[24]. Чувствовать Бога означает: чувствовать себя бессмертным. Бог и бессмертие души – два коррелирующих понятия, ибо они суть два коррелирующих факта. Одно невозможно без другого. Постоянно чувствовать Бога в себе, в каждой мысли, в каждом чувстве, в каждом поступке – и есть бессмертие. Стяжать это чувство Бога и означает: обеспечить себе бессмертие и вечную жизнь. Поэтому только из веры в Бога, из чувства Бога проистекает и человеческое чувство личного бессмертия. Богочеловеческий прогресс в том и состоит, что в людях развивается и усовершается это чувство личного бессмертия человека, ибо до максимума развивается в них чувство Бога.
Человек Христовой веры живет ощущением и сознанием, что каждый человек есть бессмертное и вечное существо и потому не может быть предметом ничьей эксплуатации и тирании. Чувство бессмертия приходит от чувства Бога, а чувство Бога не терпит греха, но изгоняет его из человека, ибо грех производит смерть. От метафизики, безусловно, зависит и этика: если в человеке живо чувство Бога, то в нем живо и чувство бессмертия, которое немилосердно борется со всем, что умерщвляет человека, а это есть грех, всякий грех и всякое зло.
Рассмотрите основные принципы европейского гуманистического прогресса, его метафизику. Неужели вы не видите, что гуманистическая культура систематически притупляет в человеке чувство бессмертия, пока совсем его не притупит, настолько, что человек европейской культуры решительно утверждает: я – человек, и только человек? А если это утверждение перевести на несколько более простой язык, оно гласит: я – плоть и только плоть, земля и только земля. И в одном, и в другом случае европейский человек утверждает одно: я смертен и только смертен. Так гуманистической Европой завладел девиз: человек есть смертное существо. Это формула гуманистического человека и сущность его прогресса.
Сначала несознательно, а затем систематически сознательно и намеренно, в европейского человека и через науку, и через философию, и через культуру впрыснуто сознание того, что человек – смертен весь без остатка. Это сознание постепенно оформилось в убеждение, которое гласит: смерть есть необходимость. Смерть – необходимость! Есть ли больший ужас, и оскорбление, и насмешка: главный враг человека – необходим человеку! Скажите, есть ли тут логика, хотя бы малейшая, хотя бы детская, хотя бы логика насекомых? Не утратил ли европейский человек, раздробляемый и перемалываемый в мельнице смерти, и последнюю кроху разума, не начал ли бредить?
Гуманистический человек опустошен, устрашающе опустошен, ибо из него изгнано сознание и чувство личного бессмертия. А разве человек, без ощущения личного бессмертия, – полный человек? Или, более того, разве такой человек – вообще человек? О, сужен европейский человек, феноменально сужен, и принижен, и искалечен, и умален, и сведен к осколку и обломку человека, ибо из него изгнано всякое ощущение беспредельности и бесконечности. А может ли вообще человек существовать без бесконечности? И, если может существовать, имеет ли смысл его существование? Разве без этого чувства бесконечности он не есть мертвая вещь среди вещей и преходящее животное среди животных?
Да позволен мне будет парадокс: я полагаю, что существуют кое-какие животные, более беспредельные в своих чувствах и более бессмертные в своих желаниях, чем человек гуманистического прогресса. Гуманистический человек захирел, разрушен, овеществлен и с полным правом, метафизическим правом, заявляет устами своих философов, что он произошел от обезьяны. Объединенному с животными происхождением, почему бы не объединиться с ними и в морали? Принадлежа к животным и зверям по метафизической сущности своего бытия, он принадлежит к ним и по морали.
Разве грех и преступление все больше и больше не рассматриваются в современном гуманистическом правосудии как неизбежность социальной среды, как необходимость природы? Поскольку в человеке нет ничего бессмертного и вечного, то вся этика, в конце концов, сведена к инстинктивным стремлениям. И гуманистический человек, следуя своей логике, объединил себя со своими предками – обезьянами и зверями, и в его жизни возобладал принцип: homo homini lupus est[25]. Ничего другого и не могло быть, ибо только на чувстве человеческого бессмертия можно основать мораль, высшую и большую в сравнении с животной. Если нет бессмертия и высшей жизни, тогда – станем есть и пить, ибо завтра умрем (1 Кор. 15:33).
