Философские обрывы — страница 56 из 59

έν μυστηρίων άποκαλύψει»⁶.

Только разум, очищенный благодатью, может дать чистое, духовное знание. «Пока разум не освободится от помыслов многих, не придет в единую простоту чистоты, дотоле не возможет ощутить духовного ведения»⁷. Люди этого мира «не могут очистить ума по той причине, что много познали порок. Немногие же в состоянии возвратиться к первоначальной чистоте ума»⁸.

Постоянство в молитве очищает ум, просветляет его и исполняет светом истины⁹. Добродетели, предводительствуемые милосердием, дают уму тишину и светлость¹⁰. Очищение ума есть некоторый процесс не диалектического, дискурсивного или теоретического свойства, но благодатно-опытного и всесторонне этического. Ум очищается постом, бдением, молчанием, молитвой и остальными подвигами¹¹.

Что такое чистота ума? «Чистота ума – это просветление Божественным, по деятельном упражнении в добродетелях – μετά πραξιν των αρετών»¹². Это означает: чистота ума есть плод упражнения в добродетелях. Делание добродетелей умножает благодать в человеке; облагодатствование ума очищает ум от лукавых помыслов¹³. В результате подвига ум святого становится чист, просветлен и прозорлив¹⁴. «Чистота души есть первоначальное дарование естества нашего. Без чистоты от страстей душа не врачуется от греховных недугов и не приобретает славы, утраченной преступлением. Если же кто сподобится очищения, т. е. душевного здравия, то ум его действительно и на самом деле приемлет в себя радость духовным чувством; ибо делается он сыном Божиим и братом Христовым»¹⁵.

Победив страсти, человек достигает чистоты души¹⁶. Помрачение ума бывает от немилосердия и лености¹⁷. Добродетели – это крылья ума, с помощью которых он поднимается в небеса¹⁸. Христос послал апостолам Духа Святого, который очистил и усовершил их ум, действительно умертвил в них ветхого человека страсти и оживил человека нового, духовного¹⁹.

Рассеянный через грешные и нечистые мысли, ум собирается молитвой, молчанием и остальными подвигами²⁰. Освободившийся покаянием от оков страсти, ум поначалу похож на неоперившуюся птицу, которая усиливается молитвой подняться над земными вещами, но не может, потому что ползает по земле. Это (воскрыление) достигается после долгого упражнения в добродетелях, ибо с помощью добродетелей ум собирает себя и окрыляет²¹.

Любовь к Богу – это сила, которая собирает ум²². Чтение тропарей и кафизм, память смертная и надежда на будущую жизнь собирают ум и не дают ему быть рассеянным²³. Ум предназначен быть царем над страстями²⁴, владеть чувствами²⁵, быть правителем чувства²⁶.

Вершина всех законов и заповедей Божиих есть чистота сердца²⁷. Господь воплотился, чтобы очистить и сердце, и душу от зла, чтобы вернуть их в первоначальное состояние²⁸. Но между чистотой сердца и чистотой ума существует известное различие. Преп. Исаак пишет: «Иное дело чистота ума, а иное – чистота сердца. Ибо ум есть одно из душевных чувств, а сердце обнимает в себе и держит в своей власти внутренние чувства. Оно есть корень. Но если корень свят, и ветви святы, то есть если доводится до чистоты сердце, ясно, что очищаются и все чувства»²⁹.

Сердце достигает чистоты многими скорбями, бедствиями, слезами и умерщвлением всего мирского³⁰. Плач очищает сердце от нечистоты³¹. На вопрос, по какому признаку можно узнать, что кто-то достиг чистоты сердца, преп. Исаак отвечает: когда он видит всех людей хорошими и никто не представляется ему нечистым и оскверненным³².

Чистота сердца и чистота ума достигаются подвижничеством. «Подвижничество – матерь святыни»³³.

«Телесная добродетель в тишине очищает тело от вещественного в нем»³⁴. Но «телесные труды без чистоты ума суть то же, что бесплодная утроба и иссохшие сосцы, потому что не могут приблизиться к ведению Бога. Тело они утомляют, но не заботятся искоренять страсти в уме, а потому ничего и не пожинают»³⁵.

Признак чистоты – радоваться с радующимися и плакать с плачущими, болезновать с болящими и печалиться с грешниками, радоваться с кающимися и разделять страдания страдающего, никого не изобличать и в чистоте ума своего видеть во всех людях святое и доброе³⁶.

Ум не может ни очиститься, ни прославиться со Христом, если тело не пострадает за Христа; слава тела есть целомудренная покорность Богу, а слава ума – истинное умозрение о Боге³⁷. Красоты целомудрия человек достигает постом, молитвой, слезами³⁸. Чистота сердца и ума, оздоровление ума и остальных органов ведения – плод долгого упражнения в благодатных подвигах. В чистом уме подвижника веры бьет ключом источник света, который заливает сладостью тайну жизни и мира³⁹.

III

1. Тайна ведения

Оздоровление, очищение человеческих органов ведения совершается богочеловеческим методом: сотрудничеством Божией благодати и человеческой воли. На долгом пути самоочищения и самооздоровления и само ведение становится все более чистым и здравым. На всех ступенях своего развития ведение зависит от онтологической структуры и этического состояния органов ведения. Очищенные и оздоровленные через делание человеком евангельских добродетелей, органы ведения приобретают святость и чистоту. А чистое сердце и чистый ум производят чистое ведение. Направленные на Бога, очищенные и оздоровленные органы ведения дают чистое и здравое богопознание; а направленные на тварь – чистое здравое знание твари.

По учению св. Исаака Сирина, существует два вида знания: знание, которое предшествует вере, и знание, которое рождается от веры. Знание, которое предшествует вере, есть знание физическое, естественное (γνώσις φυσική), а ведение, которое рождается от веры, – знание духовное (γνώσις πνευματική). Естественное знание состоит в различении добра и зла, а духовное знание есть ощущение тайн (αισθησις τών μυστηρίων), ощущение сокровенного (τών κρυπτών), видение невидимого (τών αοράτων)¹.

Первая вера – вера от слышания; ее дополняет, укрепляет, доказывает вторая вера, вера от созерцания (πίστις της θεορίας), вера от видения². Освобождение от физического, естественного знания – условие для стяжания знания духовного³. Это совершается верой, ибо в подвиге веры человека осеняет некая «недоведомая сила»⁴, которая делает его способным к духовному ведению. Если же человек запутается в сетях естественного ведения[227], ему тяжелее освободиться от него, чем от железных оков; его жизнь – это жизнь на острие меча⁵.

Когда человек движется путем веры, он должен оставить старые методы ведения и не возвращаться к ним, потому что вера имеет свои собственные. Тогда престает физическое, естественное знание, и настает духовное, потому что естественное знание «противоположно вере. Во всех своих действиях вера есть нарушение законов ведения, впрочем, ведения не духовного»⁶, а физического.

Главный признак этого естественного ведения состоит в том, что оно основывается на исследовании и на своих методах испытания. А это – признак сомнения в истине. Вера же требует простого и чистого образа мышления, далекого от всякого лукавства и исследовательского метода. Дом веры есть младенческая мысль и простое сердце. Ибо сказано: в простоте сердца своего (Кол. 3:22) прославили Бога, и: если не обратитесь и не будете как дети, не войдете в Царство Небесное (Мф. 18:3). А естественное ведение противится и простоте сердца, и простоте мысли. Это знание действует и движется только в границах естества. А вера движется над естеством – νπερ της φύσιν. Насколько человек предается методам естественного ведения, настолько его охватывает страх, и он не может от него освободиться. Если же он последует вере, то быстро становится свободным и самостоятельным и, как сын Божий, свободно распоряжается всем. Если человек полюбит эту веру, он, как Бог, распоряжается всякой природной тварью – ώς ό Θεός χρηται ταϊς φύσεσι πάσαις της κτίσεως, потому что вере дана власть творить, подобно Богу, новую тварь, ибо сказано: Сам бо восхоте, и сотвори (Иов 23:13). А часто вера может производить все из ничего – έξ ούκ δντων. Знание же не может ничего сделать без вещества – χωρίς νλης. Оно не имеет власти над природой, а вера имеет. Многие с верой входили в огонь, смиряли сожигающую силу огня и проходили среди пламени неповрежденными, и ходили по морю, яко по суху. Все это сверхъестественно – νπερ την φύσιν, и противоречит методам естественного знания, и показывает, что оно тщетно в своих методах и законах. Вера шествует над естеством. А эти методы естественного ведения господствовали в мире на протяжении пяти тысячелетий, и человек не мог поднять голову от земли и познать силу Творца, до тех пор, пока не воссияла наша вера и не освободила нас из тьмы земного делания и парения ума. Кто имеет веру, тот не лишен ничего. И когда он ничего не имеет, он тем не менее обладает всем, как написано: все, чего ни попросите в молитве с верою, получите (Мф. 21:22), и еще: Господь близко. Не заботьтесь ни о чем (Фил. 4:5–6)⁷.

Для веры не существует природных законов. Преп. Исаак настойчиво подчеркивает: все возможно верующему (Мк. 9:23), потому что для Бога нет ничего невозможного⁸. Знание запрещает своим ученикам приближаться к тому, что «чуждо естеству (τοΐς ξένοις της φύσεως)», к тому, что сверх естества⁹.

Знание, о котором говорит преп. Исаак, является в философии под названием гносеологического сенсуализма, критицизма и монизма. Все три направления признают мощь, реальность, важность, критерий и объем ведения только в границах видимой природы, насколько они совпадают с границами органов чувств человеческих органов ведения. Перешагнуть границы естества и шагнуть в область сверхъестественного считается неестественным, нелогичным или невозможным, да и возбраняется приверженцами упомянутых гносеологических направлений. Человек, опосредованно или непосредственно, сведен к ощущениям и не смеет выйти за их границы.

