Когда речь о политике, Макиавелли никогда не вспоминает христианских заповедей. Бывают времена, когда успех сопутствует негодяям (а именно в такое время он и жил). Значит, с негодяями нужно разговаривать на их языке: «Государь осмотрительный и дурной лучше доброго, но неосторожного, ибо добрый не будет управлять, а будет управляемым, главным образом наихудшими людьми, осторожный же и мудрый государь, хотя он и повредит (быть может) благочестивым, всё же будет сдерживать и злых, а это особенно важно в мире сём, который есть скопище злых».
Если Сенека писал о том, как нужно жить, то Макиавелли обратился к грубой практике. Его волнует не то, что красиво, а то, что практично. Философ восторгается даже злодеями, если они талантливы и изобретательны.
Давно забыты уже и Борджа, и другие ловкие авантюристы, вдохновляющие автора «Государя». Но философ был прав, когда говорил, что находить новые порядки и способы действия не менее опасно, чем искать неизведанные земли и моря. Именно он стал символом беспринципного, лицемерного политика, для которого все средства, ведущие к цели, хороши.
А как же мораль?
Политики против моралистов
Макиавелли обвиняли в том, что он указывает не просто самый действенный, но часто и самый грязный путь к успеху. Однако флорентиец ничего не изобрел, а лишь объяснил, как действует существующий политический механизм. Роберт Кох ведь не виноват, что его именем названа открытая им туберкулезная палочка. «Мне показалось правильным следовать настоящей, а не воображаемой правде вещей», — писал Макиавелли. Он всего лишь устроил читателю экскурсию на политическую кухню, где издавна варят зелье, причем отнюдь не по рецептам философа. Просто политика и мораль живут в разных измерениях. Иначе воинов не награждали бы за убийство, а правителей, посылающих войска в чужие земли, судили.
Макиавелли, конечно, не был образцом нравственности, однако был не хуже других, говорящих высокоморальные вещи. Его герой — хитрый и ловкий государь, мастер политической интриги, реалист и прагматик: «Не отклоняться от добра, если это возможно, но уметь вступить на путь зла, если это необходимо», — напутствует его философ. Однако добро и зло в жизни так связаны друг с другом, что «невозможно пользоваться одним, не прикасаясь к другому». Макиавелли впервые прямо и откровенно сказал об этих малопривлекательных реалиях, отделив политику от лжи: «Ни разу не пожелал прикрыть неблаговидный поступок благовидным предлогом или очернить похвальное дело из-за того, что оно предпринято ради противной цели».
Понимали его по-разному. Дидро писал, что Макиавелли как будто говорит в своем произведении: «Читайте хорошенько мою книгу; и если вы получите государя, то он будет именно таким. Берегитесь». По словам Руссо, делая вид, что дает уроки государям, Макиавелли на самом деле преподносит великие уроки народам. Но диктаторы всегда улавливали суть с полуслова.
Бенито Муссолини, главарь итальянских фашистов, в докладе на соискание доктора права в университете Болоньи в 1924 году утверждал, что спустя четыреста лет после Макиавелли люди стали не лучше, а хуже: «Времена изменились, но если бы мне было позволено судить моих ближних и современников, то я не смог бы никоим образом смягчить суждения Макиавелли. Возможно, я должен был бы усилить их».
И вправду: разве мало в нашем веке прилежных учеников философа? Троцкий, к примеру, полагал, что великие задачи, поставленные марксистскими мыслителями, оправдывают жестокости в духе Макиавелли, и двадцатый век вернулся к морали Возрождения. А ленинская мораль, подчиненная интересам «классовой борьбы пролетариата»? Что для этой борьбы полезно, то и хорошо. Но о том же толкует и Макиавелли (только у него вместо пролетариата — государь): годится всё, что ведет к успеху. Или, как подмечает грубоватая пословица, всё полезно, что внутрь пролезло.
Обличать беспринципность легко, но бесполезно; зато поднести зеркало к физиономии монарха и дать полюбоваться отражением — это помнится столетиями. Макиавелли напоминает нам, что не следует обольщаться насчет моральных качеств вождей: их цели всегда оправдывают средства. Что же это за цели?
Для самого Макиавелли высшая цель — интересы государства. Вот как средневековый философ рекомендует удерживать власть: для этого нужно «сохранять состояние нерешительности и неизвестности, держать людей постоянно в ожидании, чем закончатся очередные начинания». Как всё похоже…
Когда на весах спасение родины, пишет он, его не перевесят никакие соображения справедливости и несправедливости, похвального или позорного. Предпочесть следует то, что спасет родину и сохранит свободу. Творимое зло он оправдывает высшим, с его точки зрения, добром — государством, принося ему в жертву отдельную личность. Для него она не более чем деталь государственной машины.
Однако идеи всеобщего блага, за которыми уже не разглядеть человека, опасны, и это не раз доказывали почитатели великого флорентийца. Они и по сей день твердят, что, мол, политика — грязное дело. Но в такое дело можно превратить не только политику, но и, к примеру, литературу, науку или бытовое обслуживание, потому что всё можно делать грязно. И пока политические приемы, о которых писал Макиавелли, по-прежнему в ходу, говорить, что времена изменились к лучшему, рано.
«Не хотим философов!»
В 1527 году Рим разграбили испанские католики и лютеранские ландскнехты. Режим Медичи пал, была восстановлена республика. Папа Климент VII опять призывает некогда опального философа. 58-летний Макиавелли хочет служить республике и предлагает свою кандидатуру на пост канцлера. Но ему не простили сотрудничества с Медичи, а чиновничья верхушка опасалась его смелого мышления. «Не хотим философов!» — восклицал в Большом совете один из отцов города. Некий знатный оратор даже привел такой аргумент: «Он учёный. Отечество нуждается в людях благонадёжных, а не в учёных». Да и насмешливый нрав Никколо мало кому нравился. «Вредные гвозди» государству не нужны.
Через полтора месяца он умер, причем многие говорили об отравлении. Его похоронили во Флоренции, в церкви Санта Крочи, где теперь пантеон великих людей города. Здесь лежат Микеланджело, Галилей, Россини. В 1727 году потомки поставили памятник и написали: «Имя его выше всяких похвал».
…Римляне полагали, что подлинная сила всякого характера проявляется в момент смерти. Макиавелли незадолго до кончины, мучаясь от сильной боли (он умер, скорее всего, от аппендицита), балагурил. А за несколько часов до смерти рассказал свой сон:
— Я видел редкое скопление бедных, оборванных, изможденных людей. Мне объяснили, что это были души рая. Потом они исчезли и явилось множество лиц, благородной внешности в королевских одеяниях, которые степенно беседовали о государстве. Среди них я узнал Платона, Плутарха, Тацита… На мой вопрос, кто эти пришельцы, мне ответили, что это грешники ада. Потом исчезли и они, и меня спросили, с кем бы я хотел быть. Я ответил, что скорее пойду в ад толковать о государстве с благородными, чем быть в раю с нищими духом.
Эти слова папа Павел IV ему потом припомнил, и книги флорентийца запретили. Опытные политиканы обвинили философа в том, что он изобрел описанный им мир. Российским монархам тоже претила такая откровенность. В 1737 году князя Голицына судили за чтение опасного философа, и вельможа едва не поплатился за это жизнью. Зато век спустя Пушкин назвал Макиавелли великим знатоком природы человеческой.
Со временем и политики стали откровеннее: Ленин считал одиозного итальянца «умным писателем по государственным вопросам», а при Сталине его даже переиздали. Ученики пошли дальше учителя. В результате десятилетия спустя бывший заместитель Генерального секретаря ООН Аркадий Шевченко, порвавший с СССР в 1978 году, написал в своих воспоминаниях, что если бы Макиавелли жил среди советской элиты, то он был бы студентом, а не профессором.
Макиавелли ничего не придумывал, а лишь описывал то, что видел, и потому в нашем веке автора «Государя» считают основателем политической науки, который от теории обратился к практике. В одной из работ ученый так сформулировал главную цель своих трудов: «Долг каждого честного человека — учить других тому доброму, которое из-за тяжелых времен и коварства судьбы ему не удалось осуществить в жизни».
Философ отделял политику от религии, утверждая, что её определяют не Бог и не мораль, а естественные законы жизни и человеческая психология. Он понял, что политиками движут реальные земные интересы, подчас самые низменные. Если хочешь добиться успеха — нужно смотреть в глаза фактам и действовать так, как требует обстановка. На божественное провидение полагаться не приходится, в борьбе с судьбой следует рассчитывать только на собственные силы. Макиавелли не такой уж и циник, как может показаться, что и доказывают современные политические реалии. Стал ли мир политики более нравственным со времен флорентийского философа — вопрос спорный.
Теперь остается рассмотреть, как государь должен вести себя по отношению к подданным и союзникам. Зная, что об этом писали многие, я опасаюсь, как бы меня не сочли самонадеянным за то, что, избрав тот же предмет, в толковании его я более всего расхожусь с другими. Но, имея намерение написать нечто полезное для людей понимающих, я предпочел следовать правде не воображаемой, а действительной — в отличие от тех многих, кто изобразил республики и государства, каких в действительности никто не знавал и не видывал. Ибо расстояние между тем, как люди живут и как должны бы жить, столь велико, что тот, кто отвергает действительное ради должного, действует скорее во вред себе, нежели на благо, так как, желая исповедовать добро во всех случаях жизни, он неминуемо погибнет, сталкиваясь с множеством людей, чуждых добру. Из чего следует, что государь, если он хочет сохранить власть, должен приобрести умение отступать от добра и пользоваться этим умением смотря по надобности.