.
Продумаем этот яркий и достаточно типичный пример. Разве дело в абсурде техники? Проект расширения телефонной сети обещал девиденты абсолютно всем: разработчики проекта и те, кто его воплощал в жизнь, получали прибыль, правительство надеялось создать новые рабочие места и выступала радетелем по отношению к населению, само население в лице потребителей телефонной сети, вероятно, под влиянием рекламы и речей чиновников было убеждено, что ему не хватает телефонов. Следовательно, были задействованы интересы по меньшей мере четырех социальных институтов – проектных и промышленных фирм и производств, правительства и населения. Был задействован и ряд фундаментальных ценностей современного человека: стремление к успеху и комфорту (для разработчиков, производителей, правительственных чиновников, потребителей), уверенность в необходимости расширять потребности современного человека, убеждение, что современная наука и производство позволят решить поставленную задачу в заданные сроки. Когда же выяснилось, что созданная телефонная сеть убыточна и избыточна, именно социальные институты, не желающие терять свои девиденты, стремящиеся к их увеличению, предприняли ряд шагов, направленных на сохранение и преумножение своих позиций и благ. В принципе социальным институтам чужды моральные ценности, нравственные колебания или забота о человеке. Это созданные цивилизацией "социальные машины", предназначенные для разрешения определенных конфликтов, обеспечения и организации ряда заданных социальных процессов. При формировании социальных институтов их действие, как правило, совпадает с интересами общества и человека, но в дальнейшем работа этих социальных машин может быть направлена против общества и человека, как это и было в данном случае. Я не случайно, говоря об социальных институтах, использовал термин "машина". Дело в том, что социальные институты представляют собой особую технику, они сложились, обеспечивая организационные условия технологических способов решения социальных проблем.
Нужно отметить, что социальные институты не являются совершенно самостоятельными организмами, они – важные, но не единственные "органы" и подсистемы современной цивилизации. Не случайно, что наша цивилизация называется техногенной, это не метафора. Известно, что на технике основывается вся современная хозяйственная и экономическая деятельность. Кроме того, и это, пожалуй, даже более существенно, смысл культурного бытия задается сегодня также в рамках технической реальности. С техникой и ее возможностями мы связываем качество нашей жизни, ее продолжительность, безопасность, развитие, будущее. В техногенной цивилизации воспроизводятся и всячески поддерживаются технические ценности, дискурсы, картины мира, и напротив, вытесняется и подавляется все то, что как-то угрожает безоблачному существованию технического мироощущения.
Защитники техногенной цивилизации нередко рассуждают так. Да, соглашаются они, есть проблемы и негативные последствия, обусловленные техническим развитием, но это естественная плата за комфорт и возможности, которые предоставляет современная техника. Однако, как прокормить все возрастающее население планеты, как обеспечить достойный уровень жизни для всех людей, если и дальше не развивать технику? Кроме того, поглядите, техника только на первых этапах своего развития работает против человека (и то не всегда), а дальше она как раз адаптируется к жизни. Первоначально, машины (паровозы, автомобили, самолеты) буквально отравляли атмосферу и создавали невообразимый шум, а сейчас все борются за снижение и шума и вредных выбросов. Первоначально, поля обрабатывались химикатами, которые были вредны для фауны и флоры и здоровья человека, а в настоящее время такие химикаты запрещены. И так далее. Один из основных законов технического развития может быть сформулирован следующим образом: техника рано или поздно адаптируется к жизни и становится ее органическим моментом.
Что на это можно возразить. Действительно, нужно кормить население и обеспечивать достойный уровень жизни. Но не любой же ценой (говоря, что техника, как мы ее сегодня понимаем, – наша судьба и никакой другой альтернативы нет), и что значит достойный? Сколько человеку нужно есть и иметь машин для счастья, с какой скоростью двигаться? И что значит счастье? Для того, чтобы человек жил в ладу с самим собой, был здоров, реализовал себя, не боялся будущего, вовсе не нужно постоянно ускоряющегося технического развития и гонки за потребностями. Техника, безусловна, нужна, но такая, которая работает на человека, а не против него. Сегодня, однако, человек превратился в придаток техники: он или изобретает новую технику, или обслуживает уже существующую, техника диктует ритмы и образ его жизни, вообще полностью встала над человеком. Согласен, техника рано или поздно адаптируется к жизни, но в настоящее время это происходит слишком с большим отставанием. Кроме того, как я стараюсь показать, сами принципы техногенной цивилизации препятствуют: уверенность, что все замысленное можно создать на основе законов природы, что наше благополучие и счастье неотъемлемы от научно-технического прогресса, что мы контролируем техническое развитие – все это блокирует возможность техники вовремя адаптироваться к жизни человека.
