У сердца свои доводы
Умирает отец. Паскаль сочиняет эпитафию: «Ты, смотрящий на эти останки, — единственное, что осталось от такой прекрасной жизни, — удивись хрупкости всего существующего; оплакивай нашу потерю…» Блез снова возвращается к научным занятиям, самозабвенно, не рассчитывая сил. В результате здоровье резко ухудшилось, и врачи не смогли предложить ничего, кроме замены умственных трудов развлечениями.
Европа восхищается работами ученого, а он в это время борется с соблазнами людской славы: носит на теле пояс с гвоздями, и когда ему кажется, что похвалы возбуждают честолюбие и гордость, прижимает пояс локтем к боку… В душе Паскаля смятение: всё, что раньше радовало, теперь вызывает горечь и кажется ничтожным. Блез убежден, что эти новые ощущения — знак свыше. И учёный задает себе вопросы: есть ли сверхъестественный мир? Следует ли верить в Бога?
Он рассуждал как математик. Что касается Бога, то разум ничего не решит. Нужно только оценить, что выгоднее: вера или неверие? Какова тут степень вероятности и величина риска? С точки зрения разума вероятность за и против одинакова. Остается риск. С одной стороны, предстоит поставить на карту конечное, чтобы выиграть бесконечное — то есть рискнуть малой ставкой ради большого выигрыша. Ясно, что лучше допустить существование Бога, так как всегда «стоит верное ничто обменять на неверную Бесконечность».
Заметим, попутно, что привычные сегодня истины тогда ещё вряд ли кому приходили в голову. Например, что наука ничего по поводу существования Бога сказать не может, потому что наука и религия несопоставимы, как килограмм и километр. Каждая из них занимается своей стороной жизни человека и мира. И в естествознании не бывает теорий «материалистических» и «идеалистических», а есть лишь вероятные и достоверные, истинные и ложные. Поэтому список выдающихся ученых, веривших в Бога, поистине бесконечен — от Коперника и Ломоносова, Попова и Менделеева до наших современников.
Болезнь подтачивала силы, парализовала ноги, и Блезу нужны костыли. Но это для тела, а где взять костыли для души, чтобы превратить зло в добро? Ответ он видит в христианстве, которое объясняет происхождение болезней. Человек согрешил, и Господь во имя справедливости подвергает его страданиям. Религия указывает и путь к спасению: страдания должны стать тем каналом, по которому благодать снисходит на человека. Паскаль благодарит Бога за болезнь, потому что это, по его мнению, — надлежащее состояние христианина: болезнь «приучает к лишению всяких благ и чувственных удовольствий, приучает удерживаться от страстей, которые всю жизнь обуревают человека, быть без честолюбия, без жадности, быть всегда в ожидании смерти». Мысль о смерти его страшит, и он утешается тем, что земная кончина — лишь начало подлинной жизни. Ведь по христианскому учению, рассуждает Паскаль, наша любовь к жизни есть лишь извращенная склонность к жизни вечной. А ужас смерти — это извращенный ужас к вечной смерти. Поэтому чем больше мы будем страшиться смерти духовной, тем меньше ужаса будет внушать смерть телесная.
Паскаль уже не довольствуется презрением к светской суете. Он хочет любить Бога и взывает: «Господи! Посети Твоего слугу!»
Блез добился своего. В одну из ноябрьских ночей 1654 года его охватил религиозный экстаз, и он почувствовал присутствие Бога. Торопливой рукой он заносит на бумагу эти отрывочные фразы. Листочки пергамента зашил в одежду, и «амулет Паскаля» нашли после смерти философа.
В 32 года он уединился в келье монастыря Нор-Рояль, где уже несколько лет вела монашескую жизнь младшая сестра. Затворник обрек себя на бедность и подчинение монастырским правилам. Постился, лишал себя сна вопреки запретам докторов. Здоровье, как ни странно, улучшилось, настроение тоже, и это дало Паскалю повод сказать, что здоровье зависит больше от Христа, чем от Гиппократа. Учёный уверен, что у сердца свои доводы, неподвластные разуму.
Мысли о вере
Последние восемь лет жизни, бесплодные для науки, давали Паскалю обильные философские плоды. После смерти в его комнате нашли несколько свертков отрывочных записей. Это большое незаконченное сочинение в защиту религии — его знаменитые «Мысли». Их автор размышляет о вечных вопросах — о жизни, о смерти, о счастье.
Даже ничтожный промежуток времени, именуемый жизнью, человек не может потратить с толком: желая истины и счастья, он не находит ни того, ни другого. Вместо того, чтобы думать об этих наиважнейших вещах, люди стараются забыться, убивая время в политике и развлечениях, пока время не убивает их самих. Каждый день смерть забирает кого-то из нас, а мы лишь скорбно и безнадёжно ожидаем своей очереди… Мысль о смерти для Паскаля невыносима: «Легче умереть, не думая о смерти, чем перенести мысль о смерти, не подвергаясь опасности». Не имея возможности избавиться от смерти, нищеты и неведения, люди ищут счастья в светской сутолоке, которая лишь мешает задуматься всерьёз о своём положении. Оставьте короля без наслаждений, без общества, без охоты — и увидите, что без развлечений он несчастен, замечает Паскаль.
