Глава десятая. Техника как форма субъективности
1. В чем сущность техники?
В последние десятилетия проблема техники в разных ее аспектах постоянно обсуждается, причем философы и ученые зашли в своеобразный тупик. Они показали, что техника представляет собой органический момент современной цивилизации (и культуры), недаром получившей наименование «техногенной», что хотя человек замышляет и проектирует технику, ее развитие он практически не может контролироваться, что техника, действительно, перекраивает буквально все стороны жизни человека, превращая его и природу не только в «постав», но и ставя под угрозу саму жизнь на земле. Одновременно, философы техники и ученые не могут указать какие-то приемлемые выходы из сложившейся ситуации, поскольку невозможен ни отказ от техники, ни осмысленное воздействие на нею без кардинального пересмотра самих основ техногенной цивилизации, на что человек пока не идет.
Против «инструментальной концепции» техники (техника есть наше средство) возражал уже Шпенглер.
«Нужно, – писал он, – не поддаваться искушению видеть цель техники в создании машин и инструментов… В действительности техника принадлежит древнейшим временам… будучи чем-то чудовищно всеобщим, она простирается за пределы человека, назад, к жизни животных… Значение техники установимо только исходя из души… Техника есть тактика всей жизни в целом… Технику нельзя понимать инструментально. В технике речь идет не создании инструментов-вещей, а о способе обращения с ними, не об оружии, а о борьбе»[365].
Почему технику нельзя понимать инструментально, объясняет М. Хайдеггер. Он показывает, что и инструментальное понимание техники и трактовка техники как нейтрального феномена, закрывает нам возможность понять сущность техники, причем, говоря о сущности техники, Хайдеггер имеет в виду не только возможность объяснить современную ему технику, но сознательно воздействовать на нее (например, освободиться от ее власти). По поводу инструментального понимания техники Хайдеггер говорит, что оно является "зловеще правильным" и что «худшим образом мы отдаемся во власть техники тогда, когда рассматриваем ее как нечто нейтральное; ведь такое представление о технике, ныне особенно распространенное, делает нас совершенно слепыми в отношении сущности техники»[366].
Другой философ Дж. П. Грант говорит так:
«Технология – не столько машины и инструменты, сколько то представление о мире, которое руководит нашим восприятием всего существующего. Язык здесь запинается, ведь мы, современные люди, так долго высмеивали слова "судьба", "рок", и странно звучит сказать, что техника – наша "судьба"»[367].
При чем здесь власть и судьба – может спросить читатель, ведь человек создает технику, а не техника человека. Когда инженер проектирует какое-то изделие, он отдает себе отчет в том, какие функции оно будет выполнять и как должно работать. Может быть, философы перепутали технику и ее творца? Человек подобно Богу, замыслившему и создавшему целый мир, стоит над техникой и творит ее.
Но рассмотрим два примера. Первый, изобретение пульта для переключения программ телевизора. Понятно, что инженеры хотели сделать, как лучше, чтобы человек, не вставая с дивана, мог переключать программы. И эта задача была с успехом решена. Правда, одновременно пульт кардинально изменил наше общение с телевизором и восприятие. Теперь мы явно против своей воли пытаемся смотреть сразу три, четыре программы или вообще всего лишь проглядываем сразу все, что нам может предложить ТВ. Вряд ли инженеры рассчитывали на такой эффект и хотели его.
Пример второй. Что такое домашние животные в больших городах, скажем наши любимые собаки? Вы скажите это животные и очень умные, почти как их хозяева. А я скажу, что это современная техника. Давайте сравним автомобиль и собаку. Инженер проектирует и создает нужные человеку виды автомобилей, но и кинолог сегодня проектирует и выводит нужные породы собак (большие, маленькие, с заданными функциями, с тем или иным экстерьером и прочее). Автомобиль мы заправляем известными марками горючего, и собак кормим определенной пищей (сухие корма, консервы, витамины), причем, строго следим, чтобы наши любимцы не, дай бог, не съели что-нибудь не то на улице. Чтобы ездить в городе, мы учимся управлять автомобилем, но и собаку нужно обучить слушаться поводка и командам. Наконец, на машину мы заводим документы, и на собак тоже (прививки, порода, родословная и прочее).
