Гордон Шеферд вспоминает о беседе со своим коллегой Эйвери Гилбертом: «Я начал осознавать, что нужно сделать что-то, чтобы заставить людей понять: мы не так уж плохо различаем запахи. Я написал эту маленькую статью о человеческом обонянии: “Оно лучше, чем мы думаем?”[163] – улыбается Шеферд. – Тогда Эйвери прислал мне письмо на электронную почту со словами: Нет, у вас неправильный заголовок. Он должен быть… “Человеческое обоняние: оно лучше, потому что мы думаем?”»
Мы все еще пытаемся понять, что же мы осознаем, когда чувствуем запах. Что мозг и разум делают с поступающей от носа информацией? И для чего эта информация? Это первое прикосновение к невидимому и тонкому миру запахов следует удерживать в голове в буквальном смысле, поскольку сознательному разуму видны лишь фрагменты тайны. Не все обонятельные ощущения, проникающие в сознательный опыт, обрабатываются как концептуальные или даже просто обонятельные объекты. Но от этого они не становятся менее важными для сознания. В качестве чувственной основы сознательного опыта обонятельное восприятие активно вносит вклад в общее когнитивное отражение ситуации. Но при этом нам нужно пересмотреть вопрос о сознательном понимании запахов.
Запахи как объекты познания
Сознательный обонятельный опыт не подчиняется связному и единообразному описанию. «Наше восприятие запахов очень расплывчато. Зрение позволяет видеть предмет, следить за предметом и понимать предмет. Запах же просто проникает в нас. Он появляется неожиданно. Вы можете последовать за ним. Однако обычно происходит так: “Ой, чем-то пахнет!” Но запах уже был здесь. Я заметил его какое-то время назад, но осознал только сейчас», – комментирует врач из Квебекского университета в Труа-Ривьер Иоганнес Фраснелли. Из-за спонтанности осознания запах может оказаться для вас неожиданностью. Труднее ли нам осмыслять объекты обоняния потому, что обоняние (в отличие от зрения) не находится постоянно на переднем крае сознательной ментальной жизни?
Легче определить сходство двух запахов, нежели их назвать. Иногда вы спрашиваете себя: что это за запах? Семантика обонятельных образов неопределенна по своей природе. Это становится понятно, когда источник запаха невидим или неизвестен. Содержимое обонятельного восприятия зависит от видимого источника, но не срощено с ним.
Запах сам по себе может вызывать совсем иные образы и ассоциации, чем когда он присутствует одновременно с видимым источником. Ганс Геннинг обнаружил зависимость семантики запаха от контекста еще в 1916 году (см. главу 1). Геннинг анализировал влияние зрительных сигналов на идентификацию запаха. Это позволило ему сформулировать важнейшее методологическое различие между «истинным запахом (Gegebenheitsgeruch), который наблюдатель воспринимает, вдыхая запах с закрытыми глазами и не зная его природы, и предметным запахом (Gegenstandsgeruch), который (как цвет) проецируется на объект, от которого исходит, и может быть искажен ассоциативным дополнением».
Нейробиолог Ноам Собель из Института Вейцмана любит демонстрировать скептикам это различие с помощью простого опыта[164]. Нужно только зайти на кухню. В следующий раз, когда откроете холодильник, обнюхайте его содержимое с закрытыми глазами. Попросите приятеля давать вам нюхать продукты случайным образом и попробуйте их назвать. Это на удивление трудно сделать. Вы знаете, что это за продукты, вы сами их купили и положили в холодильник. Поэтому дело не в том, что вы знакомы или не знакомы со специфическим запахом и его характеристиками. Этот эксперимент демонстрирует расхождение между двумя типами процессов – восприятием запаха и его идентификацией. Вы действительно чувствуете что-то и можете отличить этот запах от запаха чего-то другого. Только чрезвычайно сложно назвать этот запах!
Так что причинные факторы (одоранты) – не просто медиаторы между источником запаха и семантикой его мысленного образа. И это имеет практические последствия. Врач Томас Хаммел из Дрезденского технического университета замечает: «Мы должны отдавать себе в этом отчет, когда в клинических условиях проверяем обоняние с помощью набора для определения запахов». В таких исследованиях «вам дают что-то понюхать. Вы нюхаете, и у вас возникает проблема с идентификацией. Даже если это такой известный запах, как запах ананаса. Поэтому задача в том, чтобы не только дать почувствовать запах, но и представить список идентификаторов. В этом списке могут быть, например, смола, трава, кожа и ананас. И в таком случае вы легко узнаете запах ананаса, если не лишены обоняния».