Между тем, человек уже был счастлив, когда был с Богом. Теперь от былого блаженства остался лишь слабый след, и нынешнюю пустоту тщетно пытаются заменить — кто созерцанием природы, кто науками, а кто и пороком. Но настоящее благо не зависит ни от власти, ни от знаний, ни от удовольствий. Всё это не сможет дать полного счастья, и потому придётся довольствоваться неполным, дополняя его из неисчерпаемого перечня несбывшихся удовольствий. Даже достигая их, мы не становимся счастливее, потому что появляются всё новые желания.
Что же делать? Паскаль отвечает: стремиться к бесконечному и всеобщему существу — Богу, потому что только Он в состоянии дать нам полное счастье. Когда Бог касается нашей души, то преображает её, в ней просыпаются страх и совесть. Человек видит непостоянство зримого мира и осознаёт существование мира незримого. Он понимает, что любые блага, которые уходят вместе со смертью, неподлинны. В поисках высшего блага душа обращается к небесам…
Такой ответ нашел для себя Паскаль на самый главный для человека вопрос. И он хочет объясниться с «порядочными людьми», открыть им глаза. Величие независимого человека — идеал Возрождения — на его взгляд, опасное преувеличение, чреватое самообожествлением. Человек одновременно и велик, и ничтожен: «Не нужно человеку верить, будто он равен ангелам и животным, а необходимо и полезно ему знать того и другого в себе». Добро и зло связаны тесными узами, и напрасно философы разводят их по разным полюсам. Без веры в высший источник, способный просветлить разум, нельзя стать счастливым.
По мнению философа, мы пришли в мир, чтобы любить и наслаждаться. Это не нуждается в доказательствах, потому что ощущается каждым. Но только любовь к Богу может стать источником истинного наслаждения, возвышенного и благородного. Без Бога человек ничтожен, его жизнь подчинена случайности. Если бы нос Клеопатры имел другую форму, то история была бы другой, уверен автор «Мыслей». Не стоит надеяться и на разум. О каком разуме может идти речь, если для управления государством люди выбирают… старшего сына королевы. Это ничуть не более разумно, чем назначать капитаном корабля самого знатного пассажира. Поэтому рассуждая о том, что такое добро, за основу нужно брать не нашу волю, а Божью: всё, что Он хочет, для нас хорошо, а чего не хочет, то дурно.
«Мыслю, следовательно существую», — провозгласил Декарт. Паскаль возражает: как глупы эти наши мысли, на какие пустяки направлены! Лучше открыть сердце вере, которая развеет пустые софизмы. Мы ничего не потеряем, отвергая ложные умствования, потому что сердце дальновиднее их. Истинной мудрости не нужны принципы, почерпнутые у собственных страстей, она просит их у Бога.
Однако эти мысли рассчитанные на верующее сердце, далеко не всегда выдерживают критику разума. Вольтер в своих «Замечаниях на „Мысли“ г-на Паскаля» заметил, что «в целом настроение, в котором г-н Паскаль писал эти мысли, можно определить как стремление показать человека в одиозном свете. Он упорно старается изобразить всех нас дурными и жалкими… Я осмеливаюсь стать на защиту человечества против этого возвышенного мизантропа».
…Когда умерла старшая сестра, Блез лишь сказал: «Дай Бог нам всем такую кончину». Сёстры часто жаловались, что Блез не говорил им ласковых слов и ничем не проявлял своего расположения. Правда, помогал, но это не мешало сёстрам подозревать, будто брат их не любит. Брат же думал так: «Если есть Бог, надо любить его, а не его творения». Вольтер на это резко возражает: «Нужно любить творения, и очень нежно; нужно любить свою родину, свою жену, своего отца и своих детей, и любить их тем более, что Бог заставляет нас их любить вопреки нам самим. Противоположные принципы способны лишь творить жестоких резонёров».
Спорить с философом решились немногие, предпочтя списать его спорные, парадоксальные, неожиданные мысли на такие всем понятные причины, как болезнь, опухоль мозга, галлюцинации. Но у Паскаля было довольно и сторонников, в том числе не менее именитых, чем Вольтер. Вот что писал, например, Лев Толстой: «Удивительная судьба этой книги! Является пророческая книга, толпа стоит в недоумении. И вот приходит один из тех, которые, как говорит Паскаль, думают, что знают и потому мутят мир: мол, он был больной и ненормальный, и потому всё понимал навыворот. Он отрёкся даже от того хорошего, что сделал и что нам нравится. И занялся совершенно бесполезными рассуждениями о судьбе и будущей жизни. „Поэтому надо брать из него не то, что он сам считал важным, а то, что мы можем понять и что нам нравится“. И толпа рада: нечего тут понимать. Паскаль открыл закон, по которому делают насосы, и это хорошо. А всё, что он там говорит о Боге и бессмертии — это пустяки, — иронизирует Толстой. — Не нужно усилий, чтобы подниматься до него; напротив, мы с высоты своей нормальности можем покровительственно и снисходительно признавать его заслуги».