На уровне здравого смысла мы понимаем время как нечто, похожее на большую реку — на "реку времени". Время предстает как поток, текущий с постоянной скоростью и только в одном направлении. Захваченные этим потоком вещи по мере движения изнашиваются, стареют и распадаются в предназначенные им сроки. Исток этой реки скрыт в глубине тысячелетий, неясно также куда течет эта наполненная событиями река и чем она может закончиться. Пространство же мы обычно представляем себе как гигантский и неподвижный сосуд — вместилище, в котором движутся все вещи и происходят все события.
В научном познании были разработаны две основные концепции пространства и времени, которые получили название субстанциональной и реляционной. В рамках первой пространство и время понимаются как самостоятельные, существующие независимо от материи субстанции, внутри и на фоне которых происходят все движения и взаимодействия вещей. В науке эта концепция представлена абсолютным пространством и временем механики Ньютона. Вторая концепция связывает свойства пространства и времени с отношениями между материальными системами и явлениями. Эта концепция, как уже отмечалось, отстаивалась Аристотелем, позднее — Лейбницем, в современной трактовке она соответствует тем понятиям пространства и времени, которые были разработаны в теории относительности Эйнштейна.
Нужно отметить, что Ньютон был глубоко религиозным человеком и считал, что мировое пространство и время являются огромными "чувствилищами" Бога. Люди же со своими малыми "чувствилищами" могут только приблизительно воспринимать временные и пространственные отношения. Но в своих научных трудах, рассуждая о пространстве и времени, Ньютон апеллировал не столько к теологическим аргументам, сколько к атомистическому учению. Материя состоит из атомов, но кроме них должно существовать их вместилище — пространство и время. В своих знаменитых "Математических началах натуральной философии" Ньютон следующим образом описывал их сущность. "Время, пространство, место и движение составляют понятия общеизвестные. Однако необходимо заметить, что эти понятия обыкновенно относятся к тому, что постигается нашими чувствами. Отсюда происходят некоторые неправильные суждения, для устранения которых необходимо вышеприведенные понятия разделить на абсолютные и относительные, истинные и кажущиеся, математические и обыденные… Абсолютное, истинное, математическое время само по себе и по самой своей сущности, без всякого отношения к чему-либо внешнему протекает равномерно и иначе называется длительностью… Абсолютное пространство по своей сущности, безотносительно к чему бы то ни было внешнему, остается всегда одинаковым и неподвижным".
Итак, субстанциальная концепция рассматривает абсолютное время и абсолютное пространство как особые сущности, которые существуют сами по себе, независимо от материальных объектов. Они являются как бы ареной системой отсчета, в которой находятся все вещи и протекают все явления. Но эта арена может существовать и без вещей и по сути не взаимодействует с ними.
В начале XX в. на смену ньютоновской механике пришла теория относительности Эйнштейна, которая отказалась от понятий абсолютного пространства и времени. Для Эйнштейна время и пространство определяются свойствами и отношениями вещей и структурой Вселенной в целом. В реляционной концепции вне отношений между различными материальными объектами и процессами пространства и времени не существует.
Следует отметить, что в последние десятилетия XX в. наметился новый сдвиг в понимании времени и пространства. Он связан с тем, что современная наука все более переходит от изучения простых форм движения к исследованию эволюции сложных, открытых материальных систем. Этот переход заставил ученых отказаться от господствовавшей в естествознании с XVII в. картины мира как гигантского механизма, части которого синхронизируются некоторыми едиными пространственно-временными соотношениями. Некоторые части Вселенной действительно могут действовать как механизмы. Но таковы только замкнутые системы, которые составляют лишь часть реальности. Большинство же материальных систем являются открытыми — они обмениваются энергией, веществом с окружающей средой, в связи с чем их внутренняя организация постоянно меняется. К числу таких открытых систем принадлежат сложные физико-химические, биологические и социальные системы.
Открытый характер большинства систем во Вселенной заставляет отказаться от мысли, что в реальности господствуют стабильность и равновесие. В мире значительно большую роль играют неустойчивость и неравновесность, переход от хаоса к порядку и от порядка к хаосу. Поэтому простое геометрическое пространство и время классической и даже эйнштейновской физики уже недостаточно для понимания процессов самоорганизации и взаимодействия неравновесных открытых систем. Пространство и особенно время стали соотноситься с нелинейными и необратимыми процессами становления порядка из хаоса и представать все более реальными и действенными сущностями, которые и в самом деле могут "вгрызаться в вещи и оставлять на них следы своих зубов".