Еще раз подчеркну – невозможно отказаться от техники и технического развития. По сути, техническую основу имеет сама деятельность человека и культура. Нет в технике и какой-то особой тайны. Наконец, сама по себе техника не теологична и приписывать ей, например, демонизм или зло не имеет смысла. В то же время развитие техники, технической среды и технологии в XX столетии приняло угрожающий для жизни человека характер. С этим человек уже не может не считаться, несмотря на все блага, которые техника обещает.
Глава одиннадцатая. Девиантные формы субъективности
1. Демаркация асоциального, девиантного и социального поведения
Вспомним поведение героев повестей и романов Галины Щербаковой или Клавдии Зотовой в рассказе Аркадия Красилыцикова (глава вторая). Как можно квалифицировать их психическое здоровье? Здоровы они или нет? Прежде чем отвечать на этот вопрос, рассмотрим еще два примера.
Пример первый. Убийство, совершенное Пьером Ривьером.
3 июня 1835 г. П. Ривьер зарубил беременную мать, сестру (18 лет) и брата (7 лет)[387]. В детстве Пьер был очень набожным, любил молиться Богу. Он выучил проповеди и произносил их в присутствии нескольких мужчин из своей деревни. Так он поступал два или три года, после чего прочитанные книги побудили его прекратить это занятие. После десяти лет намерения Пьера изменились, и он решил быть "как все". Однако Пьер не мог скрыть свою исключительность, которую его соученики в школе не понимали, постоянно высмеивая Пьера. Сам Пьер объяснял презрение своих товарищей тем, что он вел себя с самого начала глупо: например, сражался с капустой в огороде, представляя, что участвует в сражениях о которых прочитал. Делая успехи в чтении и арифметике, Пьер не слишком успевал по письму.
Забросив занятие в школе, Пьер стал работать в поле с отцом. Но это занятие не соответствовало его желаниям и наклонностям; он постоянно мечтал о славе, получая огромное наслаждение от чтения книг. Читал он Старый и Новый Завет, альманахи, "Семейный музей" церковный календарь и кое-что из истории: о Бонапарде, Риме, истории кораблекрушений, о практической этике и другие вещи. Чтение астрономии сделало его в 14 лет неверующим. Примерно в это же время Пьер был поглощен идеями величия и бессмертия. Он оценивал себя выше других людей, но стеснялся говорить об этом вслух. Пьер думал, что сможет возвыситься над условиями своей жизни.
Примерно в этот период его начала беспокоить плотская страсть, но Пьер считал недостойным думать о ее удовлетворении, о потворствовании ей. Кроме того, он испытывал ужас при мысли об инцесте и поэтому избегал женщин, принадлежавших к его семье. Когда Пьер думал, что слишком близко подошел к кому-то из них, то он наносил себе знаки на руку, чтобы искупить свою вину. Естественно, что отец и его бабушка были встревожены этим странным поведением, они спрашивали Пьера, зачем он делает такие знаки. Стараясь избежать дальнейших расспросов, Пьер отвечал, что пытается прогнать от себя дьявола. Но в течение года постепенно все это прошло.
Преодолевая обыденность деревенской жизни, Пьер жил предощущением будущего, он чувствовал свое превосходство. Во время своих одиноких прогулок он выдумывал истории, в которых воображал себя в главных ролях, голова Пьера постоянно была полна придуманными персонажами. С другой стороны, он прекрасно видел, как смотрят на него другие люди – большинство откровенно смеялось над ним. Пьер изо всех сил старался понять, что он должен такое сделать, чтобы насмешки над ним прекратились. Но он не обладал нужным тактом, не мог найти нужные слова хотя бы, чтобы сблизиться с мальчиками своего возраста. Когда же Пьер встречал компанию девочек, то совсем терялся, не мог произнести ни слова. Они знали об этом и, чтобы позабавиться, бегали за Пьером, стараясь поцеловать его.
Борясь со своими чувствами, Пьер стал в душе презирать всех тех, кто с точки зрения Пьера презирал его. Так, желая отомстить девушке, которой удалось догнать и поцеловать его, Пьер написал о ней насмешливую песенку и разбросал листки с текстом вдоль дорог. Часто Пьеру хотелось вызвать своих сверстников на дуэль. Намного проще Пьеру было с детьми младше его, 9-10 лет. С ними он охотно играл, например, убивая лягушек и птиц. Часто в этих играх принимали участие два его младших брата.
Чтобы выделиться, Пьер решил создать совершенно новые инструменты. Сначала он хотел сделать орудие для убийства птиц, но такое, которое никто не видел. Пьер работал над ним долгое время по вечерам и воскресеньям. Однако оружие выходило не таким, как Пьеру хотелось, поэтому он закопал его в поле. Потом выкопал, и инструмент валялся где-то в одном из домов.