Сложная связь между запахом и речью отмечалась часто и способствовала отсутствию философского и общественного интереса к изучению когнитивных основ обоняния. Сложность с поиском названий, возможно, главная причина, по которой отрицается когнитивная основа обоняния, и оно признается лишь как инстинктивное животное чувство. Дело в том, что речь выступает в роли наблюдаемого (видимого или слышимого) выражения человеческого разума. Семантика речи – среда и отражение познания, воли и намерения. То, что мы не можем описать словами, трудно для понимания и изучения. Популярное мнение, что мы не способны описывать запахи, нуждается в пересмотре.
Суть стандартной формулировки в том, что для описания обонятельных ощущений у нас нет подходящих слов. Но это не так. Сравним с цветом. Конечно, мы можем назвать основные цвета радуги. Но есть другие цвета, о которых вы, возможно, никогда не слышали, если только вы не эксперт-колорист: микадо (ярко-желтый), сизый (пудрово-голубой), ксанаду (серовато-зеленый) и многие другие. С запахами похожая ситуация: у нас есть распространенные названия для общих категорий (цветочный, фруктовый, древесный) и более специфические термины, для применения которых нужна подготовка (черничный или иланг-иланг). Дело не просто в наличии специфической терминологии, но и в ее правильном использовании. Кроме того, подумайте обо всех вкусах (ретроназальных запахах), которые вы можете перечислить!
Нам трудно назвать различимые свойства запахов без специальной тренировки. Однако некоторые сложные зрительные объекты, такие как лица, тоже трудно описать. Шеферд комментирует: «Проблема подбора слов для запахов и вкусов сложна по той причине, что это именно та проблема, которая возникает, когда мы видим любой зрительный рисунок. Он подпадает под определенные правила, и поэтому я использую сравнение с лицами[165]. У нас нет слов, чтобы точно описать лицо человека постороннему, который с ним не знаком, поскольку это неупорядоченные линии, про которые… мы не можем сказать, вертикальные они, горизонтальные или какие-то еще. Это просто два глаза, нос и рот. Но как описать их таким образом, чтобы вы смогли идентифицировать чье-то лицо среди тысяч других лиц? Это почти невозможно. И то же самое касается запахов». Проблема не в словарном запасе как таковом.
Отличие распознавания запахов от распознавания зрительных объектов – в трудности соединения обонятельных ощущений с конкретными названиями, то есть с их уникальными обозначениями. Даже если мы находим описания для обонятельных ощущений, они сильно различаются у разных людей. Психолог Тереза Уайт из Колледжа Ле Мойн объясняет: «Честно говоря, люди плохо справляются с подбором специфических идентификаторов. Они не умеют присваивать имена и назовут лакрицей две или три вещи подряд, которые на самом деле различаются. Возможно, одна из причин в том, что для восприятия запаха нужно много рецепторов, одни из которых гораздо активнее других. Некоторые рецепторы воспринимают несколько одорантов. Возможно, это и приводит к путанице в том, с чем вы реально имеете дело, так как нельзя к нему намертво прикрепить ярлык. Подумайте, что для всех существующих на свете апельсинов у нас есть всего одно название, но и у фруктов типа мандарина вы тоже можете улавливать апельсиновый запах. И у некоторых лимонов. В то время как для многих типов стимулов [в других сенсорных системах] у нас существует достаточно четкое распределение конкретных названий, для запахов это нечто расплывчатое. Спектр очень широк, и я думаю, он отражает количество вовлеченных рецепторов. Я думаю, отчасти с этим связана сложность с подбором слов». Подобная недостаточная определенность кодирования запахов – от рецепторов и далее – действительно может приводить к расхождениям в восприятии запахов (см. главы 6–9).
Известно, что люди плохо умеют подбирать для запахов уникальные классифицируемые лексические идентификаторы. Связано ли это с какой-то внутренней биологической особенностью или с культурным фактором, заключающемся в пренебрежении к когнитивной роли запаха? Одно правдоподобное научное объяснение гласит, что в обработке обонятельных и речевых сигналов отчасти задействованы одни и те же нейронные ресурсы коры мозга. Это означает, что эффективность обоняния у человека могла сократиться в результате усиления обработки речи. Трудности в присвоении словесных обозначений запахам дополнительно подтверждают эту гипотезу. Слабая лингвистическая способность называть запахи отражает общее свойство биологии человека. Уайт добавляет: «Тайлер Лориг[166] сказал бы, что существуют мозговые ограничения в связывании специфических запахов с речью»[167]. Но пока еще неясно, итоговое ли это объяснение.
Антропологические исследования показывают, что ограниченность обонятельной терминологии – не биологическое явление. Возможно, она вытекает из культурной или поведенческой незаинтересованности. В некоторых обществах для описания запахов используется обширный лексикон, что связано с более богатой культурой обонятельных навыков и привычек.
Как подчеркивает Азифа Маджид (раньше она работала в Рэдбаудском университете, теперь – в Йоркском университете). Она изучала речь южноазиатских народов. Маджид рассказывает, что у народа джахаи (мон-кхмеров, коренных жителей Таиланда) запах играет чрезвычайно важную роль в социальном общении