Но и это естественное знание, по учению преп. Исаака Сирина, не отвергается и не осуждается. Просто вера больше него. Оно осуждается постольку, поскольку употребляет разные методы, в которых идет против веры. Когда это знание соединяется с верой, когда облачается в ее огненные понятия и обретает крыла бесстрастия – πτέρυγας απαθείας, тогда оно, употребляя другие методы, поднимается от земного в область своего Творца, в сверхъестество. Это знание усовершается верой и обретает силу, чтобы подняться ввысь, чтобы чувствовать то, что над всяким чувством – αίσθέσθαι έκείνου τοϋ νψηλοτέρον πάσης αίσθήσες, — и видеть свет, непостижимый для ума и ведения тварей. Знание – это дно, с которого человек поднимается на высоту веры, достигнув которой, он уже не нуждается в знании. Ибо сказано: отчасти знаем и отчасти пророчествуем; когда же настанет совершенное, тогда то, что отчасти, прекратится (1 Кор. 13:9-10). Итак, вера и сегодня являет нашим очам истину совершенства, и верой мы сознаем непостижимое – εκείνα άκατάλνπτα, а не исследованием и силой знания¹⁰.

Дела праведности: пост, милостыня, бдение, телесная чистота, любовь к ближнему, смиренномудрие сердца, прощение грехов, размышление о небесном благе, исследование тайн Священного Писания, размышления ума о делах совершеннейших и остальные добродетели суть ступени, по которым душа восходит на горнюю высоту веры¹¹.

«Три суть мысленные способа, по которым ведение восходит и нисходит; и бывает изменение, как в способах, какими водится ведение, так и в самом ведении. Три же способа суть: тело, душа, дух. И если ведение в естестве своем одно, то относительно к сим трем оно утончается (λεπτύνεται), изменяет свои способы и делания понятий своих. Ведение есть Божие даяние естеству разумных тварей, и оно по природе своей просто и неделимо – απλή ον μερίζεται – как свет солнечный, но сообразно с деланием своим (действуя через тело, душу и дух) приобретает изменения и деления»¹².

На первой ступени знание следует плотскому вожделению, заботится о богатстве, тщеславии, убранстве, телесном покое, словесной мудрости – σοφίας της λογικής, которая изобретает искусства, и науки, и все остальное, чем увенчивается тело в этом видимом мире. Всеми этими чертами это знание делается противным вере. И оно именуется голым знанием – γνωσις ψιλή, потому что исключает всякое Божественное попечение и по причине своей телесности вносит в ум неразумное бессилие, и все попечение его сводится к этому миру. Оно надменно и гордо, потому что всякое доброе дело приписывает себе, а не Богу. То, что сказал апостол: знание надмевает (1 Кор. 8:1), он сказал о сем знании, не растворенном верой и надеждой, а не о настоящем знании. Истинное, духовное ведение (знание) в смирении усовершает душу приобретших его, как оно усовершило Моисея, Давида, Исаию, Петра, Павла и остальных святых, которые по мере естества человеческого сподобились совершенного ведения – αύτής τής γνώσεως τής τελείας. И у таких святых ведение (знание) всегда погружается в необыкновенные созерцания, в божественные откровения, в возвышенное рассмотрение духовных вещей, в неизреченные тайны, и они смотрят на душу свою как на прах и пепел. А телесное знание и есть то, которое христиане порицают и считают противным не только вере, но всякому деланию добродетели¹³.

Нетрудно заметить, что на этой первой ступени ведения, о которой говорит св. Исаак, находится почти вся европейская философия, начиная от наивного реализма и кончая эклектическим панлогизмом, и вся наука, начиная от демокритовского атомизма и кончая эйнштейновским релятивизмом.

С первой ступени ведения человек переходит на вторую, когда начинает телом и душой упражняться в добродетелях: в посте, молитве, милостыне, чтении Священного Писания, добродетельной жизни, борьбе со страстями и остальных. И все добрые дела, все дивные расположения души на этой второй ступени ведения действует и совершает Дух Святой деятельностью этого ведения. И оно указывает сердцу стези, ведущие к вере. Но и это сознание телесно и сложно – σωματική και σύνθετος¹⁴.

Третья ступень ведения есть ступень совершенства (τής τελειότητος). Когда ведение вознесется и над попечением о делании земного, и начнет испытывать свои внутренние и невидимые помышления, и презирать то, от чего бывает непотребство страстей, и прострется горе, и последует вере в попечении о будущей жизни и в изыскании сокровенных тайн – тогда сама вера поглощает это ведение и рождает его заново, так что всецело делается оно духом – ώς γενέσθαι αύτήν ολην έξ ολου πνεύμα. Тогда оно может воспарять на крыльях в области бесплотных существ, касаться глубин неосязаемого моря, размышляя о божественном и чудном управлении в естествах существ мысленных и чувственных, и исследует духовные тайны, постигаемые умом простым и тонким – έν διανοία απλή και λεπτή. Тогда внутренние чувства пробуждаются для духовного делания по тому чину, который будет в иной жизни бессмертия и нетления. Потому что еще здесь, как бы втайне, ведение прияло мысленное воскресение в истинное свидетельство всеобщего обновления¹⁵.

