (программирования) на определенные состояния и переживание (например, перед охотой или обрядом встречи с духами), а также для снятия различных напряжений (после охоты, полевых работ, ритуальных действий). Использование изображений в такой роли облегчалось еще одной, третьей особенностью архаического видения: в нем сближались и часто переплетались феномены обычного и художественного восприятия, сновидений и бодрствования. Архаический человек, подобно человеку примитивного общества, воспринимал художественные образы, сновидения и сакральные галлюцинации наряду с обычными зрительными впечатлениями, поскольку в его представлении душа (дух) с одинаковым успехом могла находиться и в самом предмете (теле), и в его изображении, и в спящей душе другого человека, и в душе человека, совершающего сакральный обряд.
Если на архаической стадии «искусство» соединяло, сводило человека с душами, то в культуре древних царств оно ставит его перед миром богов, позволяет ему увидеть их жизнь, деяния, участвовать в ритуале поддержания существования этого мира. Явно меняется и сознание древнего художника по сравнению с архаическим сознанием. Человек живет в мире богов, создавших и его самого, и весь окружающий мир. Он уверен, что это мир, порядок, космос поддерживается судьбою, богами, жертвой, законом. Их живое олицетворение – фигура царя или первосвященника, они связывают этот земной мир с миром божественным; царь или жрецы поддерживают закон, регулируют жертвоприношения. До тех пор, пока богам приносится жертва, соблюдаются установленные законы, оказываются почести царю или первосвященнику, беспрекословно подчиняются им – мир существует, если же хотя бы одно из этих звеньев разрывается, мир гибнет. Понятно, что в каждой древней культуре это мировоззрение принимало своеобразные, неповторимые формы. Теперь античное искусство, как оно представлено в «Поэтике» Аристотеля.
Именно формирование личности, как утверждалось выше, обусловило становление новой личностно ориентированной практики искусства, решающей три основные задачи. Новое искусство позволяло адаптироваться личности к обществу, создавало для личности условия реализации, давало возможность пережить сильные чувства, увидеть богов и героев, прожить воображаемые события. Действительно например, в драме античный человек мог уяснить, что есть ситуации, где он должен действовать самостоятельно, принимая решения, касающиеся его жизни и судьбы, а также, что общество вынуждено соглашаться с такими поступками (например, в третьем акте «Орестеи» боги, олицетворяющие общину, собираются чтобы осудить Ореста, убившего свою мать, но одни его обвиняют, а другие защищают, в результате осуждение так и не прозвучало). В драме он мог лицезреть богов и пережить сильные чувства от перипетий и страданий героев.
Поскольку для личности было важно понять, как действовать в разных ситуациях (в предшествующих культурах человек действовал «как все», и основные социальные действия были известны), да и личности были разные, античное искусство получает мощный стимул для своего развития, ведь все эти моменты должны были получить в произведениях свое отражение. Не меньший стимул для развития искусства давало античное общество. Аристотель прав, обращая внимание на роль в формировании искусства досуга свободных граждан. Досуг – это не только свободное времяпровождение, но и публичность. В сфере досуга человек выступает не как функциональный элемент социальных институтов (политик, воин, земледелец, ремесленник, купец и т. д.), а именно как личность или латентная личность. Здесь происходило общение и влияние друг на друга. В частности, общение по поводу искусства и оценка его произведений. В сфере досуга складывалась и привычная для нас художественная коммуникация, то есть деление на художников (поэтов), зрителей и исполнителей.
При этом в сфере становящегося античного искусства можно выявить две тенденции. Одни художники, создавали произведения, стараясь прославиться и заработать, они совершенно не думали об общественном благе. Их произведения часто приводили зрителей в настоящий экстаз и умопомрачение, невольно склоняя зрителей и участников художественного действа к антиобщественным поступкам. Другие художники, для которых общественное благо было важной ценностью, старались создавать произведения, работающие на полис и его здоровье. Понятно, что Платон и Аристотель поддерживали вторую тенденцию. Поддерживали они также лучшие произведения искусства и старались блокировать (критиковать) слабые в художественном отношении. Одна из целей «Поэтики», говорит Аристотель способствовать тому, «чтобы поэтическое произведение было хорошим».
Но, может быть, более важной была другая – создать науку об искусстве, включить последнюю в «органон знания». И Аристотель с успехом решает эту задачу. В свою очередь, она распадалась на три относительно самостоятельные подзадачи: 1) охарактеризовать специфику искусства, выделить его из других областей жизни, что для Аристотеля означало дать определение искусству как роду бытия, 2) различить разные виды искусства и охарактеризовать их особенности (в системе Аристотеля это работа, направленная на выделение отдельных родов и построение их «начал», а мы бы сегодня в науковедении сказали – исходных идеальных объектов) и 3) построить правила, позволяющие создавать «хорошие» произведения искусств и, так сказать, отбраковывать (оценивать) «слабые».
Как род бытия (знания) Аристотель характеризует искусство на основе категории «отношения», конкретно отношения «подражания». «Эпос и трагедия, – пишет Аристотель, – а также комедия, дифирамбическая поэзия и большая часть авлетики и кифаристики – все они являются вообще подражанием»[238]. Еще одну характеристику искусства мы встречаем при различении поэзии и истории; здесь различение происходит с использованием категориальных представлений о «возможном», «общем», «частном», «прошлом».
«Из сказанного ясно, что задача поэта – говорить не о происшедшем, а о том, что могло бы случиться, о возможном по вероятности или необходимости. Историк и поэт различаются не тем, что один говорит стихами, а другой прозой. Ведь сочинения Геродота можно было бы переложить в стихи, и все-таки это была бы такая же история в метрах, как и без метров. Разница в том, что один рассказывает о происшедшем, другой о том, что могло бы произойти. Вследствие этого поэзия содержит в себе более философского и серьезного элемента, чем история: она представляет более общее, а история – частное. Общее состоит в изображении того, что приходится говорить или делать по вероятности или по необходимости человеку, обладающему теми или другими качествами»[239].
Отдельные виды искусств Стагирит различает на основе категории «вид»[240]