Понятие причины традиционно относится к числу основных категорий науки и философии. Оно широко используется и в нашем обыденном мышлении. Мы говорим о причине, когда стремимся объяснить, почему нечто происходит или начинает существовать, в чем заключается источник или мотив нашего действия и т. п. Вероятно, наше обыденное представление о причинности несет на себе значительную печать антропоморфизма, поскольку опирается на образ человеческих усилий по созданию или изменению вещей. Ученые и философы стремятся преодолеть этот антропоморфизм и выработать более строгое и объективное понимание причинности.
Как уже отмечалось в предыдущей главе, Аристотель считал, что существует четыре вида причин: формальная, материальная, движущая и целевая. Начиная с Галилея, ученые стали доказывать, что в науке должны применяться объяснения только с помощью движущих (действующих) причин. Правда в науках о живых организмах сохранилось представление о целевых причинах (цель сердца перекачивание крови, цель системы кровообращения — снабжение органов кислородом и питательными веществами и т. п.). Но все же считалось, что главное в науке — установить движущие причины и выразить причинные связи в форме строгих законов.
В соединении с рассмотренными выше представлениями об абсолютном пространстве и времени такое понимание причинности вело к классическому механистическому детерминизму. Детерминизм — это такая картина мира, в которой нет места случайности. Все вещи и события в таком мире состоят в причинных связях, все его части и детали тщательно подогнаны друг к другу и приводят друг друга в движение подобно шестерням некоей гигантской космической машины. И в самом деле, такое представление возникает, если предположить, что любое событие однозначно определяется его положением в едином абсолютном пространстве и времени, а все события связаны между собой строгими причинными законами. Именно такое мировоззрение лежит в основе знаменитого рассуждения французского ученого Лапласа о том, что если бы всеведущий наблюдатель знал положения всех частиц в определенный момент времени, а также все законы, управляющие их движением, он мог бы точно предсказать все будущие события во Вселенной, а также рассказать всю ее прошлую историю.
Конечно, никто не мог и даже не пытался дать подробное описание такого полностью пронизанного причинными связями мира. Но лапласовский детерминизм показывает принципы, которые лежат в основе классического понимания причинности. Во-первых, это принцип универсальности причинности: каждое событие имеет причину. Во-вторых, это единообразие причинности: одинаковые причины всегда производят одинаковые следствия. Стоит их сформулировать в таком общем виде, как становиться ясно, что они представляют собой философские, метафизические положения. Очевидно также, что их невозможно ни вывести из эмпирического опыта, ни рационально доказать.
Все это оставляет место для альтернативных трактовок причинности в философском мировоззрении. Рассмотрим кратко некоторые из них. Против представления о господстве в мире непреложной необходимости прежде всего выступают те, кто считает, что жесткий детерминизм явно противоречит тому, что обычно называется свободой воли. Человеческие существа, подобно всему остальному, принадлежат миру, в котором, как предполагается, господствует причинность. Однако трудно отрицать тот самый обычный факт, что наше поведение невозможно предсказать наподобие того, как мы предсказываем движение шаров, скатывающихся по наклонной плоскости, или планет, вращающихся по своим орбитам. Человеческая свобода и возможность выбора могут опровергнуть любые предсказания относительно нашего поведения.
Это не означает, что возможность свободного выбора вообще отрицает причинность. Например, мы не можем сделать выбор свободно летать, поскольку невозможность летать подобно птице детерминирована нашей биологической природой. Но все же представление о том, что наши действия полностью детерминированы, противоречит нашей интуиции. Свобода воли обнаруживается тогда, когда у нас есть выбор между реальными вариантами поведения. А такие реальные альтернативы возможны для человеческих существ. Люди обладают сознанием, являются активными живыми существами, что определяет их способность служить причиной собственных действий. Когда они делают выбор, то они сами действуют как порождающие причины тех действий, которые они осуществляют.
Другим направлением критики классического детерминизма является отказ от отмеченных выше принципов универсальности и единообразия причинности как метафизических и эмпирически недоказуемых положений. Начал эту критику английский философ Д. Юм, который заявил, что в нашем эмпирическом опыте мы реально не наблюдаем универсальной причинной необходимости. Все что мы можем наблюдать, это то, что, во-первых, существует неоднократное соединение одних событий с другими событиями, во-вторых, смежность этих событий в пространстве, в-третьих, предшествие одни