Философия языка и семиотика безумия: Избранные работы — страница notes из 110

1

Проблема разграничения паранойи и шизофрении, то есть наличие двух точек зрения:

паранойя это начальная стадия шизофрении;

паранойя это отдельное заболевание —

до сих пор не решена в клинической психиатрии (обзор точек зрения по этому вопросу см. например [Смулевич-Щирина, 1972]). Мы будем исходить из принятой в западной традиции точки зрения, что любое расстройство личности может проходить в трех регистрах: невротическом, пограничном и психо-тическом [Мак-Вильямс, 1998, Кернберг, 2000] и что паранойя здесь не исключение, то есть может быть паранойяльный невроз (паранойяльная психопатия, акцентуация), паранойяльное пограничное состояние и паранойяльное психотическое состояние (паранойяльный бред). В целях концептуальной ясности условной границей между паранойяльным бредом и параноидным бредом (и тем самым между паранойей и параноидной шизофренией) мы будем считать наличие экстраекции [Руднев, 2001], то есть галлюцинаций.

2

Можно было бы с позиций аналитической философии оспорить ложность и этой первоначальной посылки, сказав, что нельзя с достоверностью доказать, что больному только кажется, что жена ему изменяет. А может быть, она ему действительно изменяет? Но это сейчас не наша проблема (ср. [Витгенштейн, 1994; Руднев, 1997] — разговор о том, может ли что-либо быть абсолютно достоверным; Витгенштейн считал, что может, я возражал с позиций релятивисткой постмодернистской эпистемологии, что не может; сейчас я временно принимают точку зрения Витгенштейна: достоверно то, что принято считать достоверным: у нашего больного действительно бред ревности).

3

Это то же самое, что индивидуальный язык, над проблемой которого любил размышлять Витгенштейн. Индивидуального языка не может быть, потому что если этим языком может пользоваться только один человек, то это уже не язык, поскольку язык в принципе социальный феномен [Витгенштейн, 1994а].

4

Как показано нами в специальной работе [Руднев, 2001], Витгенштейн страдал латентной (малопрогредиентной) формой шизофрении, что не могло не отразиться на структуре его главного произведения. Именно отсюда странности, экстравагантности «Трактата» такие, например, как гротескная роль отрицания как глобальной операции получения общей формы пропозиции (отрицание реальности— conditio sine qua non психотического мышления [Freud, 1981a, 1981b]).

5

См. также наши статьи о галлюцинациях [Руднев, 2001, 2001а], перепечатанные в книге [Руднев, 2002]).

6

Заметим, что в данном случае подобного рода исследование лишь отчасти совпадает с интересами наших предыдущих патографических исследований психопатологических дискурсов таких, как психотический, шизофренический, шизотипический, обсессивный, истерический, эпилептоидный, депрессивный [Руднев, 2000, 2002, 2004].

7

См. также небольшую, но чрезвычайно содержательную статью Александра Сосланда «Что годится для бреда» [Сосланд, 2005].

8

Удивительным образом сразу появляется лакановский Большой Другой! (cм. [Лакан, 2001; Жижек, 1999; Салецл, 2000]).

9

5 Блейлер не читал Хлебникова, Хармса и Введенского, что дало бы ему основание сказать, что шизофрения может стать в руках гениального человека весьма эффективным оружием (см. главу «Поэзия и психоз» книги [Руднев, 2005], где анализируется мистерия Введенского «Кругом возможно Бог»).

10

«Равнодушие»— один из главных аффектов нарциссизма. Он встречается на каждом шагу в основополагающей книге по нарциссизму Хайнца Кохута «Анализ Я» [Kohut, 1972] (русский перевод [Кохут, 2003]); ср. в разделе данной статьи об Отто Фенихеле психоаналитическую интерпретацию шизофрении как регрессии к первичному нарциссизму.

11

«Радость» и «холодный» тоже ключевые термина из нарциссического лексикона (см. [Руднев, 2007c]) (см. также анализ романа Платонова «Чевенгур» в разделе 12).

12

См. также главу «Схизис и многозначные логики» нашей книги «Диалог с безумием» [Руднев, 2005]:

Одновременный смех и плач составляет проявление шизофренической амбивалентности. Благодаря шизофреническому дефекту ассоциативных путей становится возможным сосуществование в психике противоречий, которые вообще говоря, исключают друг друга. Любовь и ненависть к одному и тому же лицу могут быть одинаково пламенны и не влияют друг на друга (аффективная амбивалентность (больному в одно и то же время хочется есть и не есть; он одинаково охотно исполняет то, что хочет, и чего не хочет он в одно и то же время думает «Я такой же человек, как и вы!» и «Я не такой человек, как вы»! Бог и черт, здравствуй и прощай для него равноценны и сливаются в о д н о понятие [Блейлер: 312–313].

