В фильме Сиднея Поллака «Три дня Кондора», который можно рассматривать в качестве парадигмального массового нарратива о преследовании, герой, филолог, работающий в ЦРУ, будучи чрезвычайно талантливым параноиком (он занимается тем, что по сопоставлению нарративных схем из бульварных детективов, раскрывает реальные преступления) случайно раскрывает самую страшную тайну ЦРУ, заключающуюся в том, что внутри этой организации есть еще одна тайная организация, которая занимается виртуальной разведывательно-геополитической деятельностью. Герой, полагая, что обнаружил контрорганизацию внутри ЦРУ, посылает отчет начальству. В качестве ответа начальство присылает убийц, которые отстреливают всех сотрудников отдела, в котором работает герой, кроме него самого, который в этот момент случайно вышел за бутербродами. Вернувшиcь в офис, он обнаруживает, что все убиты. С этого момента начинаются преследования самого героя Кондора. Его преследователь, наемный убийца, пожилой сухопарый мужчина — это, конечно, отцовская фигура. Он не питает никакой личной неприязни к герою, он даже по-своему гордится им, когда тот ловко уходит от преследования. Он лишь выполняет функцию преследователя. Когда по ходу сюжета в преследовании отпадет нужда, он приветливо, даже с некоторой отцовской нежностью разговаривает с героем.
Что же это за тайну раскрыл герой? В чем ее психосексуальный фрейдистский смысл? ЦРУ— alma mater героя. Раскрыв его (ее) тайные знаки, он попался на удочку соблазняющего жеста. Узнать тайну матери, значит познать мать. Если мать все же подала параноику знаки, то эти знаки могут быть только сексуальные, (ср. о сексуальных знаках Царевны-Несмеяны в работе [Руднев, 2001a]). Но материнские знаки читать нельзя. За это Кондора карает отцовская линия ЦРУ, его старые, испытанные еще со Второй мировой войны, кадры. Но наш герой, слава Богу, чистый параноик, шизофрении у него нет, то есть нет никакого депрессивного элемента. Это позволяет ему собраться с умом и силами и победить преследователей. При этом он характерным образом оказывается силен в том, что А. Сосланд называет пенетративными каналами бреда [Сосланд, 2001]. Будучи в армии связистом, он ловко манипулирует с телефонной связью так, чтобы его не могли засечь, а под конец относит все материалы на преследователей в газету «Нью-Йорк Таймс» — характерный жест правдолюбца-кверулянта.
Победа параноика над своей болезнью заключается, таким образом, в недопущении экстраективной интерпретации преследования, субъект не должен позволять себе убегать в психоз. Если же преследователь все-таки возникает в виде некой протогаллюцинаторной фигуры, то он либо убивается, либо с ним вступают в полюбовную сделку, то есть происходит так пугавший параноика фрейдовских времен гомосексуальный контакт. В этом смысле паранойя, понимаемая таким образом, так же устарела, как истерия (см. [Руднев, 2001a]). Кого сейчас удивишь сексуальными домогательствами, от которых так тяжко страдали фрейдовские истерички, кого в начале XXI века испугает перспектива стать гомосексуалистом?
Зачем нужна эти психиатрия глазами сумасшедшего? Она может кое-что объяснить в нашей истории. Например, мрачную фигуру параноика с бредом преследователя, управлявшего нашим государством до 1953 года и от страха уничтожившего 20 миллионов человек. С точки зрения Сталина, преследования врагов Советской власти — врагов народа, шпионов, врачей-убийц, — имели вполне реальные контуры. Вообще же можно сказать, что наше государство прошло все три стадии развернутого шизофренического бреда. Первый период, ленинский, — паранойяльный. Ленин — параноик, но без бреда преследования. Его конек — идея отношения — все имеет отношение к нему, он всем интересуется, во все сует нос, за все в ответе, но без депрессии. С некоторой экспансией, но слабоумие является лишь под конец жизни, когда за дело берется человек, находящейся на параноидной стадии, он, так сказать, вовремя забирает эстафету. Сталин — это параноидная стадия — с галлюцинациями и экстраекцией, со всем драматизмом, присущим тому периоду, с его героизмом и жестокостью. Брежнев — это третья, па-рафренная стадия — слабоумие и бред величия — «Широко шагает Азербайджан» — грудь, усыпанная орденами и золотыми звездами, виртуальное завоевание полмира и разваливающаяся на глазах вместе с бессильным и слабоумным вождем страна.
Бред величия: Об экстраективной идентификации
Год 2000 апреля 43 числа. Сегодняшний день — есть день величайшего торжества! В Испании есть король. Он отыскался. Этот король — я.
