<…>
По мере прогрессирования болезни, бред величия становится все более распространенным, все более сложным, доминирующим. Больные считают себя на вершине величия и богатства.
Они обладают миллионами, миллиардами, золотом, бриллиантами, замками, царствами, наконец, всей Вселенной. Они министры, полководцы, адмиралы, короли, императоры, они – само божество. Наряду с бредом величия всегда присутствуют признаки слабоумия [Каннабих, 1994: 187] (Курсив мой. – В. Р.) .
Удивительно, что и через сто лет описание бреда величия практически не меняется, кажется, что психиатрам с ним все ясно. Вот гораздо менее красочное описание из руководства В. П. Осипова 1923 года:
Различают бредовые идеи собственного могущества и величия: при этом больной высказывает мысли, соответствующие этим понятиям; он – великий человек, выдающийся писатель, талантливый полководец, мировой гений, царь, бог и даже выше бога; он не только миллионер, но даже миллиардер, ему все подвластно, он все может; он беседует с богом, ездит на планеты, облетает на аэроплане земной шар; доходы его неисчислимы, он получает их отовсюду, его физическая сила неизмерима. Один больной крестьянин высказывал идею, что он очень богат, так как рожь на его земле родится этажами [Осипов, 1923: 277].
Вторым заболеванием, при котором встречается бред величия, является шизофрения, чаще всего ее последняя, так называемая парафренная стадия (подробно см. ниже). В отличие от случая прогрессивного паралича при шизофрении бред величия часто может сочетаться с бредом преследования (эта проблема также будет подробно обсуждаться ниже). Особенностью бреда величия при шизофрении является то, что больной отчасти может наблюдать его со стороны (феномен двойной ориентации, или «двойной бухгалтерии», по выражению Э. Блейлера), что, по-видимому, исключено при прогрессивном параличе, поскольку там бред величия сочетается со слабоумием. Шизофренический бред величия может быть в достаточной степени систематизирован и нарративно сложен, но чем ближе к исходу болезни, тем в большей степени бредовое творчество оскудевает [Рыбальский, 1993] и принимает характер однообразных стереотипных высказываний [Юнг, 2000].
Приведем фрагменты обширного описания конкретного случая шизофренического бреда величия, принадлежащего знаменитому русскому психиатру xix в. В. Х. Кандинскому (по распространенному мнению историков науки, Кандинский страдавший сам психическим заболеванием, под именем вымышленного персонажа, якобы своего пациента Долинина, описывал свои собственные бредово-галлюцинаторные переживания [Рохлин, 1975]). Особенность последнего описания также заключается в том, что здесь речь, по-видимому, идет не о парафренном синдроме, последней стадии развития шизофренического бреда, после которой также следует слабоумие (до которого Кандинский не дожил – он покончил с собой в 1889 году), но о параноидной стадии с ярко выраженным бредово-галлюцинаторным комплексом, переходами от идей величия к идеям преследования и отсутствием каких бы то ни было признаков начинающегося слабоумия.
Больной вдруг стал бредить тем, что он производит государственный переворот в Китае, имеющий целью дать этому государству европейскую конституцию. Долинин был, конечно, не один; существовала целая партия, в число членов которой входило много просвещенных мандаринов из государственных людей Китая и высших начальников флота и армии. Больной чувствовал себя тем более способным на роль главного руководителя переворота, что он находился в духовном общении с народом и мог непосредственно знать нужды и потребности разных классов общества. В народе, двигавшемся по улице перед окнами квартиры его, Долинин видел представителей разных общественных фракций; эти депутаты поочередно вступали своими умами в общение с умом Долинина и таким путем выражали свои политические требования. <…> Надо отметить, что в это время, кроме дара, так сказать, всезнания и всеслышания (через таинственное общение с умами множества людей), у Долинина был и дар всевидения. Ходя по своим комнатам из угла в угол и почти не видя предметов, находившихся у него под носом (потому что внимание было всецело занято вещами отдаленными и грандиозными), больной внутренно видел все, что в те дни будто бы творилось в столице Китая [Кандинский, 1952: 97–98].
