(3) «Однако все-таки несправедливо, чтобы добрый человек болел, чтобы его заковывали в цепи или вздергивали на дыбе в то самое время, как дурные люди ходят себе здоровые, свободные и ухоженные». Ты так думаешь? В таком случае несправедливо и то, чтобы доблестные мужи брались за оружие, ночевали в лагере и с наскоро перевязанными ранами стояли бы на часах у вала, в то время как всякие педерасты и развратники гуляют в полной безопасности по городу. В таком случае будет несправедливо и то, чтобы благороднейшие из дев поднимались среди ночи для свершения священнодействий[133], в то время как гулящие девки наслаждаются глубоким сном. — (4) Работа зовет лучших. Сенат часто заседает целый день напролет, а в это время люди, не стоящие ни гроша, отдыхают за городом на лужайке, или сидят где-нибудь в кабачке, или развлекаются в веселой компании.
Так уж заведено в мире — этом большом государстве: добрые люди трудятся, расходуют все силы и сами расходуются, причем по своей воле; судьбе не приходится тащить их, они сами идут за ней и торопятся поспеть. Если бы они знали, как, они бы перегнали ее. (5) Помню, вот еще какую мужественную речь я слыхал от нашего доблестного Деметрия: «О бессмертные боги, у меня на вас только одна жалоба: почему вы не открыли мне вашу волю раньше? Я первым, по собственному почину принялся бы за то, к чему вы меня сейчас призвали. Вы хотите взять моих детей? — Я для вас завел их. Хотите какую-то часть моего тела? — Берите, это немного, ведь скоро мне все равно отдавать все. Хотите дух мой? — Пожалуйста, я без промедления верну вам то, что вы мне дали. Я охотно отдам вам все, чего бы вы ни попросили. Но дело в том, что я предпочел бы предложить вам сам, не дожидаясь просьбы. Зачем вам было отнимать то, что вы всегда могли получить в дар? Впрочем, и сейчас вы не отнимаете, ибо нельзя отнять вещь у того, кто не старается ее удержать».
(6) Я ничего не делаю по принуждению; я ничего не терплю против воли; я не раб божий, я божий последователь, тем более, что я знаю, что все на свете происходит по твердо определенному вечному закону. (7) Каждого из нас ведет судьба, и с первой минуты рождения определено, сколько кому осталось жить. Одна причина ведет за собой другую, длинная цепь событий определяет всякое происшествие и частной и общественной жизни. Надо мужественно переносить все, что случается, ибо то, что мы считаем случайностью, на самом деле происходит закономерно. Чему ты будешь радоваться, о чем плакать, — все это было изначально установлено; и хотя жизни отдельных людей на первый взгляд поражают разнообразием, смысл их сводится к одному: мы овладеваем обреченными на гибель вещами, и сами тоже обречены на гибель. (8) Так что же мы возмущаемся? Что жалуемся? На то мы и рождены. Пусть природа распорядится принадлежащими ей телами, как захочет; мужественные и всем довольные, мы будем думать о том, что погибает не наше достояние: наше все при нас.
Как поступает добрый человек? — Отдается на волю рока. Большое утешение — знать, что тебя тащит вместе со всей вселенной; мы не знаем, что распоряжается нашей жизнью и смертью, но знаем, что та же необходимость управляет и богами. Одно и то же необратимое движение увлекает за собой богов и людей. Сам творец и правитель вселенной, написавший законы судьбы, следует им; однажды издав приказ, он сам теперь вечно повинуется. — (9) «Отчего же, однако, бог был так несправедлив в распределении судеб, зачем для хороших людей он предначертал бедность, раны и горькую смерть?» — Мастер не властен изменить саму материю, но лишь может придать ей ту или иную форму. Есть вещи, которые невозможно отделить от других: они встречаются только вместе, нераздельно. Существа, тупые и ленивые от природы, рождающиеся для сна или для бодрствования, едва отличимого от сна, составляются из слабых, косных элементов. Чтобы получился муж, о котором стоило бы говорить, надо, чтобы действовал более сильный рок. Путь его не будет гладок: он должен будет подниматься и падать, бороться с волнами и направлять свой корабль меж водоворотов. Ему придется прокладывать себе дорогу наперекор фортуне, по каменистым кручам; сделать их ровнее и мягче — его задача. Золото получает пробу в огне, доблестный муж — в несчастье. (10) Посмотри, как высоко надо подняться добродетели, и ты поймешь, что путь ее не может быть безопасным:
Труден путь вначале и крут; отдохнувшие кони
Еле взбираются там поутру. Середина дороги
Так высока, что я сам порой от страха бледнею,
Глядя вниз на моря и на земли. Конец же дороги —
Чуть не отвесный обрывистый спуск; тут нужна осторожность,
Чтобы не сверзиться в пропасть; тут даже Фетида-богиня
Каждый вечер пугается вновь за меня и морские
Волны шлет мне навстречу, со дна поднимая…[134]
(11) Услышав эти слова, благородный юноша отвечал: «Эта дорога по мне; поднимаюсь. По таким местам стоит пройти, даже если мне суждено упасть». Его собеседник вновь пытается запугать отважную душу:
Трудно не сбиться с пути — по незнанию или со страху:
Помни, придется идти меж рогов угрожающих Бычьих,
В пасть кровожадного Льва, навстречу стрелам Кентавра[135].
А юноша в ответ: «Готовь обещанную колесницу! То, чем ты надеешься отпугнуть меня, лишь возбуждает мою решимость. Мне хочется бестрепетно встать там, где трепещет само Солнце». Искать безопасных путей — дело низкого труса и лентяя; добродетель стремится вверх.
6. (1) «Но как же все-таки бог допускает, чтобы с добрыми людьми случались несчастья?» — А он не допускает. Он ограждает их от подлинных несчастий: от преступлений и подлостей, от нечистых помышлений и корыстных замыслов, от слепого вожделения и от алчности, покушающейся на чужое добро. Он блюдет и защищает их самих: неужели кто-то станет требовать от бога еще и того, чтобы он охранял поклажу добрых людей? Впрочем, они сами снимают с бога подобную заботу: они презирают все внешнее. (2) Демокрит отказался от богатства, сочтя его лишь бременем для доброй души. Стоит ли удивляться, если бог порой допускает, чтобы с добрым мужем случалось то, чего добрый муж иногда сам себе желает? Добрым людям случается терять сыновей. Почему бы и нет? Ведь они иногда и сами их убивают[136]. Добрых людей убивают. Почему бы и нет? Ведь они иногда и сами налагают на себя руки. (3) Почему им приходится переносить жестокие невзгоды? Чтобы других научить терпению; они рождены в пример и поучение.
Итак, считай, что бог словно бы говорит нам: «Есть ли вам за что на меня пожаловаться, вам, кто возлюбил правду? Других я окружил ложными благами, посмеялся над пустыми душами, заставив их поверить в обманчивое сновидение длиною в жизнь. Я украсил их золотом, серебром и слоновой костью, но внутри там нет ничего хорошего. (4) Вы смотрите на них как на счастливцев; но взгляните не на то, что они выставляют напоказ, а на то, что прячут: они жалки, грязны, бесчестны, низки; они ухаживают за собой, как за стенами собственных домов, украшая только снаружи. Это не прочное, неподдельное счастье, а всего лишь оболочка, и притом тонкая. Пока ничто не нарушает их покоя и не мешает принимать такой вид, какой им хочется, они всякого могут ввести в заблуждение наружным блеском; но стоит случаю нарушить их равновесие или откинуть с них покров, как обнажается глубокая и истинная мерзость, прежде скрывавшаяся под заемным блеском.
(5) Вам же я даровал блага прочные, постоянные; их можно разглядывать со всех сторон, поворачивать как угодно — они будут казаться все больше и лучше. Я позволил вам не бояться страшного, презирать вожделения. Вы не блестите снаружи: ваши достоинства обращены вовнутрь. Так космос презрел внешнее и радуется созерцанию самого себя. Все благо я поместил внутри; ваше счастье в том, чтобы не нуждаться в счастии. — (6) “Да, но сколько выпадает на нашу долю горя, ужасов, непереносимо жестоких испытаний!” — Не в моей власти было избавить вас от этого, и потому я вооружил ваши души против всех невзгод; переносите их мужественно. В этом вы можете превзойти бога: он — по ту сторону зол, вы же можете подняться выше их. Презирайте бедность: никто не бывает при жизни так беден, как был при рождении. Презирайте боль: она уйдет от вас либо вы от нее уйдете. Презирайте смерть: это либо конец, либо переход куда-то. Презирайте фортуну: я не дал ей ни одной стрелы, которая могла бы поразить дух. (7) Главной моей заботой было избавить вас от всего, что могло бы заставить вас поступать против воли: вам всегда открыт выход. Не хотите драться — можете бежать. Вот почему из всех вещей, которые я счел необходимыми для вас, самой легкодоступной я сделал смерть. Я поместил душу на покатом месте: от малейшего толчка она скользнет к выходу; приглядитесь и увидите, какая короткая и удобная дорога ведет на свободу. Я не заставляю вас ждать у выхода так же долго, как у входа. Если бы человек умирал так же долго, как рождается, фортуна забрала бы слишком большую власть над вами. (8) Всякое место, всякое время могут научить вас, как легко отказаться от жизни и кинуть назад природе полученный от нее дар. Стоя пред алтарем, глядя на торжественные обряды священнодействия, внимая молитвам о продлении жизни, учитесь смерти. Вот тучные быки валятся замертво от крошечной раны, и человеческая рука одним ударом поражает могучих животных; тоненький нож перерезает связку на затылке, разъединяя сочленение, связывающее голову с шеей, и вот вся громадная туша валится наземь.
(9) Дух спрятан неглубоко; чтобы выпустить его, не нужно непременно железо; не надо пронзать грудь глубокими ранами в поисках обиталища души: смерть везде под рукой. Я не назначал определенного места для смертельных ударов: этой цели можно достичь любым путем. А само то, что зовется умиранием — когда душа отходит от тела — свершается с молниеносной быстротой, какую не в силах воспринять наши чувства. Стянется л