Так какое же «разумение нравственности» имел в виду Кант, без чего все наслаждения ничего не стоят?
Он призывал помнить, что человек — цель, а не средство. И жить надо достойно человека — не холопствовать, не принимать благодеяний, не допускать попрания своих прав. А чтобы это удавалось, нужно всегда думать самому, почаще становиться на место другого и никогда не изменять себе.
Смысл жизни, счастье — не вне человека, а внутри его.
Или мораль, или вечный покой
Чтобы быть счастливым, надо, как минимум, быть. Вот тут-то и начинаются сложности. Мир между соседними народами Кант считал неестественным состоянием, потому что гораздо естественнее была война. И хоть оружие тех времён с точки зрения нынешних генералов выглядит несерьёзно, но его вполне хватило бы, чтобы враги могли уничтожить не только друг друга, но и всё прочее население. Поэтому вывеска на одном из трактиров «К вечному миру» рядом с изображением кладбища навела философа на невесёлые мысли. Если оставить в стороне кладбищенский юмор, то всё равно требует ответа вопрос: как людям договориться о мире, чтобы вражда не обернулась преждевременным вечным покоем?
Мирный договор, подписанный Францией и Пруссией, стоил обеим сторонам около двухсот тысяч жизней. Но враждебность осталась и новые конфликты были неизбежны. Философ в своей работе «К вечному миру» размышляет о том, как соединить мораль с политикой. Трактат написан в форме дипломатического договора, который, как надеялся автор, мог бы помочь народам избежать вражды. Предотвратить войну может только международное правительство. Речь идёт не о некой сверхдержаве, а о союзе равноправных народов, федерации свободных государств.
Сначала в этих государствах должны исчезнуть постоянные армии. Угрожая друг другу, они провоцируют наращивание вооружений и в конце концов мир становится обременительнее небольшой войны. Ясно, что такая война неминуемо случится и, скорее всего, затянется. Но и во время сражений философ рекомендует правителям думать о будущем мире, который невозможен без взаимного доверия. Поэтому, даже воюя, нельзя делать ничего такого, что разрушало бы это доверие — скажем, засылать к врагу тайных убийц, вербовать шпионов, нарушать договорённости. Впрочем, правители охотно используют подобные приёмы и в мирные времена, приближая очередную войну.
Но о чём толкует на старости лет этот философ? Неужто он так и не понял, что политика плохо уживается с моралью? Ведь и в наши дни иные чиновники порой снисходительно объясняют журналистам, что политика — это грязное дело и нечего сюда путать мораль. Что ж, профессор Кант знавал и такую разновидность политических практиков. Эти государственные мудрецы, писал философ, на деле занимаются политиканством, раболепствуя перед властью, чтобы не упустить личной выгоды, и предают народ. Профессор называл их ремесленниками, которые, кичась тем, что знают людей, воображают, будто способны судить о праве. Но, зная людей, они не знают человека и полагаются на свой опыт, который диктует такие проверенные принципы, как «победителей не судят», «не пойман — не вор», «разделяй и властвуй». В результате мы имеем то, что имеем.
Политическому моралисту, подгоняющему мораль к собственной выгоде, Кант противопоставляет морального политика, чьи принципы не противоречат, а совмещаются с моралью. Если в отношениях между государствами он обнаруживает помехи, то старается их устранить, сообразуясь с разумом и жертвуя эгоизмом. Как именно? С помощью права и гласности. Философ уверен, что всё, что делается тайно, противоправно, и честность — лучшая политика.
Профессор, конечно, понимает, что политические ремесленники с юмором отнесутся к его проекту. Поэтому и сам позволяет себе пошутить. Договор о вечном мире он дополняет тайной статьёй, где рекомендует государствам, собравшимся воевать, учесть соображения философов по этому поводу. Кант — это не Платон с его идеалом правителя-философа и даже не Сенека, учивший будущего тирана мудрости. «Нельзя ожидать, чтобы короли философствовали или философы стали королями, — пишет он. — Да этого нельзя и желать, так как обладание властью неизбежно искажает суждения разума». Вывод один: не дать философам умолкнуть.
Трактат, похоже, мало повлиял на политиков, зато у читателей вызвал большой интерес. Ни одно произведение Канта не пользовалось таким успехом, как это.
Хочешь наслаждаться жизнью — работай
Жизнь утомила философа и, обессиленный старостью, он говорил, что ни под каким видом не согласился бы начать всё сначала. Единственное средство быть довольным жизнью он видел в работе ради достойной цели.
