Можно обратить внимание на еще одно обстоятельство. Инженер все чаще берется за разработку процессов, не описанных в естественных и технических науках и, следовательно, не подлежащих расчету. Проектный фетишизм ("все, что задумано в проекте, можно реализовать") разделяется сегодня не только проектировщиками, но и многими инженерами. Проектный подход в инженерии привел к резкому расширению области процессов и изменений, не подлежащих расчету, не описанных в естественной или технической науке. Еще более значительное влияние на неконтролируемое развитие инженерии, а также расширение области ее потенциальных "ошибок", т. е. негативных последствий, оказывает технология, понимаемая широко.
В работах современных философов техники показано, что реализация крупных национальных технических программ и проектов в наиболее развитых в промышленном отношении странах позволила осознать, что существует новая техническая реальность. Исследователи и инженеры обнаружили, что между технологическими процессами, операциями и принципами (в том числе и новыми) и тем состоянием науки, техники, инженерии, проектирования, производства, которые уже сложились в данной культуре и стране, с одной стороны и различными социальными и культурными процессами и системами – с другой, существует тесная взаимосвязь.
С развитием технологии в широком понимании происходит кардинальное изменение механизмов и условий прогресса техники и технических знаний (дисциплин, наук). Главным становится не установление связи между природными процессами и техническими элементами (как в инженерии), не разработка и расчет основных процессов и конструкций создаваемого инженерами изделия (машин, механизмов, сооружений), а разнообразные комбинации уже сложившихся идеальных объектов техники, сложившихся видов исследовательской, инженерной и проектной деятельности, технологических и изобретательских процессов, операций и принципов. Наука, инженерия, проектирование начинают обслуживать этот сложный процесс, определяемый не столько познанием процессов природы, сколько логикой внутреннего развития технологии. Эту логику обусловливают и состояние самой техники, и характер технических знаний, и развитие инженерной деятельности (исследований, разработок, проектирования, изготовления, эксплуатации), и особенности различных социокультурных систем и процессов. Можно предположить, что технология в промышленно развитых странах постепенно становится той технической суперсистемой (техносферой), которая определяет развитие и формирование всех прочих технических систем и изделий, а также технических знаний и наук.
Вызванные техникой и технологией неконтролируемые изменения стали предметом изучения в последние полвека, когда выяснилось, что человек и природа не успевают адаптироваться к стремительному развитию технической цивилизации. И раньше одни технические новшества и изменения влекли за собой другие. Например, развитие металлургии повлекло за собой создание шахт и рудников, новых заводов и дорог и т. п., сделало необходимым новые научные исследования и инженерные разработки. Однако до середины XIX столетия эти трансформации и цепи изменений разворачивались с такой скоростью, что человек и отчасти природа успевали адаптироваться к ним (привыкнуть, создать компенсаторные механизмы и другие условия). В XX же столетии темп изменений резко возрос, цепи изменений почти мгновенно (с исторической точки зрения) распространяются на все стороны жизни. В результате отрицательные последствия научно-технического прогресса вышли на поверхность и стали одной из первоочередных проблем.
Как же мыслится выход из сложившегося кризиса? Голоса, призывающие пересмотреть сами принципы техногенной цивилизации, очень редки и не слышны.
«Возможно, – пишет один из алармистов Роберт Салмон, – нам предоставляется шанс построить новый, более гармоничный мир, который будет в большей степени полагаться на консенсус, чем раньше, установить новые правила, которые будут защищать некоторые базовые ценности и принципы. Однако важно помнить, что обязательной предпосылкой для такой «реконструкции» миропорядка будет понимание того, что экономика не является самоцелью, главное – развивать факторы «человеческого счастья»[381] …Даже в самых процветающих странах люди не выглядят счастливее, чем раньше; тем более, нередко справедливым будет обратное утверждение. Современная цивилизация, искусственно создав бесчисленное число новых потребностей, создала тем самым почву для ощущения неполноты жизни. Неустанная погоня за количеством идет рука об руку с разрушением качественной стороны жизни… В длительной перспективе некоторые современные тенденции могут сменится возвращением к логике добровольного самоограничения, к непреходящей красоте и истине Евангелия, то есть только отказавшись от лишних, искусственно навязываемых потребностей, более широко – от мира «владения», мы можем «припасть к истокам», вернуться к непреходящим ценностям, вернуть себе истинную радость от собственной жизни»[382].
