и люди самые заурядные, думавшие прежде всего и больше всего: как бы угодить начальству. При этом: если это были «армейцы», то они считали карьеру свою сделанной и дрожали над своим благополучием; если же это — гвардейцы или офицеры Генерального Штаба, то они усердно занимались соображениями о дальнейшем служебном движении, учитывая открывающиеся вакансии и внимательно следя за своими сверстниками. Заботы об истинной, боевой подготовке войск были столь же редки, сколь часты были заботы о «внешности», о парадах и о приеме начальства. Впрочем, заниматься действительной боевой подготовкой войск было даже невозможно: надо было выполнять буквы уставных мелочей и готовить войска к смотрам начальства. В справедливости моих слов проще всего убедиться по так наз. «большим маневрам». Казалось бы, что этим дорогим и редким упражнениям надо было пользоваться вовсю и всем от велика до мала и обратно. Каждый начальник должен был священнодействовать на больших маневрах, не в целях приобретения бескровных лавров, а в целях обучения вверенной ему части и себя: здесь надо суммировать все зимнее и летнее обучение, все элементы военных занятий и показать применение их в обстановке близкой к боевой; причем, одно из первых условий для этого: все должны добросовестно учитывать отсутствующий на маневрах огонь, потери и затруднения в тыловой организации (обсуждая их, считаясь с ними). В действительности на маневрах никто не учился и не учил, а все гонялись лишь за бескровными победами — ради карьеры. Это — для верхов. А середина — или томительно отбывала номер, или — занималась выпивкой и закуской. Низы — месили грязь или варились в собственном соку!.. Игнорирование огня, переодевание на разведке, торопливость, таскание за собою нового обмундирования для переодевания перед появлением большого начальства и проч. несуразности отдаляли дорогое и серьезное занятие гораздо дальше от действительной боевой обстановки, чем оно должно быть. Польза для дела выходила малая, потому что серьезно мало кто думал о деле.
?
Был такой командир корпуса.
??
«Наполеоны» родятся, а война их только выдвигает, но лишь тогда, когда вся обстановка жизни способствует выдвижению талантов, а не только серой посредственности или ловких интриганов.
Младшие чины Армии в своем большинстве отбывали томительные для них номера, отлынивая от службы при первой возможности. Всегдашним оправданием при этом было: «на получаемые мною 100 рублей я достаточно послужил; можно и отдохнуть!» Один из моих начальников в дни молодости — милейший и добрейший Р…. говорил: «Брось дела; дело не медведь — в лес не убежит, а закуска остынет… А какую закуску сегодня приготовила жена: раки, грибы, свежая осетрина, биточки в томате»… Как тут не соблазниться — ведь это пахнет Чеховской «Сиреной», да еще зимой, когда так приятно, придя с холоду, пропустить одну другую рюмку «смирновки» или «английской горькой» под грибки в сметане или под горячую кулебяку. Только русские знают притягательную силу закусочного и обеденного стола, потому что… только они употребляли столько времени на знакомство с этими атрибутами праздной и беззаботной жизни!.. Помню, как в дни строевых цензов или посещения полков начальством трудно было «соблюсти себя» и встать «целым» из-за стола! Если вас не «накачают», то накормят так — что вы еле двигаетесь. Гостеприимство и тороватость — дело хорошее, если оно не идет в ущерб общему делу, если не уходит при этом невозвратно безжалостное время.
Помню, бывало, нет конца обеденному сидению: все проговорили, все прокричали, все пропели, все испробовали — больше ничего не лезет в голову: а они все сидят, все пьют, все угощают. Как будто напиться до невменяемости так почетно, так обязательно и так приятно!
И так — сегодня, так завтра, так каждый день!
Некий богач, корнет М…в, умудрился в г. Ковеле прожить таким образом в один год больше миллиона рублей. Конечно, это он сделал не в одиночку. Но вы подумайте: в уездном захолустье в 1890-х годах прожить миллион рублей!
А наряду с этим на службе отбывались номера.
Даже выражение «гонять смену» соответствует понятию отбывания номера. Солдат не учили верховой езде, а «гоняли смену». Отганивали смены, отстаивали пешие занятия, отсиживали тактические занятия, а затем — выпивка и закуска, а иногда и большие кутежи с некрасивыми номерами и очень часто — на глазах солдат.
Офицер, отбыв служебный номер при солдате или с солдатами, т. е. занявшись кратко службой, жил дальше своей жизнью, совершенно несходною с жизнью солдата. И здесь уж солдат являлся как бы слугою офицера.
Классовое деление клало резкую грань между нами, невзирая на попытки некоторых офицеров подойти к солдату, сблизиться с ним. И в этом еще полбеды и даже нет никакой беды; но лишь при условии, что офицер перед лицом своего дела — «без сучка и задоринки»; если он мастер военного дела, если он непререкаемый авторитет для солдата, который к тому же видит в офицере отеческую заботливость, ровное деловое обращение и неизменно надлежащий (образцовый) пример во всем.