Ср.:

1. Могу ли я представить, чтобы «здравствуй и прощай» были «равноценны»? Видимо, имеется в виду, не равноценны, а равнозначны. Как ты себе это представляешь? Он подходит к врачу и говорит ему: «Здравствуйте, господин доктор!», на что доктор отвечает: «Здравствуйте, господин N». И больной тут же говорит: «Прощайте, доктор!». Потом, подождав секунду, он опять говорит: «Здравствуйте, господин доктор!» Если бы не было повторения первой фразы, можно было бы подумать, что они просто встретились на секунду и тут же попрощались. Представим себе, что сумасшедший временно выздоровел, он идет по улице и встречает того доктора, у которого он лежал в больнице. Он говорит ему: «Здравствуйте, доктор!» и снимает шляпу. Врач отвечает: «Здравствуйте, господин N» и тоже приподнимает шляпу. Но поскольку оба они торопятся, то N тут же говорит «Прощайте, господин доктор!», и они откланиваются.

2. В чем же состояло безумие в первом случае? В самом факте повторения первой фразы? Конечно, можно представить себе, что больной издевается над доктором, просто симулирует. Но это доказывает только, что он правильно симулирует. Но я все равно не понимаю, что значит здесь «шизофренический дефект ассоционных путей», благодаря которому, согласно Блейлеру, противоречия становятся возможны. Почему, если у человека расстроены ассоциации, он должен повторять «Здравствуйте, доктор» и «Прощайте, доктор»? Вероятно, имеется в виду, что у человека с нормальными ассоциациями встреча с человеком ассоциируется с приветствием, а расставание — с прощанием, а у шизофреника все спуталось в один клубок, у него появился «комплекс» (это словечко придумали Блейлер с Юнгом («Психология dementia praecox» [Юнг, 2000]). У него приветствие оторвалось от ситуации встречи, но не оторвалось от своего семантического контрагента — от прощания. То есть у него не расстройство ассоциаций, а другое направление ассоциаций. Не от семантики к соответствующей прагматической ситуации и обратно, а от одной семантике к другой, в данном случае противоположной. У этого сумасшедшего другая языковая игра. Он играет в игру, в которой, если произносишь «плюс», после этого надо произнести «минус». Потом можно опять «плюс». Здесь не расстройство, а перестройка ассоциаций. Семантика становится самодовлеющей. И в этом смысле по-своему сумасшедший говорит вполне логично.

3. Но разве нельзя себе представить ситуацию, когда он не повторяет «Здравствуйте, доктор» и «Прощайте, доктор», а после «Здравствуйте, доктор» говорит, например: «Ветер по морю гуляет и кораблик подгоняет». Если же доктор его спросит «Вы цитируете Пушкина?», он скажет вновь невпопад «Часов однообразный бой, томительная ночи повесть». Или лучше он скажет что-то совсем из другой области, например, сформулирует первый закон Ньютона. Можно ли здесь найти какую-то логику? Пусть ассоциации расстроены, но они все-таки есть, иначе бы он вообще ничего не говорил. Можно сказать, что ассоциации идут по каким-то другим законам, чем у здорового человека. Но, вообще-то говоря, законы те же самые, скорее другое их применение. Что ты имеешь в виду? Что у всех людей в голове что-то вертится, какие-то обрывки стихов, песенки, какие-то разрозненные клочки воспоминаний, и они могут по произвольным ассоциациям возникать в тот или иной момент разговора. Отличие больного человека от нормального в том, что нормальный держит эти ассоциации при себе. Когда Джойс писал «Улисса» он применил такой прием: он заставил героя смешанно в одном потоке произносить и то, что он говорит и то, что он обычно оставляет при себе. Это и было названо потоком сознания. Впервые это применил, видимо, Толстой в «Анне Карениной», в монологе Анны на пути в Обираловку— «Куафер Тютькин» и т. д. [Руднев, 2005: 7–9].

13

9 См. главу «Эпилептоидный дискурс» нашей книги «Характеры и расстройства личности» [Руднев, 2002] (см. также [Бурно, 1990, 2006].

