[136]. Вместе с тем и индивидуальное, и социальное Тард, так же как и Дюркгейм, рассматривает в качестве категорий, создаваемых в сознании человека (les faits sociaux sont les phénomenes menteaux), a социальная жизнь представляется ему состоящей из изобретений и подражаний. Законы изобретения и подражания составляют два основных звена социологии Г. Тарда, в которой меньшинству людей отводится роль изобретателей, а большинству – подражателей.
В противоположность Дюркгейму, у которого проблемы языка по существу не затрагивались, Тард уделяет языку довольно много места, так как его
«взгляд на социологию с особенной легкостью применяется к объяснению языка, его образования, его превращений»[137].
Тард хорошо знал основную языковедческую литературу тех лет, в его работах мы постоянно находим ссылки на труды Уитнея, Бреаля, Дармстетера, Сайса. В соответствии с французской философской традицией он принимает взгляд на язык как
«самое могущественное и самое необходимое средство общения между людьми»[138].
Как уже было упомянуто выше, Тард относит язык к коллективному сознанию, рассматривая его в разряде логических категорий:
«Язык, – пишет он, – представляет собой заранее данную социальному человеку логическую аранжировку (arrangement logique), подобно тому, как пространство и время даны человеку, взятому отдельно»[139].
Он разъясняет язык как социальное пространство идей, как манеру осознания и расчленения реальности.
Если бы Соссюр шел всецело за Дюркгеймом, он не подчеркивал бы того, что
«у речевой деятельности есть и индивидуальная и социальная сторона, причем нельзя понять одну без другой»[140].
Несомненно, прав был В. Дорошевский, когда предположил, что идея лингвистики речи была навеяна Соссюру мыслями Тарда. Но, думается, что это предположение можно было бы расширить: труды Тарда могли подсказать и некоторые другие положения соссюровской доктрины – о языке как форме и об оппозициях, как одной из характерных черт языковой системы, к мыслям о которой Соссюр пришел еще в период чтения лекций по разным отделам сравнительной грамматики индоевропейских языков.
Возможно, что идея оппозиций в языке была поддержана знакомством с книгой Тарда «Универсальность оппозиции. Опыт теории противоположности»[141], в которой проблема оппозиций показана на обширном материале, почерпнутом из математики, биологии, психологии и социологии. В ней Тард, полемизируя с Гегелем, отстаивает положение о том, что два члена, которые находятся в отношении оппозиции, обязаны иметь общее измерение, предполагающее их сходство, если же такового свойства у них нет, то эти члены гетерогенны и не могут рассматриваться как оппозитивные. Из этого делается вывод, что два оппозитивных члена должны быть соединены рядом вариаций, доходящих в середине до нуля, т.е. должны нейтрализоваться. Отношения оппозиции Тард отличает от отношений дифференциации.
Эти положения могли заставить Соссюра задуматься над спецификой оппозиций в системе языка и продемонстрировать ее.
Имя Тарда, наряду с именем Дюркгейма, упоминают и советские ученые, занимавшиеся проблемами социального характера языка в 20-е годы и познакомившиеся с «Курсом…» Соссюра[142].
В своей работе Р.А. Будагов критикует доктрины Дюркгейма с позиций марксистской философии. Учению последнего об обществе как «своеобразном психическом существе», т.е. «ассоциации многих сознаний» – точнее, «коллективном сознании», Р.А. Будагов противопоставляет марксистский тезис о производственных отношениях как основе общества и особо подчеркивает, что общественные классы и отношения существуют не на базе принуждения социального факта по отношению к индивиду, которому якобы этим предписывается особое поведение. Критические замечания Р.А. Будагова были направлены против идеалистических утверждений Дюркгейма о существовании вселенной «лишь в той мере, в какой она мыслится» и о неизменности категорий разума, против попытки устранить противоречия между материализмом и идеализмом и против идеалистического решения основного гносеологического вопроса философии – о соотношении материи и сознания:
«Соссюр в своей общей лингвистической теории опирается на эти идеалистические положения Дюркгейма»[143],
– читаем мы в этой работе.