Но вот тут-то и слабое место. Авторитетом и тем более восхищением солдат пользовались далеко не многие офицеры. Большинство являлось перед глаза солдата со всеми человеческими слабостями и несовершенством и даже с малыми познаниями в кругу своих прямых обязанностей. Офицерская масса, как и командная, была вяла, бездельна, не предприимчива, мало идейна, придавлена и мало сведуща в военном деле. Бесцветно протекала жизнь русского армейского офицера между выпивками, картами и отбываниями номеров, да смотрами, на коих: «должностные» наперегонки старались надуть начальство и удостоиться особенной его похвалы.
Впереди у офицера была единственная освещающая его служебный путь звезда: должность уездного воинского начальника с подполковничьим чином в награду за 30–35 лет службы! Только немногие счастливцы умудрялись достичь в среднем возрасте чина полковника и должности командира полка, и еще более редкие шли дальше по иерархической лестнице. Даже в своде военных Постановлений, в книге VII-й были неодолимые условия для карьеры армейского офицера: одна из статей говорила, что армейский подполковник имеет право на производство в полковники только в том случае — когда он состоит уже «кандидатом» на полк, а другая — что кандидатом на полк можно зачислять только полковников?. Вот тут и изворачивайся, как знаешь! Немудрено, что и в полковники и в «кандидаты» на полк проходили не многие… Вообще жизнь армейского офицера не была привлекательна и, что особенно скверно, не была ограждена от произвола начальства. Отсюда проистекало: неуверенность армейского офицера в завтрашнем дне, низкопоклонство, ухаживание не только за начальниками, но даже за их адъютантами. Речи начальства выслушивались с подобострастием, анекдоты с восхищением, смех подхватывался; начальство и всю его свиту ублажали всеми способами, причем в этом принимали участие все, даже полковые дамы! Но больше всего, все-таки, любили — пыль экипажа удаляющегося начальства.
Незавидная доля была у рядового русского офицерства. А потому многие опускались совсем и обращались в жестоких пьяниц и забулдыг. Конечно, все это не способствовало знанию своего дела и авторитетности в солдатской среде.
Гвардейский офицер жил много лучше, пользуясь лучшими стоянками, имея зачастую свои средства, а главное — веря в свои неотъемлемые права на карьеру.
Итак: в низах военной иерархии — неуверенность в себе, блуждание между трех сосен; в середине — держание за свое положение, а иногда и извлечение «профита» из этого положения; вверху заботы о карьере и имени до «графа» включительно, а также старательное угождение «придворным сферам»; последние заняты интригами в орбите Солнца, стараясь безраздельно овладеть его лучами! Все думали о себе… Что и доказали наглядно в дни испытания, когда надлежало показать свою преданность Солнцу и доказать, что слово их не расходится с делом.
Войну проиграли: от своих дурных привычек вовремя не отказались; на новый путь (конституционный) вовремя не стали (поддерживали упорство своего Монарха, а в момент шатания Престола бросили своего «возлюбленного и обожаемого Монарха» на произвол горестной, но вполне заслуженной его судьбы, а себе уготовили такие испытания, коим нет названия!)
Если вы скажете, что я нарисовал слишком мрачную картину русских военных порядков, русской военной действительности до войны 1914 года, то я отвечу вам: Только при наличии таких порядков и могло случиться то, что случилось….
?
Впоследствии, после поданной мною записки и напечатанной статьи, эта нелепость исчезла. Но держалась она долго, не вызывая протестов. Держалась, как держались и сказки о былых действиях войск. Никто не замечал, потому что критика не дозволялась, без нее покойнее жить.
Те отрицательные явления, которые наблюдались в Маньчжурской войне, а потом и в мировой, могли быть только последствием великого организационного нестроения, великого карьеризма и глубоко вкоренившейся привычки служить не общему делу, а людям, стоящим наверху.
Только при массовом царстве невежества и рабства могло скопиться наверху военной иерархии столько бездарностей и непротивленцев (молчальников), столько маленьких людей — устроителей мещанского счастья — в серединах, и столько молчаливых- страстотерпцев — в низах!
Только при таких порядках — война, начатая при исключительно благоприятных условиях для России (участие Англии и Японии, удачное сопротивление Франции и даже участие Италии на нашей стороне) — была нами проиграна уже в 1914 году, а также в каждый из последующих годов… А это дало нам и революцию, и развал Армии, и позор России, и нынешние страдания честных людей всего мира!
Текст приводится по изданию: Залесский П.И. Возмездие. Причины русской катастрофы. Берлин, 1925. С 43–111.