Таковы, по преп. Исааку Сирину, три способа ведения, с которыми связано все жительство человека в теле, в душе, в духе. С момента, когда человек начинает различать зло от добра и пока не изыдет из этого мира, сознание его души пребывает в этих трех способах¹⁶.

Первая ступень ведения охлаждает душу для дел на пути Божием. Вторая согревает душу для шествия к тому, что на ступени веры. Третья же есть упокоение от делания. Здесь ум наслаждается тайнами будущей жизни. Но, поскольку естество не может полностью возвыситься над состоянием омертвения (της νεκρώεως) и над тяготою плоти и усовершиться в духовном ведении, то и это ведение не в состоянии послужить к полному совершенству, чтобы, находясь в мире мертвости, человек мог полностью преодолеть телесное естество. Но, пока человек живет во плоти, он переходит от одного ведения к другому. При этом ему помогает благодать и мешают демоны, потому что в этом несовершенном мире нет совершенной свободы. Всякое делание ведения состоит в подвиге и непрерывном упражнении в добродетели, дело же веры не делами производится, но исполняется духовными умопредставлениями в чисто духовном делании, и оно превыше чувств – νπεράνωθέν έστι τών αισθήσεων, так же как знание тоньше чувственных вещей – λεπτοτέρα της γνώσεως. Все святые, сподобившиеся жить такой жизнью, силой веры пребывали в наслаждении этим преестественным житием. Эта вера рождается в душе от света благодати, которая свидетельством ума подкрепляет сердце, чтобы оно не поколебалось в надежде, далекой от всякого самомнения. У этой веры есть духовные очи, которые видят сокрытые в душе тайны, видят тайное божественное богатство, сокровенное для очей сынов плоти, и открываемые Христовым последователям Духом Святым, Которого они получают (ср. Ин. 14:15, 17). Дух Святой есть та сила, которая живет во Христовом человеке и которая защищает и обороняет и душу, и тело его от зла. Эту силу невидимо чувствует очами веры светлый и духовный ум. Святые осознают ее опытом (τη πείρα)¹⁷.

Для того чтобы еще более прояснить тайну ведения, св. Исаак дает новые характеристики знания и веры. Знание, которое занимается видимым и чувственным, называется естественным (φυσική); знание же, которое занимается духовным и бесплотным, называется духовным (πνευματική), потому что ощущение приемлется духом, а не чувствами; а знание, которое подается Божественною силою, именуется сверхъестественным – νπερ τής φύσιν, и оно недоведомо (άγνωστος) и выше знания – ανωτέρα της γνώσεως. И это созерцание душа приемлет не от вещества, которое вне ее, как в случае двух первых видов знания, но оно неожиданно является туне, невещественным образом, внутри ее самой, потому что, по слову Христову: Царствие Небесное внутрь вас есть (Лк. 17:21), и нельзя ожидать, что оно придет в известном видимом облике.

Первое знание бывает следствием непрерывного обучения и прилежного исследования; второе – доброго жития и разумной веры, а третье дано одной только вере, которою упраздняется знание – καταργεϊται ή γνώσις, и дела приемлют конец, и употребление чувств становится излишним¹⁸. Для тайн Духа, которые превыше ведения – νπερ τήν γνώσιν – и которых не ощущают ни телесные чувства, ни разумная сила ума – ούδε τό λογικόν τοϋ νοός, Бог дал нам веру, которой мы узнаем только, что эти тайны существуют. Пришествием Утешителя Спаситель называет дары откровения тайн Духа Святого (см. Ин. 14:16), поэтому совершенство духовного ведения состоит в приятии Духа, Которого приняли апостолы. Вера – это дверь таинств. Как телесные очи видят материальные предметы, так и вера видит духовными очами сокровенное. Когда человек пройдет через дверь веры, Бог вводит его в духовные таинства и открывает ему в разуме море веры – την θάλασσαν της πίστεως άνοίγει εν τή διανοία¹⁹.

В духовном ведении участвуют все добродетели. Оно есть плод упражнения в добродетелях²⁰. Вера вызывает страх Божий, страх побуждает к покаянию и деланию добродетелей. А упражнение в добродетелях порождает духовное ведение²¹. Это ведение, приобретенное долгим опытом и деланием добродетелей, приятно и дает человеку великую силу²². Первая и главная предпосылка духовного ведения – здоровая душа, здоровые органы ведения. Знание это порождение душевного здравия – η γνώσις γέννημά εστι της υγείας της ψυχης; а к оздоровлению душа приходит длительным деланием добродетелей²³. Здравы душой совершенные, и им дается знание²⁴.

Очень трудно, а во многом и невозможно, выразить словами тайну и природу ведения. В мире людских понятий не существует дефиниций, полностью его исчерпывающих. Поэтому преп. Исаак дает многочисленные и различные дефиниции ведения. Его непрестанно мучает проблема ведения. Как огненный знак вопроса, эта проблема постоянно пламенеет перед очами святого подвижника. И он черпает ответы из своего богатого благодатного опыта, приобретенного путем трудных и продолжительных подвигов. Однако самый глубокий и, в моем понимании, самый исчерпывающий ответ, который может дать человек на этот вопрос, это ответ, который дает преп. Исаак в диалогической форме.