Однако некоторые исследователи нашего времени ставят под сомнение влияние французских социологов на теорию Соссюра. В специальном исследовании эпистемологической парадигмы эпохи, в которой формировалась соссюровская концепция, Э. Кёрнер подчеркивает, что в ней были скорее отражены общие веяния времени[144]. Сопоставив идеи Дюркгейма и его терминологию с соссюровской, Кёрнер показывает, что ключевые термины французского социолога: «социальное принуждение» (contrainte social) и «репрезентация» – не используются Соссюром и не служат основой развития его идей.
Текстуальное сходство некоторых отрывков из книги Г. Тарда «Психология экономики»[145] и выдержек из «Курса…» Соссюра, приводимое Кёрнером, все же оспаривается им на том основании, что Соссюр исходил из чисто лингвистических соображений.
Несомненно, что мимо внимания Соссюра не прошли работы французских лингвистов, занимавшихся философией языка. Следует подчеркнуть, что почти одновременно с формированием младограмматического направления в Германии, отстаивавшего индивидуалистическую концепцию в языкознании, во Франции, как и в некоторых других странах, созревает противоборствующая тенденция. Философские обоснования проблем языка привлекают наиболее крупных ученых. Об этом свидетельствует интерес к проблемам значения слов, которые А. Дармстетер, например, рассматривал в кругу вопросов философии языка[146]. Для него язык был прежде всего инструментом, используемым людьми для общения между собой, а каждое слово трактовалось как
«звуковой знак, который благодаря цепи регулярных ассоциаций, вызывает либо образ материального объекта, либо мысль об абстрактном понятии»[147].
Еще раньше, в 1868 г., М. Бреаль назвал соединение экспериментальных данных и философских обобщений в качестве основной задачи грамматики[148].
Наиболее философский характер демонстрирует книга В. Анри «Лингвистические антиномии»[149], на которую ссылается и Соссюр. Изложение глав ее построено по принципу гегелевской триады: тезис, антитезис и синтез, а обсуждались в ней весьма сложные проблемы: абстрактное и конкретное в языке, идеальное и материальное, energeia и ergon, проблема слов как знаков, т.е. как психо-физиологических явлений, проблема происхождения языка и, наконец, соотношение языка и мысли. Уже простое перечисление этих проблем показывает общую направленность этого небольшого по объему труда, однако гносеологическая ценность его невелика, так как заключена лишь в постановке проблем, а не в их решении; последнее остается в пределах чисто психологических обоснований. Несомненное влияние труда В. Анри на Соссюра было отмечено также Р.О. Шор в ее комментариях к «Курсу общей лингвистики»[150].
Связь идей Соссюра с мыслями французских лингвистов последней четверти XIX в. – представителей старшего поколения – отмечает и Й. Йордан, который писал, что Соссюр
«сфокусировал основные идеи лингвистики тех лет»[151].
От работ Бреаля и Дармстетера во французской лингвистике идет психологизм, о чем свидетельствуют труды их учеников и что один из них – Э. Пишон – особо подчеркивает[152]. Дальнейшее развитие этой линии мы находим у Г. Гийома и других языковедов и психологов[153].
Обсуждением лингвистических проблем занимались и сами психологи. Интересна в этом отношении книга Е. Леруа «Язык. Очерк нормальной и патологической психологии»[154], автор которой рассматривает язык с точки зрения знаковой природы и подчеркивает сложный характер языкового знака, содержащего в себе ассоциацию двух рядов психологических явлений, следуя в этом И. Тэну, как он сам об этом говорит. Леруа трактует в качестве знаков любые состояния сознания – восприятия, чувства, образы – в том случае, если они имеют постоянную связь с вызвавшими их явлениями. На книгу Леруа ссылались многие в те годы, например, А. Мейе и А. Доза, который пишет, что
«Язык (le langage) – это система знаков, как и мимика, но более гибкая, более сложная и менее несовершенная, служащая для объективации психологических явлений»[155].
Наконец, Ж. Вандриес в книге, написанной им в 1914 г., определяя язык как систему знаков, тоже ссылается именно на книгу Е. Леруа[156].
Другой известной в ту пору работой были «Принципы лингвистической психологии» Я. ван Гиннекена, переведенные на французский язык в 1907 г.[157]