14

Пунктуация Ф. Сологуба не совпадает с современной

15

Проблема разграничения паранойи и шизофрении, то есть наличие двух точек зрения — 1) паранойя это начальная стадия шизофрении; 2) паранойя это отдельное заболевание — до сих пор не решена в клинической психиатрии (обзор точек зрения по этому вопросу см. например [Смулевич, Щирина, 1972]). Мы будем исходить из принятой в западной традиции точки зрения, что любое расстройство личности может проходить в трех регистрах: невротическом, пограничном и психотическом [МакВильямс, 1998; Кернберг, 2000], и что паранойя здесь не исключение, то есть может быть паранойяльный невроз (паранойяльная психопатия, акцентуация), паранойяльное пограничное состояние и паранойяльное психотическое состояние (паранойяльный бред). В целях концептуальной ясности условной границей между паранойяльным бредом и параноидным бредом (и тем самым между паранойей и параноидной шизофренией) мы будем считать наличие экстраекции [Руднев, 2001], то есть галлюцинаций.

16

Это то же самое, что индивидуальный язык, над проблемой которого любил размышлять Витгенштейн. Индивидуального языка не может быть, потому что если этим языком может пользоваться только один человек, то это уже не язык, поскольку язык в принципе социальный феномен [Витгенштейн, 1994а]

17

Ср. главу «Бессознательное психотика» в нашей книге «Диалог с безумием» [Руднев, 2005].

18

Случаю Элен Вест посвящена одна из глав книги «Введение в Schizophrenie» [Бинсвангер, 2001].

19

Мы подробно анализировали эту работу Бинсвангера в статье «Педантизм и магия при обсессивно-компульсивных расстройствах» [Руднев, 2006х].

20

Нечто вроде негативной партиципации Леви-Брюля [Леви-Брюль, 1994].

21

Ср. [Ясперс, 1996] — случай психической болезни молодого философа, в тело которого вселялись боги и великие люди; этот случай анализируется нами в статье «Бред величия» [Руднев, 2001, 2001а], вошедшей в книгу [Руднев, 2002]

22

18 В главе «Бред» книги [Руднев, 2006] мы сопоставляли бред преследования с нарративным повествованием, а бред величия — с одической поэзией.

23

О разграничении шизофренического и шизотипического см. нашу статью «Шизотипический дискурс», вошедшую в книгу [Руднев, 2004].

24

Напоминает «Человека-невидимку» Герберта Уэллса и пустой пиджак, отдающий распоряжения, в «Мастере и Маргарите» Булгакова

25

На русском языке вышло сейчас очень много книг Грофа, но та, на которую мы ссылаемся — «За пределами мозга: Рождение, смерть и трансценденция в психотерапии», — остается неизмеримо более глубокой и креативной, по сравнению со всеми остальными, более поздними.

26

Когда мы писали книгу о Гурджиеве [Руднев, 2007d], мы сравнивали его со многими психотерапевтическими подходами, но почему-то забыли Лэйнга; теперь мы исправляем эту оплошность.

27

Роль депрессии при шизофрении — отдельная и большая проблема; отчасти мы ее касались в статье «Диалектика преследования» [Руднев, 2003], перепечатанной в книге [Руднев, 2004], где мы говорим о том, что бред преследования складывается из двух компонентов: депрессии и паранойи (delirium persecutorium est melancholia et paranoia acuta).

28

В мистерии Александра Введенского «Кругом возможно Бог» есть диалог между персонажем Эф., будущим Фоминым, и Девушкой. Речь идет о предстоящей казни, на которую они отправляются смотреть, на то, что там будут отрезать головы, о том, что Эф, снимает и надевает свою голову каждый день (характерная для шизофреников диссоциация между головой и остальным телом — см., например [Лоуэн, 1999]) При этом Девушка, похоже, знает, что казнить будут именно этого персонажа, и это вызывает у нее агрессию и презрение. Смысл этого фрагмента в том, что смерть, по мнению девушки, отнимает у человека все имена и дескрипции:

(О проблеме имени при психозе см. ниже в связи с анализом «Школы для дураков».)

29

Поэтесса Елизавета Мнацаканова, тоже продуцирующая шизодискурс, в переписке со мной называла Сталина не иначе, как «мерзкий с.» (именно с маленькой буквы!»)

30

Проблема превращения как психотическая широко известна в XIX–XX вв., начиная с «Носа» Гоголя, «Двойника» Достоевского, Грегора Замзы Кафки — героя рассказа «Превращение», и видимо не кончая книгой Элиаса Канетти «Масса и власть [Канетти, 1999].

31

Вспомним приводимую уже нами цитату из поэмы «Кругом возможно Бог» Введенского:

Мужчина, пахнущий могилою, // уж не барон, не генерал…

32

Св. Павел, будучи еще Савлом, был гонителем христиан, преследователем, став Павлом, он стал восхвалять величие Христа (две классические стадии шизофренического бреда).