Вопрос: Что такое ведение (ή γνώσις)?

Ответ: Ощущение бессмерной жизни (αισθησις της ζωής της αθανάτου).

Вопрос: А что такое вечная жизнь?

Ответ: Ощущение в Боге (αισθησις εν Θεω). Ибо любовь от мудрости, а ведение по Богу – царь всех желаний, и сердцу, приемлющему это ведение, излишня всякая сласть на земле. Потому что нет ничего подобного сладости познания Бога²⁵.

Согласно этому, ведение есть победа над смертностью, сопряжение этой жизни с жизнью бессмертной, соединение человека с Богом. В самом акте ведения есть нечто бессмертное, потому что им преодолевается ограниченность субъекта и свершается переход в область транссубъективного. А когда этот транссубъективный объект – Бог, тогда тайна сознания становится тайной над тайнами и загадкой над загадками. Ведение есть как бы некая таинственная ткань, которую человек ткет между собою и Богом на ткацком станке своей души.

Для людского сознания проблема истины есть нечто самое непосредственное и самое важное. Здесь присутствует нечто, что неодолимо влечет человека в таинственные бесконечности. Инстинктивный голод людского сознания по истине никогда не удовлетворяется – до тех пор, пока сама вечная и абсолютная Истина не станет сущностью человеческого сознания. И оно в своем самоощущении обретет ощущение Бога, и в своем самосознании – ведение Бога. А это дает человеку только Богочеловек Христос. Это единственное воплощение и олицетворение вечной Истины в мире человеческих реальностей. Усвоение Богочеловека как души своей души и жизни своей жизни исполняет человека навсегда вечной истиной.

Что есть истина? На этот вопрос преп. Исаак отвечает: истина есть ощущение по Богу – Αλήθεια έστιν αϊσθησις κατά Θέόν…²⁶ Иными словами: ощущение, чувство Бога и есть истина. Если в человеке существует это чувство, он имеет Истину и знает Истину. Если у него нет этого чувства, для него не существует и Истина. Такой человек может всю жизнь искать Истину, но он не найдет ее до тех пор, пока не обретет чувство Бога, в котором пребывают и чувство, и ведение Истины.

К чувству и ведению Истины приходит человек, который деланием богочеловеческих добродетелей пересоздает и преображает свои органы познания. Для него вера и знание, со всем своим содержанием, – единая неделимая органическая целостность. Они взаимно дополняют, поддерживают и сохраняют друг друга. Свет ума порождает веру, говорит преп. Исаак, вера же порождает утешение надежды, а надежда укрепляет сердце. Вера есть откровение разума – ή άποκάλυψις συνέσεως. Когда помрачается разум, скрывается вера и возрастает страх, и престает надежда. Вера, заливающая разум светом, освобождает человека от гордости и сомнения и именуется познанием и явлением истины – έπίγνωσις και φανέρωσις της αλήθειας²⁷.

Святое ведение достигается святой жизнью; чистоту этого святого ведения помрачает гордость²⁸. Свет истины увеличивается или уменьшается от образа жизни²⁹. На тех, которые хотят жить духовной жизнью, нападают ужасные искушения. Поэтому подвижник веры должен пройти через многие скорби и бедствия, чтобы дойти до познания истины³⁰.

От беспорядочной жизни наступает смятение разума и неустройство помыслов; это создает помрачение в душе³¹. Когда с помощью добродетелей устраняются из души страсти; когда с очей ума спадет завеса страстей, тогда ум может видеть славу иного мира³². Добродетелями растет душа, ум утверждается в истине, становится непоколебимым, готовым встретить и отразить все страсти³³. Освобождение от страстей совершается распинанием ума и распинанием тела. Ум распинается, когда из него изгоняют нечистые мысли; а тело – когда из него искореняются страсти³⁴. В сластолюбивом теле не обитает ведение Божие³⁵.

С помощью добродетелей доходят до истинного ведения, которое есть откровение тайн – ή αποκάλυψις τών μυστηρίων³⁶ – и спасительное ведение³⁷. Главный признак этого ведения – смирение³⁸. Когда ум пребывает в области ведения истины, тогда прекращаются вопросы³⁹, и на него нисходит великое спокойствие и мир; а мир ума именуется совершенным здравием⁴⁰. Когда сила Святого Духа осенит душу, тогда душа научается от Святого Духа⁴¹.

В философии св. Исаака Сирина гносеологическая проблема ведения растворяется в онтологически-этической и в конце концов сводится к проблеме человеческой личности. Онтологически, этически и гносеологически существо и характер ведения зависят от устроения личности, в особенности от устроения и состояния ее органов ведения. В личности подвижника веры ведение своим естеством переходит в созерцание (видение).

2. Созерцание

В философии Святых Отцов слово «созерцание» (η θεωρία) имеет онтологический и гносеологический смысл. Оно означает молитвенно-благодатное сосредоточение души на сверхразумных тайнах, которыми изобилует не только Троичное Божество, но и сама человеческая личность, равно как и сущность богозданной твари. В созерцании личность подвижника веры живет над чувствами, над категориями времени и пространства, ощущая живую, тесную связь с горним миром и питаясь откровениями, в которых приходит то, чего не видел глаз, не слышало ухо, и не приходило то на сердце человеку (1 Кор. 2:9).

В сербском языке нет слова, которое бы адекватно или хотя бы приблизительно адекватно отвечало греческому слову η θεωρία. Описательно его можно было бы перевести как «духовное видение», рассматривание, углубление. Но лучше всего остановиться на церковнославянском и русском слове «созерцание», так как оно полнее всего выражает смысл греческого слова η θεωρία.

Свой огромный благодатный опыт, полученный в состоянии созерцания, преп. Исаак пытается выразить словами, насколько человеческие слова могут охватить и выразить сверхразумные истины опыта веры, чтобы хотя бы до некоторой степени объяснить, что означает созерцание. По нему, созерцание есть ощущение божественных тайн, сокровенных в вещах и в их причинах¹. Созерцание состоит в тонком делании ума – έν τή λεπτή εργασία τοϋ νοϋ — и в божественном размышлении, равно как и в пребывании в молитве². Оно просвещает разумные части души³.

Иногда от молитвы является созерцание, и оно пресекает молитву уст, и тот, кто молился, оставляет тело и переходит в восхищение. Такое состояние именуется молитвенным созерцанием. И в этом молитвенном созерцании существует мера и различие дарований, потому что ум еще не вступил туда, где уже нет молитвы, в состояние превыше молитвы – ύψηλότερον αντης⁴.

С помощью доброго, благодатного жития подвижник веры доходит до созерцания. Начало сего состоит в следующем: человек удостоверяется в промышлении Божием о людях, просвещается любовью к Творцу и удивляется устроению разумных существ и великому Божиему о них попечению. С этого начинается в нем услаждение Богом и воспламенение любви к Богу, любви, попаляющей душевные и телесные страсти. Затем он как вином упоевается божественной любовью, мысль его пребывает в изумлении, сердце отводится в плен Богу; иногда он не помнит, носит ли тело на себе и существует ли в этом мире. – Таково начало духовного созерцания в человеке, и в то же время начало всех откровений уму. С помощью созерцания ум возрастает и воздвигается откровениями, превосходящими людское естество. Одним словом: человеку сообщаются все божественные созерцания и духовные откровения, какие приемлют святые в этом мире, и все дарования и откровения, какие только естество может знать в жизни сей⁵.

Добродетель разума смиряет душу, очищает ее от грубых мыслей, чтобы она не занималась ими страстно, но чтобы двигалась в своем созерцании. Это созерцание приближается к первоначальному естеству ума и называется невещественным созерцанием θεωρία ανλος. Это созерцание есть духовная добродетель, потому что она поднимает ум над земным, приближает его к первоначальному духовному созерцанию – τή πρώτη θεωρία τοϋ Πνεύματος, и сосредотачивает ум на Боге и на созерцании неизглаголанной славы, и отлучает ум от этого мира и от ощущения мира⁶. Духовное житие есть деятельность без участия чувств. Его описали свв. Отцы. Как только ум святого усвоит его, прекращается вещественное воззрение и дебелость тела, и начинается уже воззрение умное⁷.

Есть разные виды молитвы, говорит преп. Исаак, но все они имеют одну цель: чистую молитву. За чистой молитвой настает восхищение (εκπληξις), а не молитва, потому что престает все молитвенное и настает некое созерцание, и ум не молится молитвой. Иное дело молитва, а иное – созерцание в молитве, хотя они и взаимно обусловлены. Молитва – это сеяние, а созерцание – жатва, причем жнущий, в неизреченном видении, пребывает в изумлении, как из голых, маленьких зерен, посеянных им, внезапно выросли перед ним такие дивные колосья. В этом состоянии созерцания ум переходит свои пределы и входит в иную область⁸.

Перерожденный молитвой и остальными подвигами, ум достигает чистоты, и тогда знает, что божественно созерцает Господа, а не человечески⁹. Кто хранит свое сердце от страстей, зрит Господа всякое мгновение. У того, кто непрестанно бдит над своей душой, сердце возвеселяется откровениями. Тот, кто зрение ума своего сосредотачивает внутрь себя самого, созерцает духовную зарю. Тот, кто возгнушался всяким парением ума, созерцает Господа внутри своего сердца. Вот, небо – внутри тебя. Если будешь чист, узришь в себе Ангелов и свет их, а с ними и в них и их Владыку. Душа доброго человека сияет ярче солнца и каждое мгновение возвеселяется видением откровений¹⁰.

Когда человек после многих евангельских подвигов обретет в себе богообразный центр своего существа, он тем самым обретает и центр премирного Божества в этом мире, преодолевает время и видит себя из вечности. И видит себя сверхвременным и сверхпространственным, бессмертным и вечным. В основе своей истинное самопознание и есть истинное богопознание. Кратчайший путь между собою и Богом человек носит в богообразной природе своей души. Здесь кратчайшее расстояние между человеком и Богом. Все пути человека к Богу могут завершиться бездорожьем, только этот несомненно приводит к Богу. В своей философии преп. Исаак особенно подчеркивает важность самопознания. Тот, кто сподобился увидеть самого себя, говорит он, выше сподобившегося видеть Ангела¹¹.

Для того чтобы он мог видеть душу свою в себе, человек должен сперва облагодатствовать свое сердце¹². Нечистые и омраченные души не могут видеть ни себя самих, ни одна другую. Они могут достигнуть этого, если очистятся и вернутся в изначальное состояние¹³. Тот, кто хочет видеть Господа в себе, прилагает усилие непрестанным памятованием о Боге очистить свое сердце; и так при светлости очей ума своего всегда зреть Господа. То, что бывает с рыбой, вынутой из воды, бывает и с умом, который выступил из памятования о Боге. У человека чистой души духовная область находится внутри его самого; солнце, сияющее в нем, есть свет Святой Троицы, воздух, которым дышат жители этой области – Утешитель Дух Святой, а их жизнь, радость и веселие – Христос, Свет от Света Отчего. Такой человек постоянно увеселяется видением души своей и дивится своей красоте – έν τω κάλλει εαυτού θαυμάζει, которая, действительно, во сто крат ярче солнца. Это есть Царство Божие, сокровенное, по словам Господа, внутри нас (Лк. 17:21). Эта область – облако славы Божией, в которое внидут только чистые сердцем, чтобы видеть лицо Господа своего и озарить свои умы лучами Его света. Человек не может узреть ту красоту (το κάλλος), которая внутри него, до тех пор, пока не возгнушается всякой красотой, которая вне его. Тот, кто целомудрен, смиренномудр, кроток, как только встанет на молитву, видит в душе своей свет Духа Святого, и радуется в блистании света Его, и веселится видением славы этого света¹⁴.

В свете Духа Святого человек может познать естество своей души. По естеству душа бесстрастна (απαθής). Когда в Священном Писании говорится о душевных и телесных страстях, то говорится относительно их причин, потому что душа по естеству бесстрастна. Этого не принимают приверженцы внешнего любомудрия – οί τής έξω φιλοσοφίας (или, как мы сказали бы сегодня, приверженцы философии материалистической, вещественной, сенсуалистической, феноменалистической). Напротив того, Бог созданную по образу Своему душу сотворил бесстрастной¹⁵.

Существует три состояния души: естественное, противоестественное и сверхъестественное. Естественное состояние души есть ведение Божиих тварей – чувственных и духовных. Сверхъестественное состояние – созерцание пресущественного Божества – τής υπερουσίου Θεότητος. Противоестественное состояние есть движение души в мятущихся страстями, потому что страсти не принадлежат к естеству души¹⁶. Страсть – это неестественное состояние души, а добродетель – естественное¹⁷. Когда ум питается добродетелями, особенно милосердием, тогда в душе изображается эта святая красота – έκεΐνο το κάλλος το άγιον, которой человек уподобляется Богу¹⁸. В чистом сердце открывается «святая красота» человеческого существа; насколько человек развивает в себе эту святую красоту, настолько он открывает красоту Божиих тварей¹⁹.

Это показывает, что самопознание самый лучший метод для действительного познания природы и материального мира вообще. Кто покорит себя Богу, говорит преп. Исаак, тот близок к тому, чтобы покорилось ему все (τά πάντα). Тому, кто познал себя, дается познание всего – ή γνώσις τών πάντων δίδοται αύτώ, потому что познать себя есть полнота знания обо всем – πλήρωμα της γνώσεως των απάντων έστί²⁰. Если человек смиряет себя перед Богом, перед ним смиряется вся тварь. Истинное смирение есть порождение познания, а истинное познание есть порождение искушения²¹, то есть обретается в борьбе с искушениями.

Человеческое естество становится способным к истинному созерцанию, когда деланием добродетелей очистит себя от страстей. Истинное созерцание естеств чувственных и сверхчувственных, да и самой Святой Троицы, дает Христос. Это созерцание показал и научил ему людей Христос, когда Своею Ипостасию совершил обновление естества человеческого и Своими животворными заповедями проложил людям путь к Истине. И естество человеческое только тогда становится способным к истинному созерцанию, когда человек страданиями, деланием заповедей и скорбями совлечется ветхого человека. В этом случае ум делается способным к духовному перерождению, к созерцанию духовного мира и настоящего своего отечества. Следовательно, созерцание нового мира духом откровения, в котором ум духовно наслаждается, дается благодатью. И это созерцание бывает пищей ума до тех пор, пока он не придет в состояние приять созерцание высшее первого, потому что одно созерцание передает человека другому созерцанию, пока ум не будет введен в область совершенной любви. Ибо любовь есть вместилище всего духовного и водворяется в чистоте души. Когда ум станет в области любви, тогда действует благодать: ум приемлет духовное созерцание и делается зрителем сокровенного – θεωρετικος των κρυπτών²².

Таинственное созерцание открывается уму после оздоровления души²³. Духовного созерцания удостаиваются стяжавшие чистоту души²⁴. Чистота видит Бога²⁵. Бога видят очистившие себя от греха и непрестанно размышляющие о Боге²⁶. Царство небесное есть духовное созерцание. И оно обретается не делами помыслов, его можно приобрести благодатью. И пока человек не очистит себя, он не в состоянии даже слушать о нем, потому что его никто не может стяжать изучением, но чистотой сердца²⁷. Чистые мысли Бог дает за чистое житие²⁸. Трудами и хранением себя источается чистота помыслов, а чистотою помыслов – свет мышления. Отсюда же по благодати ум руководится к тому, над чем чувства не имеют власти, чему не учат и не научаются²⁹.

Молитвенным бдением ум окрыляется и воспаряет к наслаждению Богом, и плавает в ведении, превосходящем человеческую мысль. Душа, которая трудится в этом бдении претерпеть добрым житием, имеет херувимские очи, чтобы непрестанно созерцать небесные тайны³⁰. Душа видит истину Божию соответственно силе жительства – έκ τής πολιτείας δυνάμεως, то есть насколько человек живет верой. Если созерцание истинно, приходит свет и созерцаемое видится близким к действительности³¹. Видение Бога (ή δρασις τοϋ Θεοϋ) приходит от познания Бога, ибо видение Бога не предшествует ведению Бога³².

Цель христианина – жизнь во Святой Троице и созерцание Святой Троицы. По преп. Исааку, любовь есть первоначальное созерцание Святой Троицы. Первая из тайн именуется чистотой; она достигается совершением заповедей. А созерцание есть созерцание ума. Оно состоит в том, что ум приходит в изумление и постигает то, что было, и то, что будет. Созерцание есть видение ума – ή δρασις τοϋ νοός; при этом сердце обновляется и становится беспорочным, без порока, привыкает к тайнам Духа и откровениям познания, простираясь от знания к знанию – από γνώσεως ε’ις γνώσιν, и от созерцания к созерцанию, и от постижения к постижению, и обучается и укрепляется тайно, до тех пор, пока не будет возвышено к любви, соединено с надеждой, и не водворится в нем радость, и ум не будет возвышен к Богу и увенчан естественной славой, с которой был сотворен. Так очищается ум, и ему даруется милость, и он действительно удостаивается созерцания Святой Троицы³³. Ибо существует три созерцания естеств, в которых ум возвышается, трудится и упражняется: два созерцания естеств сотворенных, разумных и неразумных, вещественных и духовных, и еще – созерцание Святой Троицы³⁴.

Подвижник веры, обогащенный неизреченным богатством созерцания, обращаясь к твари, всю свою личность изливает в любви и милосердии. Он любит грешника, говорит св. Исаак, но ненавидит его дела³⁵. Он весь соткан из смирения и милости, из покаяния и любви. Он имеет сердце, милующее всю тварь. А что есть сердце милующее? Это, отвечает преп. Исаак, возгорение сердца о всем творении: о людях, о птицах, о зверях, о демонах и о всяком создании. И при воспоминании о них, и при воззрении на них очи его источают слезы. И от великой и сильной жалости, охватывающей сердце, и от великого терпения умиляется сердце его, и не может оно ни перенести, ни слышать, ни видеть какого-либо вреда или малой печали, претерпеваемой тварью. И потому и о бессловесных существах, и о врагах истины, и о тех, которые обижают его, он всякий час молится со слезами, чтобы они сохранились и были помилованы, и точно так же молится и о пресмыкающихся с великой жалостью, какая без меры возбуждается в сердце его до уподобления в сем Богу³⁶.

Когда человек великими подвигами переносит себя из временного в вечное, когда он живет в Боге, когда мыслит Богом, когда говорит как от Бога (2 Кор. 2:17), когда глядит на мир sub specie Christi[228], тогда мир является ему в своей первоначальной красоте, и он взглядом своего чистого сердца проникает сквозь кору греха до богозданной сущности твари. Созерцание Святой Троицы, пребывающей тайно и недоведомо, подвижник веры проявляет в этом мире временных и пространственных реальностей любовью и милостью, кротостью и смирением, молитвой и печалью за все и вся, радованием с радующимися и плачем с плачущими, страданием со страдающими и покаянием с кающимися. Его жизнь в этом мире – отблеск его жительства в ином мире таинственных и невидимых ценностей. Его мысли и дела в этом мире корнем своим коренятся в ином мире и из иного мира черпают свою животворную и чудотворную силу и мощь. Возьми любую его мысль, или чувство, или дело, или подвиг, и ты всегда найдешь, что их источник – Святая Троица. У него все происходит от Отца через Сына в Духе Святом. Самый роскошный пример этого мы имеем в этом великом подвижнике Пресвятой Троицы, который, вместе с преп. Симеоном Новым Богословом, с помощью благодатного подвижнического опыта смог дать нам самое убедительное оправдание истины о Троичном Божестве и истины о богоообразной троичности человеческой личности.

Заключение