После успешного завершения государственного переворота больной наслаждается лаврами победы:
На улице тишина; лишь слышно со стороны народа (действительно проходящего по улице) ликование и похвалы на мудрые распоряжения Долинина, вследствие которых все обошлось без большой кутерьмы. После стольких тревожных минут Долинин испытывает теперь глубочайшее удовлетворение: он – герой дня. Его квартира окружается, частью для почета, частью для предотвращения враждебных покушений, отрядом национальной гвардии. <…> К вечеру на улице недалеко от дома располагается прекрасный военный оркестр, который значительную часть ночи услаждает слух Долинина игрой торжественных маршей и других пьес. <…> В то же утро в квартиру больного являются двое его товарищей по службе и, после короткого разговора, приглашают его прокатиться вместе с ними в карете. Долинин принимает товарищей за присланных за ним членов законодательного собрания; хотя прямого объяснения на этот счет не было, но по взволнованным лицам друзей, по их многозначительному виду и почтительному обращению, равно как и прорвавшимся в течение разговора намекам их и даже по некоторым прямого смысла фразам (галлюцинации слуха) Долинин узнает цель визита гостей; да к чему излишние слова между единомышленниками, имеющими возможность общаться между собою духовно, без посредства языка. <…> Долинин имеет ныне в своих руках верховную исполнительную власть в государстве (еще на дому старший из товарищей, приехавший с курящейся папиросой, предложил больному папиросу из своей папиросницы; папироса была принята больным как «символический скипетр власти») [Кандинский: 99–100].
В 1940 – 1950-е годы, после фармакологической революции в психиатрии, прогрессивный паралич стали излечивать, а шизофренический процесс останавливать до возникновения парафренной стадии, для которой характерен бред величия. Задавленный нейролептиками, бред величия практически ушел из психиатрической практики, но ушел он с несвойственной ему незаметностью и скромностью, как будто тихо прикрыв за собой дверь и, что самое главное, он ушел фактически не только непризнанный, но и непознанный.
Психоанализ почти не внес в изучение бреда величия ничего нового по сравнению с клинической психиатрией xix века. Только Эрнст Джонс выпустил в 1913 году книгу «Комплекс Бога», Юнг в «Психологии dementia praecox» довольно подробно обследовал больную с идеями величия при помощи своего ассоциативного метода [Юнг, 2000] (подробнее об этом исследовании Юнга будет идти речь ниже) и Адлер обронил несколько вполне предсказуемых в свете его учения фраз о стремлении к власти и комплексе неполноценности:
Тот же феномен (превращение комплекса неполноценности в комплекс превосходства. – В. Р.) мы наблюдаем у людей, страдающих манией величия, которые мнят себя Иисусом Христом или императором. Такие люди действуют на бесполезной стороне жизни и играют свою роль весьма правдоподобно. В жизни они крайне изолированы, и если мы вернемся к их прошлому, то обнаружим у них чувство неполноценности, приведшее к развитию комплекса превосходства [Адлер, 1997: 67].
Так или иначе, для философа психиатрии бред величия оставляет множество интереснейших вопросов. Например, каков механизм бредового отождествления человека с кем-то другим – полководцем, знаменитым писателем, генералом и т. д. (Я – Наполеон (Магомет, Иисус Христос, Кай Юлий Цезарь)? Почему идеи величия так тесно соседствуют со слабоумием, с одной стороны, и с идеями преследования, с другой? Какова феноменология и морфология бреда величия? Носит ли он исключительно клинические формы или в других обличьях выступает за пределами психиатрической лечебницы?
Таков комплекс проблем, которые будет рассмотрены в настоящем исследовании, носящем, таким образом, характер изучения археологии безумия.
II
Мы будем называть в дальнейшем базовое отождествление, которое лежит в основе бреда величия, построение типа «Я = X» (Я – Иисус Христос, я – испанский король, я – Сократ, я – вице-король Индии и т. п.) экстраетивной идентификацией. Это понятие, которое мы вводим в качестве развития введенного ранее термина экстраекция (психотический механизм защиты, суть которого состоит в том, что внутренние психологические содержания переживаются субъектом как внешние физические явления, якобы воспринимающиеся одним или сразу несколькими органами чувств – экстенсионально это совпадает с иллюзиями и галлюцинациями разной природы) [Руднев, 2001]. Экстраективная идентификация – это такое состояние сознания субъекта, при котором его собственное Я переживается как неотъемлемо присущее объективно не присущему ему имени или дескрипции, такое состояние, когда субъект субъективно в бредовом смысле «превращается в другого человека», не сопоставимо более высокого по социальному рангу, и пытается вести себя так, как если бы он был этим человеком.
Понимаемая таким образом экстраективная идентификация характерна исключительно для бреда величия, но поскольку понятие идентификации является одним из часто употребляемых в психоанализе и психоаналитически ориентированной психологии и психиатрии, то нашим дальнейшим шагом будет разграничение понятий экстраективной, интроективной (которую обычно просто называют идентификацией) и проективной идентификации.
Под интроективной идентификацией понимается такое состояние сознания, при котором субъект уподобляет себя значимому объекту, сохраняя при этом понимание отдельности своего собственного Я. Для интроективной идентификации в этом смысле характерны такие выражения, как «Я хочу быть похожей на мать», «Я истинный сын своего отца», «Моя жена для меня все» и даже «Я – это Вы» (фраза, якобы сказанная Людвигу Витгенштейну его другом архитектором Адольфом Лоосом). Даже при формальном выражении тождества подлинное отождествление при интроективной