Но что значит «искусственно навязываемые потребности», разве мы не стремимся жить лучше и не решаем актуальные задачи, поставленные самой жизнью? Да, но при этом, оказывается, что и показали философы техники, «лучше» мы понимаем в рамках той же техногенной цивилизации, а «задачи» на 90 % диктуются имманентными законами ее развития. Поскольку современный человек взращен в лоне техногенной цивилизации, на него совершенно не действуют доводы разума. Р. Морисон в связи с этим пишет, что решение социальных проблем традиционными методами – убеждения людей вести себя более разумно – пустое занятие. Очень трудно склонить людей отказаться от немедленных личных выгод или удовольствий ради более далеких социальных целей[383]. В частности, потому, объясняет Д. Ефременко, что речь здесь идет не о разумных доводах, а системе ценностей современного человека. «Связанные с техникой и ее последствиями конфликты, – пишет он, – не могут быть преодолены посредством голого расчета прибылей и убытков. Такие конфликты являются конфликтами ценностей и представлений о будущем развитии, где неизбежно присутствуют моральные импликации»[384].
К сожалению, и специалисты, ответственные за благополучие нашей жизни мыслят в рамках тех же реалий, стали, как бы сказал Хайдеггер, агентами постава. Вот один характерный пример. Крупнейший биолог нашего времени Н. Тимофеев-Ресовский размышляет о том, как можно справиться с проблемой обеспечения пищей и другими органическими ресурсами постоянно растущее населения Планеты[385]. Он призывает разумно на основе научных исследований использовать возможности нашей планеты и биосферы, с тем, чтобы можно было прокормить миллиарды людей и не разрушить саму биосферу. Конкретно, Тимофей-Ресовский предлагает превратить нашу планету в большую фабрику, управляемую биологами, инженерами и технологами. При этом он не ставит под сомнение необходимость сложившегося хода развития человечества, когда его население катастрофически растет, а лавинообразно нарастающие проблемы продолжают решаться в логике все того же технократического дискурса.
Но не забудем, что главное все же не сама техника, а тот особый тип цивилизации, который стал складываться, начиная с семнадцатого столетия, как условие реализации проекта Модерна, связавшего социальную жизнь и благополучие с успехами естествознания и техники. Стоит отметить, что мечты новоевропейской человека никогда не удалось бы осуществить, если бы параллельно (начиная с XVII столетия, завершился этот процесс только в XX веке) не были созданы и новые социальные институты. В абсурде нашей цивилизации часто упрекают технику, хотя дело не в ней, а именно в социальных институтах и культуре нового времени. В одной из своих работ Ж. Эллюль анализирует интересный пример.
«Во Франции, – пишет он, – пропагандировали расширение телефонной сети. Удвоили в течении десяти лет число обладателей телефонов. Сегодня подключено к работе двадцать миллионов аппаратов. К несчастью для уровня управления, констатируется бедственная ситуация: французы не звонят! Статистика на 1982 г. дает 1,3 соединений в день на один аппарат. Что явно незначительно. Что же тогда, приостановились? Вовсе нет. Эту информацию убирают и техники решают, что нужно достигнуть цифры в двадцать пять миллионов аппаратов в 1985 г. То есть практически один аппарат на каждую семью. Но это будет означать новое уменьшение среднего пользования телефона. Тогда, чтобы компенсировать этот дефицит, выдвинули идею создавать ситуации, при которых французы будут вынуждены звонить. И это – один из важнейших мотивов создания системы, ради которой развернули усиленную международную пропаганду – Телетель. Это предполагает комбинацию телефона, компьютера и телевизора (а чтобы развивать систему, предлагают бесплатно снабжать столами для компьютеров). Благодаря этой системе вы можете одним телефонным звонком соединиться с номером телефона вашего корреспондента, получить расписание поездов и самолетов, узнать цены на рынке, программы кино и телевидения… Но нужно заставить пользователя использовать эту систему. И вот уже рассматривают очень серьезно вопрос о ликвидации печатных ежегодников-справочников телефонов, расписания железных дорог и другой информации… Пользователь, следовательно, будет вынужден звонить по телефону, как только ему понадобиться какая-либо справка. И в это время средняя цифра использования телефона будет улучшаться. Будет оправдан неизбежный технический прогресс. Здесь мы как раз оказываемся в ситуации абсурда, диктуемого императивом использования наисовременнейших технических средств, в которых нет нужды»[386]