Релятивизм в метафизике европейского гуманистического прогресса должен был иметь своим результатом релятивизм в этике; а релятивизм – это отец анархизма и нигилизма. Поэтому, в конце концов, вся практическая этика гуманистического человека есть не что иное, как анархия и нигилизм. Ибо анархия и нигилизм есть неизбежная, завершающая, апокалипсическая фаза европейского гуманистического прогресса. Идейные анархизм и нигилизм, идейный распад должны были проявиться в практическом анархизме и нигилизме, в практическом распаде европейского гуманистического человечества и его прогресса. Разве мы не являемся свидетелями идейного и практического анархизма и нигилизма, которые опустошают европейский континент? Слагаемые европейского прогресса таковы, что всегда должны дать в сумме анархизм и нигилизм, как бы вы их ни складывали…
Глуп человек, беспримерно глуп, если может, не преодолев смерть, веровать в прогресс, в смысл жизни и работать для этого. Зачем мне прогресс, если меня за ним поджидает смерть? Зачем мне все миры, все созвездия, все культуры, если меня из них подкарауливает смерть, и, в конце концов, подкараулит? Где есть смерть, там нет настоящего прогресса. Если же он все же есть, то он всего лишь – проклятый прогресс в грозной мельнице смерти. Поэтому его надо уничтожить полностью и без следа.
Это мучение от европейского гуманистического прогресса почувствовал и выразил художественно в своей трагедии «Rossum’s universal Robots»[26] чехословацкий писатель Карел Чапек. Между его героями Алквистом и Еленой происходит такой разговор:
Алквист. Есть ли у Наны молитвенник?
Елена. Есть, толстый такой.
Алквист. А есть в нем молитвы на разные случаи? От грозы? От болезни?
Елена. И от соблазна, и от наводнения…
Алквист. А от прогресса нет?
Елена. Кажется, нет.
Алквист. Жаль[27].
Гуманистическому человеку и его прогрессу противостоит Христов человек со своим богочеловеческим прогрессом. Основной принцип богочеловеческого прогресса: человек есть настоящий человек только Богом, только Богочеловеком; или, другими словами: человек есть настоящий человек только бессмертием, то есть победой над смертью, преодолением всего смертного и всякой смертности. Преодолевая в себе грех и зло, Христов человек преодолевает тем смерть и смертность в своем сознании и чувстве и соединяется с Единственным Бессмертным: Богочеловеком Христом. Поэтому великий зодчий богочеловеческого прогресса, святой апостол Павел, заповедует всем христианам: О горнем помышляйте, а не о земном. Ибо… жизнь ваша сокрыта со Христом в Боге (Кол. 3:2–3).
И сознание, и чувство человеческое обессмерчивается Господом Христом. Тот, кто соединил свое чувство и сознание с Богочеловеком Иисусом, уже бессмертен, в этом мире бессмертен: его сознание уже мыслит мысль Христову, мысль бессмертную и вечную; а его чувство уже ощущает в себе жизнь Христову, жизнь бессмертную и вечную… Вижу в ваших глазах вопрос: как же достигнуть сего в этой проклятой мельнице смерти? – Только верой в воскресшего Господа Иисуса и жительством по основным началам этой веры.
Как только человек искренно и всем сердцем уверует в воскресшего Богочеловека, в его душе сразу же разгорается ярким пламенем чувство бессмертия, воскрешенности, чувство, что смерть побеждена, а с ней побеждены и грех, и зло. Это чувство исполняет христианина непреходящей радостью и воодушевляет его на все евангельские подвиги. И он с радостью исполняет заповеди Христовы, и с восхищением проходит жизненный путь от небытия ко всебытию, от смерти к бессмертию. Как точка, которая разрастается во все бесконечности, так и человек, разрастающийся Богочеловеком: он весь лучится божественными бесконечностями и ощущает себя бессмертным и бесконечным всеми точками своего существа. Так трагический принцип гуманистического прогресса, «смерть есть необходимость» – заменяется радостным принципом прогресса богочеловеческого: бессмертие есть необходимость.
Богочеловеческий прогресс имеет свою богочеловеческую мораль: по ней вся жизнь человеческая руководится и усиливается Богочеловеком. Добро есть только то, что Христово, вне этого нет истинного добра. Поэтому основной принцип евангельской морали: без Христа человек не может творить никакое бессмертное добро (ср. Ин. 15:5; Евр. 13:8). Любое непреходящее, бессмертное добро исходит от чудесного Богочеловека Иисуса и вливается в Него. Добро, которое не есть Христово, – не бесконечно, не беспредельно, не есть Божие, а это означает: не бессмертно. Бессмертие – главное свойство Христова добра. Поэтому бессмертие необходимо в морали Христова человека как чувство, как сознание, как дело, как практика.
Чувствовать Господа Христа как душу своей души, как жизнь своей жизни, и есть человеческое бессмертие, ибо этим достигнуты беспредельность и бесконечность мысли, чувства, жизни. Для настоящего христианина бессмертие и естественно, и логично, а с ним и в нем – беспредельность и бесконечность. Оно есть то, что делает возможным и обеспечивает бесконечное моральное усовершенствование, бесконечный моральный прогресс к Богу, Который есть совокупность всех беспредельностей, всех бесконечностей, всех совершенств. Поэтому совершенно естественен, и логичен, и оправдан евангельский категорический императив: