вают языковую реакцию. Исходным положением является то, что любое целенаправленное человеческое поведение структурировано и что любые виды человеческого поведения при всей их вариативности могут быть описаны с помощью набора неких инвариантов.
Отсюда следует, что существует возможность выработки единого метаязыка, единой теории, терминологии и методов исследования, приложимых в равной мере как к языковому, так и к неязыковому поведению. Как и следовало ожидать, таким метаязыком оказывается язык дескриптивной лингвистики, а такими методами – методы дескриптивного анализа.
Исследуя акты социального взаимодействия как «поведенческие события» (behaviorial events), К. Пайк считает необходимым различать, с одной стороны, физический субстрат такого «события» или его внешнюю манифестацию, а с другой – те реакции, которые он вызывает у других. Для физического субстрата «поведенческого события» характерна непрерывность (ср., например, слитное произнесение английской фразы I know John или непрерывное движение дирижерской палочки). В то же время реакция людей на собственное поведение и поведение других в своей основе дискретна. Человек, воспринимающий поведенческое событие, сегментирует его, выделяя в нем дискретные отрезки. Дискретные единицы любого поведения именуются «эмами» или «эмическими единицами». Применительно к языковому поведению в качестве таких единиц выступают фонемы (на фонологическом уровне) и морфемы (на морфологическом уровне).
Одним из основных принципов используемой Пайком эмической модели является принцип корреляции «точки» и «класса». Под точкой имеется в виду место, в котором возможна субституция (например, субституция слов во фразах shut the door и shut the drawer или серия взаимозаменяемых игровых приемов, возможных в тот или иной момент футбольного матча). Множество вариантов, возможных и допустимых в той или иной точке, образует эмический класс.
Из сказанного следует, что эмический анализ человеческого поведения исходит из рассмотрения поведенческих актов в свете той реакции, которую они вызывают у участников. Характерно, что, например, цель поведенческого события, фигурирующая в качестве одного из элементов его структуры, рассматривается как «вызов ответной реакции» (elicitation of response).
В унифицированной модели человеческого поведения поведенческие единицы, интуитивно выделяемые участниками события, именуются «бихевиоремами». Согласно утверждению Пайка, любое целенаправленное человеческое поведение может быть сведено к следующей центральной формуле:
U= F D M,
где U – эмическая единица, a F, D и M – три параметра, или три «измерения» человеческого поведения: M – способ манифестации (manifestation mode), т.е. иерархическое, сегментное структурирование физического субстрата любого поведенческого события, F – характер признаков (feature mode), определяемый идентификационно-контрастивными компонентами данной единицы, D – характер дистрибуции (distribution mode).
Как видно из изложенного материала, теория Пайка представляет собой попытку распространить дистрибутивную модель, разработанную дескриптивистами на фонологическом и морфологическом материале, на любую социально-коммуникативную деятельность. При этом характерно, что значение фактически исключается из рассмотрения, подобно тому, как оно исключается из рассмотрения дескриптивистами при анализе языкового материала. Пайк прямо указывает на то, что его теория не постулирует особой абстрагированной единицы значения.
Оценивая разработанную К. Пайком теоретическую модель поведения, нельзя не заметить, что ей свойственна та черта, которая отличает дескриптивизм вообще: здесь метод исследования возведен в ранг самодовлеющей сущности и фактически подменяет теорию. Однако отсутствие надежной теоретической базы в значительной мере ограничивает эффективность самих методов. Ориентированная на бихевиористское понимание языковых и социальных явлений, модель Пайка имеет весьма ограниченную эвристическую силу. Более того, обращает на себя внимание явно односторонний и тенденциозный подбор примеров, которыми автор иллюстрирует свою концепцию. В основном он оперирует более или менее однотипными примерами шаблонизированного, строго регламентированного и, стало быть, в значительной мере предсказуемого поведения: например, игра в американский футбол, декламация стихотворения, обряд бракосочетания. И в этом явно находит свое проявление ограниченность методологической базы, на которую опирается ученый. В самом деле, использование языка в социальных ситуациях, которые не регламентируют столь жестко выбор языковых средств и линию поведения вообще, в ситуациях, которые допускают более «творческий» характер вербальной и невербальной коммуникации, фактически оказывается вне поля зрения исследования.
Представляется правомерной постановка следующих вопросов:
1. Можно ли считать эти элементарные процессы, связанные с реакциями на стимулы окружающей среды, достаточно репрезентативными для языка и для человеческого поведения?
2. Что дает модель Пайка для познания этих процессов?
Прежде всего следует отметить, что явления, на которых останавливает свое внимание Пайк, отнюдь не определяют сущности речевых процессов и носят в основном периферийный характер. Но даже если бы это не было так и если бы рисуемая Пайком картина использования языка на самом деле отражала бы самую сущность описываемых явлений, то и в этом случае пришлось бы признать, что «унифицированная теория человеческого поведения» представляет собой весьма произвольную и абстрактную таксономическую схему, которая, если и может быть исследовательским приемом, то уж во всяком случае никак не может считаться конечной целью познавательного процесса.
Модель Пайка является своеобразным сплавом необихевиористских идей в области социологии и социальной психологии и необихевиористской теории речевой деятельности. Что касается бихевиористских взглядов на природу речевой деятельности, то они уже подвергались обстоятельной критике в работах советских психолингвистов, отмечавших, что согласно этим взглядам, все речевое поведение человека сводится к приспособлению к среде[510]. Те же механистические идеи пронизывают бихевиористскую социологию. И здесь, как справедливо отмечается в работах советских ученых, в качестве универсальной модели, претендующей на объяснение всех и всяческих явлений, предстает та же «магическая» формула S – R, и здесь личность, группа и среда рассматриваются в качестве элементов всеобщей связи[511].
Об ограниченной объяснительной силе модели Пайка и о невысокой эффективности предлагаемых им методов свидетельствует и то, что его теория не нашла большого числа последователей. Пожалуй, самым ощутимым результатом был перенос принятого в дескриптивной лингвистике разграничения «этических» (т.е. не обладающих семиологической релевантностью и относящихся к физической материи языка) и «эмических» (т.е. семиологически релевантных и относящихся к структурным единицам языка) категорий в область социальной и культурной антропологии, а также антропологической лингвистики. Необходимо отметить, что такого рода разграничение не лишено основания. Фактически речь идет о том, что тот или иной факт, языковой или социально-культурный, следует рассматривать сквозь призму данной языковой или социокультурной системы («эмический подход»), не проводя при этом ложных аналогий с внешне сходными явлениями другой системы (чисто «этический» подход). Иными словами, сходство физического субстрата еще не является достаточным основанием для приравнивания друг к другу разносистемных единиц как речевого, так и неречевого поведения.
Если говорить о языковых явлениях, то нельзя, например, ставить знак равенства между семиологически релевантным контрастом палатализованного и непалатализованного [l] в русском языке, с одной стороны, и семиологически нерелевантным контрастом между этими звуками в английском языке, – с другой. В области невербального поведения нельзя, например, отождествлять внешне сходные жестовые знаки (такие, как движение головы, означающие да и нет у русских и болгар), поскольку их «эмическая» роль, т.е. место, занимаемое ими в соответствующих системах, различна. Мысль эта не оригинальна, но в справедливости ее едва ли можно сомневаться.
Значение работ К. Пайка заключается, пожалуй, не столько в том прямом влиянии, которое он оказал на последующие труды американских социолингвистов, сколько в том, что они знаменуют собой промежуточный этап в развитии американской лингвистики. Пайк стремился преодолеть ограниченность американского дескриптивизма, оставаясь верным всем его теоретическим и методологическим постулатам. Эти постулаты были подвергнуты решительному пересмотру в трудах американских социолингвистов, но было бы ошибочно считать, что оказавшие столь серьезное влияние на дескриптивистов бихевиористские идеи не получают никакого резонанса в современной американской социолингвистике. Эти идеи находят свое проявление как в определении самой сущности языка, так и в оценке характера связи между языком и обществом. Даже такой принципиальный противник основных принципов дескриптивизма, как У. Лабов, характеризует язык в одной из своих последних работ, как «форму социального поведения»[512]. Одностороннее подчеркивание поведенческих аспектов вербальной и невербальной культуры характеризует работы многих американских социолингвистов. Отголоски бихевиористской традиции сказываются здесь в чрезмерном акцентировании жестко регламентируемых социальной ситуацией шаблонных и ритуальных форм общения, а порой – в попытках формализовать отношения между социальной структурой и языком в виде простой корреляции независимых и зависимых переменных без какого-либо анализа каузальных связей между ними. Кроме того, современные необихевиористские теории находят свое отражение в некоторых социолингвистических моделях коммуникативного поведения. Нельзя не отметить, что даже критикуя узкобихевиористские взгляды своих предшественников-дескриптивистов, американские социолингвисты во многом остаются верными лежащей в основе бихевиоризма позитивистской методологии.