Я не хочу сказать, что собака или кошка – только техника. Когда мы с ними общаемся, то ясно, что это наше любимое животное. Но если речь идет о массовых процессах, о безопасности в городе, о моде и стандартах, то домашние животные это настоящая техника. Но тогда любой специалист – это тоже техническое изделие? Безусловно, специалисты не растут как грибы в лесу, их нужно создать (обучить и подготовить), и, естественно, они определяют функционирование производства и реальную жизнь в нашей техногенной цивилизации, то есть это артефакты. Каждый специалист как техническое изделие должен соответствовать своему назначению, иметь нужные для дела способности. Одно из необходимых требований к специалисту – они должны быть управляемыми. Наконец, как и всякая другая техника специалист нуждается в обслуживании (ему должны быть созданы условия для его работы, идти зарплата, он имеет право на лечение).
Наконец, а разве обычный человек не является всего лишь техникой? Уже с детства он должен научиться есть ложкой и вилкой, держать ручку, зашнуровывать ботинки и т. д. и т. п., что предполагает превращение наших органов в технические устройства. Даже, чтобы правильно бить ногой мяч, мы должны научиться превращать нашу ногу в подобие молотка; животные этого делать не могут. Но опять, хочу, чтобы меня поняли правильно: и человек – не только техника, но и животное, социальный индивид, и личность.
Известно, что во всех телесно ориентированных практиках (танце, гимнастики, борьбе и других) ставится и решается задача формирования техники: техники движения, слышания, исполнения, распределения энергии и прочее и прочее. Но стоит обратить внимание, что замысел здесь не технический (создание живого механизма или машины), а вполне гуманитарный. Нужно создать особую реальность, где бы достигались состояния, недостижимые вне этих телесных практик. Например, в карате техника позволяет мастеру голыми руками побеждать более сильного физически и даже вооруженного противника. В классическом балете и художественной гимнастике с помощью особых технических приемов достигается поразительный эффект полета человека; он не птица, но взлетает в воздух, зависает над землей, как бы парит над ней. Даже проживание событий в эзотерических реальностей невозможно без соответствующей техники – психотехники. В этом смысле технику не так то просто отделить от нетехники.
Именно культура обусловливает становление техники, причем в разных отношениях. Культура является не только «зачинщиками» новой техники, но и определяет направление и условия ее становления. История создания аэропланов – одна из ярких иллюстраций этого тезиса. Посмотрим внимательнее на саму идею полета человека. В архаической культуре центральным мировоззренческим представлением было представление о душе (духах). Душа, считали люди той культуры, является носителем жизни, никогда не умирает и живет в домике (теле). Другое убеждение архаических людей, что душа может менять свое жилище, например, переходить от умерших к живущим или от человека к животному и, наоборот. Из этого убеждения, как можно догадаться, выросла идея полета. Душа человека может перейти в тело птицы, и, превратившись в пернатое существо, человек может летать.
В античности на эту идею наложилось не только представление о мастерстве, но и новый способ понимания и объяснения действительности – научный. Аристотель, как известно, отрицавший платоновскую концепцию идей, пытался понять, что такое создание вещей, исходя из предположения о том, что в этом процессе важная роль отводится познанию и знаниям. В «Метафизике» он обсуждает эту проблему на примере понятия здоровья и лечения. Его рассуждение таково: если известно, что болезнь представляет собой то-то (например, неравномерность), а равномерность предполагает тепло, то, чтобы устранить болезнь необходимо нагревание.
«При этом здоровое тело, – пишет Аристотель, – получается в результате следующего ряда мысли у врача: так как здоровье заключается в том-то, то надо, если тело должно быть здорово, чтобы было дано то-то, например, равномерность, а если нужно это, тогда требуется теплота (согревание); и так он размышляет все время, пока не приведет к последнему звену, к тому, что он сам может сделать. Начинающееся с этого момента движение, которое направлено на то, чтобы телу быть здоровым, называется затем уже создаванием… Там, где процесс идет от начала и формы (то есть причин, В.Р.), это мышление, а там, где он начинается от последнего звена, к которому приходит мысль, это – создавание»[368].
Вполне в аристотелевском духе полет человека концептуализировался теперь в следующем умозаключении: птица летает потому, что у нее есть крылья, которыми она машет; если бы у человека были крылья, то и он бы летал. То есть, двигаясь в мышлении, нашли последнее звено – крылья, которые уже могли быть созданы человеком (техником), выяснившим причину полета. Сегодня мы понимаем, что данная концептуализация неверная, поэтому и практические усилия в этом направлении не могли привести к успеху. Но еще Леонардо следует данной концептуализации и тоже терпит неудачу.
Наконец, в культуре нового времени развитие естественных наук и инженерии позволяет выйти на идею полета, как использование сил и процессов природы (подъемной силы крыла, действия мотора и винта). А социальный заказ на летательные аппараты, в конце концов, приводит к интенсивным поискам и успешному решению задачи.