А друзья? Ведь, по Канту, меланхолик предрасположен к возвышенной дружбе. Но друзей у него не было, и профессор порой говорил: «Дорогие друзья, друзей не существует». Не повезло ему и в семейной жизни: он был одинок, как, впрочем, Платон, Декарт, Спиноза, Вольтер и многие их коллеги. Говорили, что этому помешала застенчивость, хотя сам профессор оставил такое свидетельство: «Когда мне могла понадобиться женщина, я не был в состоянии её прокормить, а когда был в состоянии прокормить, она уже не могла мне понадобиться». Не исключено, что безбрачие и стало причиной его несколько утилитарного взгляда на брак: «Всё очарование, которое оказывает на нас прекрасный пол, в основе является распространённым половым влечением». Философ предупреждал, что это ненадёжная основа любви, потому что «огонь, зажжённый в нас одной особой, весьма легко может быть погашен другой». Особое возмущение читателей вызвало его замечание о том, что брак — юридический договор о взаимном пользовании половыми органами друг друга… Профессор, как видим, не был в этих вопросах большим специалистом, но всё же некоторые его суждения любопытны. Так, он считал, что супружеская чета должна образовывать как бы единое лицо; его оживляет женский вкус, а управляет им — мужской рассудок. А поскольку нежные чувства со временем притупляются, то искусство семейной жизни заключается в том, чтобы уберечь их от равнодушия и пресыщения.
До старости ценил женскую красоту. Уже на восьмом десятке, полуслепой, обедая по выходным у приятеля, он сажал со стороны здорового глаза красивую женщину и не скрывал, что испытывает большое удовольствие.
Лекарствам не доверял, зато следил за успехами медицины в области продления жизни. Радовался, что немногие достигли столь почтенного возраста. По ежемесячным сводкам полицейского управления Кёнигсберга о смертности определял вероятную продолжительность своей жизни. Но в последние годы философ убедился, что дух бессилен перед болезнями. За год до смерти записал на листке библейские слова: «Жизнь человека длится 70 лет, много 80». Ему было уже 79, смерти он не боялся и говорил: «Я буду уметь умирать… Если бы в эту ночь ко мне явился ангел смерти и я почувствовал, что умираю, я бы поднял руки кверху и сказал: слава Богу!» На самом деле в свой последний день, придя в сознание, он выпил немного разбавленного вина и сказал: «Хорошо». Это и было его последнее слово.
Труды философа современники оценили по достоинству. Кант — член Берлинской, Петербургской и Сиенской академий наук. Вскоре после смерти пришло известие об избрании его парижским академиком. Но при жизни учёный избегал всего, что походило на чествование. Ему тягостно, когда в его честь хотят изготовить медаль. У него такое чувство, будто молот чеканщика падает на него самого, а он должен издавать звон…
В Калининграде — так теперь зовётся Кёнигсберг — и сейчас у развалин древнего собора можно увидеть могилу великого философа. Когда-то здесь располагалась и прогулочная галерея — «Стои Кантиана», где были высечены слова:
Здесь увековечен достойный учитель,
Юноша, думай о том, как обессмертить себя!
Ничего этого уже не сохранилось после того, как по городу прошлась самая жестокая в истории война. Зато кантовский призыв к вечному миру — остался.
Знаменитый кантовский категорический императив дословно звучит так: «…поступай так, чтобы использовать человека для себя так же, как и для другого, всегда как цель и никогда лишь как средство». Есть и более простая формулировка: «Другой человек должен быть для тебя святым».
Кант был уверен, что только уважение морального закона и следование долгу делает поступок моральным. Мораль заключена в самом человеке, который самодостаточен благодаря разуму и потому не нуждается в религии. Такая этика, по мнению философа, даёт человеку, кроме прочего, уверенность в собственном бессмертии: ведь если в этой жизни добрый поступок не будет вознаграждён, то, значит, остаётся верить, что Бог не оставит добро без награды. Чтобы стать угодным Богу, человеку достаточно благочестивого образа жизни, а все религиозные организации, догмы, обряды и прочее — заблуждение и напрасный труд, полагал философ.
1. «Ни один мирный договор не должен считаться таковым, если при его заключении тайно сохраняется основа новой войны».
Ибо иначе это было бы только перемирие, временное прекращение военных действий, а не мир, который означает окончание всякой вражды и присоединять к которому прилагательное «вечный» есть уже подозрительный плеоназм. Мирный договор уничтожает все имеющиеся причины будущей войны, даже те, которые, может быть, в данный момент не известны самим договаривающимся сторонам и которые впоследствии могут быть хитро и изворотливо выисканы в архивных документах.
2. «Ни одно самостоятельное государство (большое или малое, это безразлично) ни по наследству, ни в результате обмена, купли или дарения не должно быть приобретено другим государством».
Государство — это общество людей, повелевать и распоряжаться которыми не может никто, кроме его самого. Поэтому всякая попытка привить его, имеющее подобно стволу собственные корни, как ветвь к другому государству означала бы уничтожение первого как моральной личности и превращение моральной личности в вещь и противоречила бы идее первоначального договора, без которой нельзя мыслить никакое право на управление народом.