33

Наподобие Марии Казарес-Смерти в фильме Кокто «Орфей»

34

Приглашение поужинать как субститут приглашения к последующим интимным отношениям (что так важно для «взрослой» субличности героя) — атрибут поведения нормального взрослого мужчины (см., например, нашу статью «Объяснение в любви» [Руднев, 2006а]).

35

Это Нимфея рассказывает воображаемую сцену в воображаемом разговоре с академиком Акатовым, отцом Веты Аркадьевны, пытаясь доказать ему, что он будет хорошим респектабельным мужем — инженером с машиной и т. д.

36

О понятии шизотипического см. главу «Шизотипический дискурс» книги [Руднев, 2004] или соответствующую статью «Словаря безумия» [Руднев, 2005а]

37

Мотивная техника Б. М. Гаспарова, отчасти используемая нами в этой части данного исследования, обобщена им в его книге «Литературные лейтмотивы» [Гаспаров, 1995], а также в статье, посвященной музыкальным лейтмотивам [Гаспаров, 1976].

38

Впрочем, эти идеи высказывал и сам Фрейд, особенно в выдающейся работе «Торможение, симптом и страх» 1924 года [Freud, 1981b] (конечно, здесь нельзя не упомянуть и родоначальника идеи травмы рождения Отто Ранка [Rank, 1929; Ранк, 2004]

39

В данном случае я могу сослаться на диагноз самого М. Е. Бурно, высказанный им на одном из заседаний секции терапии творческим самовыражением Профессиональной психотерапевтической лиги.

40

О ноге как фаллическом символе см. подробно нашу статью «Тема ног в культуре» в книге [Руднев, 2001].

41

Этот фрагмент напоминает фильм Ларса фон Триера «Идиоты» (хотя основатель «Догмы», я думаю, вообще не подозревает о существовании русского писателя Платонова). Так вот в этом фильме такой же редуцированный секс, когда двое друг к дружке тихо прижимаются и как-то смешно и жалко копошатся.

42

Другим боком шизоанализ, как ни странно, связывается с культуроцентриче-ским и тоже, конечно, умеренно левым пафосом неофрейдизма, например такого характерного текста этого направления, как «Невротическая личность нашего времени» Карен Хорни [Хорни, 1998].

43

Это, конечно, реакция на семейный роман xix века. Детей мы не найдем в «Мастере и Маргарите», Волшебной горе», «Защите Лужина», романах Олдингтона, Ремарка и Хэмингуэя. Исключение— Фолкнер, но это особая проблема. В «Мастере и Маргарите» есть сцена, когда героиня, уже ставши ведьмой, сидит у постели маленького мальчика — единственный ребенок, появляющийся в романе. Эта сцена дана для того, чтобы оттенить идею отсутствия детей в романе, «бесплодия» ведьмы Маргариты и отсутствия будущего у сатанинского «большевистского» мира. Но ведь и у Булгакова не было детей. Творчество становится зашифрованным описанием собственной «травмы нерождения».

44

Я думаю, здесь имеется в виду не только дерево как растение, а дерево как граф, поскольку для них актуальна генеративная грамматика Хомского, где чертились графы двух типов синтаксической зависимости: дерево составляющих и дерево подчинения [Хомский, 1960]. Это чрезвычайно жесткие структуры мышления.

45

Вообще соотношение внешнего и внутреннего — одна из самых важных оппозиций для Платонова и особенно для «Чевенгура». И об этом пишут многие исследователи его творчества [Геллер, 1982; Михеев, 2003; Яблоков, 2001; Дмитровская, 1999], да как может быть иначе: ведь разграничение внешнего и внутреннего, то есть реальности (мира объектов и объектных отношений) и Собственного Я (субъекта) это то, что теряет шизофреник при утрате тестирования реальности или то, что он старается из последних сил удержать.

46

Ср. запись в дневниках Ф.Кафки, свидетельствующую об остро переживаемом им чувстве отчуждения, в основе которого лежит сознание физической границы человеческих тел: «Что связывает тебя с крепко осевшими, говорящими остроглазыми телами сильнее, чем с какой-нибудь вещью <…>? Уж не то ли, что ты их породы? Но ты не их породы, потому-то ты и задался этим вопросом. Эта четкая ограниченность человеческого тела ужасна» (Курсив наш. — М. Д.) [Кафка 1988, 169–170]. (Сам факт сопоставления «загадочного характера» Платонова с шизофреником Кафкой (см., например [Шувалов, 2004: 510]) во многом само говорит за себя. — В. Р.).

47

Эти бесконечные платоновские конструкции с родительными падежами подробно исследованы с лингвистических позиций в специальной главе книги Михаила Михеева «В мир Платонова через его язык» [Михеев, 2003].