Н. В. Гоголь. «Записки сумасшедшего»
I
Бред величия был выделен в качестве практически обязательного симптома при экспансивной (маниакальной) форме прогрессивного паралича, психического заболевания, возникающего в качестве последней стадии сифилиса. Клиническое изучение прогрессивного паралича считается в истории психиатрии заслугой одного из основателей европейской клинической психиатрии Жана Эскироля (речь идет о начале XIX века). Вот фрагмент клинического описания бреда величия при прогрессивном параличе, принадлежащий перу последователя Эскироля английского психиатра Бейля (1825):
Болезнь начинается бредом величия, более или менее выраженной экзальтацией и легким, неполным общим параличом. Больные воображают, что они богаты, могущественны, отличаются всякими достоинствами, покрыты отличиями и одарены талантами. Они думают, что их состояние увеличилось вдвое, втрое, вчетверо, в сто раз. Другие, забывая несчастное положение, в котором они находились в момент заболевания, только и думают о сокровищах, обладателями которых они себя считают; они строят гигантские проекты, долженствующие принести им громадные суммы, покупают все, что подвернется под руку, только и думают о приобретениях.
Одержимые подобными идеями, они говорят без конца, болтливость их неиссякаема. Они возбуждаются разговором и легко переходят в состояние гнева, когда их экстравагантные идеи встречают противоречие. Лицо их обыкновенно красно раздуто, выражает довольство и радость, которые им доставляют их богатство и величие. Они поют, смеются, находятся в состоянии веселья и блаженства. <…>
По мере прогрессирования болезни, бред величия становится все более распространенным, все более сложным, доминирующим. Больные считают себя на вершине величия и богатства.
Они обладают миллионами, миллиардами, золотом, бриллиантами, замками, царствами, наконец, всей Вселенной. Они министры, полководцы, адмиралы, короли, императоры, они— само божество. Наряду с бредом величия всегда присутствуют признаки слабоумия [Каннабих, 1994: 187] (Курсив мой. — В. Р.).
Удивительно, что и через сто лет описание бреда величия практически не меняется, кажется, что психиатрам с ним все ясно. Вот гораздо менее красочное описание из руководства В. П. Осипова 1923 года:
Различают бредовые идеи собственного могущества и величия: при этом больной высказывает мысли, соответствующие этим понятиям; он— великий человек, выдающийся писатель, талантливый полководец, мировой гений, царь, бог и даже выше бога; он не только миллионер, но даже миллиардер, ему все подвластно, он все может; он беседует с богом, ездит на планеты, облетает на аэроплане земной шар; доходы его неисчислимы, он получает их отовсюду, его физическая сила неизмерима. Один больной крестьянин высказывал идею, что он очень богат, так как рожь на его земле родится этажами [Осипов, 1923: 277].
Вторым заболеванием, при котором встречается бред величия, является шизофрения, чаще всего ее последняя, так называемая парафренная стадия (подробно см. ниже). В отличие от случая прогрессивного паралича при шизофрении бред величия часто может сочетаться с бредом преследования (эта проблема также будет подробно обсуждаться ниже). Особенностью бреда величия при шизофрении является то, что больной отчасти может наблюдать его со стороны (феномен двойной ориентации, или «двойной бухгалтерии», по выражению Э. Блейлера), что, по-видимому, исключено при прогрессивном параличе, поскольку там бред величия сочетается со слабоумием. Шизофренический бред величия может быть в достаточной степени систематизирован и нарративно сложен, но чем ближе к исходу болезни, тем в большей степени бредовое творчество оскудевает [Рыбальский, 1993] и принимает характер однообразных стереотипных высказываний [Юнг, 2000].
Приведем фрагменты обширного описания конкретного случая шизофренического бреда величия, принадлежащего знаменитому русскому психиатру XIX в. В. Х. Кандинскому (по распространенному мнению историков науки, Кандинский страдавший сам психическим заболеванием, под именем вымышленного персонажа, якобы своего пациента Долинина, описывал свои собственные бредово-галлюцинаторные переживания [Рохлин, 1975]). Особенность последнего описания также заключается в том, что здесь речь, по-видимому, идет не о парафренном синдроме, последней стадии развития шизофренического бреда, после которой также следует слабоумие (до которого Кандинский не дожил — он покончил с собой в 1889 году), но о параноидной стадии с ярко выраженным бредово-галлюцинаторным комплексом, переходами от идей величия к идеям преследования и отсутствием каких бы то ни было признаков начинающегося слабоумия.
Больной вдруг стал бредить тем, что он производит государственный переворот в Китае, имеющий целью дать этому государству европейскую конституцию. Долинин был, конечно, не один; существовала целая партия, в число членов которой входило много просвещенных мандаринов из государственных людей Китая и высших начальников флота и армии. Больной чувствовал себя тем более способным на роль главного руководителя переворота, что он находился в духовном общении с народом и мог непосредственно знать нужды и потребности разных классов общества. В народе, двигавшемся по улице перед окнами квартиры его, Долинин видел представителей разных общественных фракций; эти депутаты поочередно вступали своими умами в общение с умом Долинина и таким путем выражали свои политические требования.