Вили уже знает, что нужно делать, чтобы произвести хорошее впечатление. Когда после окончания гимназии выпускнику потребовалось произнести речь, то будущий философ выбрал довольно странную тему: «О жалком состоянии искусств и наук у турок». Ясное дело, что туркам в этом отношении было далеко до немцев, что и позволило смышлёному гимназисту должным образом отметить местного покровителя искусств: «Теперь мы поймём выпавшее на нашу долю счастье и будем достойным образом ценить то, что родились в государстве, монарх которого…» и т. п. Это — о деспоте и солдафоне Карле-Евгении, гонителе Шиллера.
Дальше тоже всё идёт гладко — теологический факультет Тюбингенского университета, герцогская стипендия… Там Гегель стал кандидатом богословия и получил аттестат, из которого следовало, что, несмотря на способности и хорошее физическое развитие, молодой человек не проявил стараний в учёбе, особенно в философии.
Как и Канту, ему пришлось несколько лет поработать домашним учителем. Получив отцовское наследство, переезжает в Йену. Несколько благополучных лет он преподаёт, пишет, чтобы затем внезапно поменять всё это на пост редактора ежедневной газеты в Бамберге. Одна из причин — рождение внебрачного сына. Его мать — жена хозяина дома, где квартировал профессор… Для маленького городка это скандал.
Однако пора подумать и о семье. Гегелю скоро сорок, и в письме приятелю он между прочим пишет: «Я бы хотел начать и завершить ещё одно дело, взять себе жену или, лучше сказать, найти её. Что Вы на это скажете?» Поиски были удачны, что дало повод в другом письме сообщить: «Я достиг своей земной цели; служба и любимая жена — это всё, что нужно на этом свете». И счастливый муж поучает свою Марию, которая годится ему в дочери, что счастье любви завершают только религия и чувство долга.
В его доме всё солидно и основательно. Хозяин ведёт домашний календарь, где среди прочих расходов не забывает учесть и подарки невесте. Он твёрд, хоть и несдержан; если уж кого бранил, то становился страшен и не похож на философа.
Спокойная семейная жизнь не мешала профессору возглавлять нюрнбергскую гимназию, писать капитальную «Науку логики», издавать «Энциклопедию философских наук». У него уже есть ученики, последователи. В Берлинском университете, где пятидесятилетний философ читает лекции, даже образовалась гегельянская школа. Студентам нравятся слова учителя: «Смело смотреть в глаза истине, верить в силу духа — вот первое условие философии».
Его биография небогата яркими событиями. Своей путеводной звездой философ сделал библейскую мудрость: думай прежде всего о пропитании и одежде, а царство небесное приложится. Готовясь к переезду, не забывает выяснить, есть ли на новом месте хорошее пиво и недорогие продукты. Он был настолько гениален, пишет один из биографов, что мог позволить себе быть и филистером. Обывателем то есть. Выходит, гению — можно… Поистине: не та красавица, что красавица, а та, что любящему нравится.
Он считал, что в жизни ему везло: «для людей, у которых имеются деньги и которые не сворачивают с широкой дороги, мир устроен хорошо».
Приглядимся к устройству мира по Гегелю.
Что действительно — то разумно?
В двадцатые годы прошлого столетия в революционной России был популярен такой лозунг: «Если есть водка, то её надо пить. Всё существующее разумно». Нарком здравоохранения объявил это «питейное гегельянство» белогвардейской пропагандой, потому что имелось в виду знаменитое гегелевское высказывание: «Что разумно, то действительно, а что действительно, то разумно». Альберт Швейцер, лауреат Нобелевской премии мира, оценил его так: «В ночь на 25 июня 1820 года, когда эта фраза была написана, началась наша эпоха, которая привела к мировой войне и когда-нибудь закончится гибелью цивилизации».
Да так ли уж разумно всё действительное? Гейне, слушавший лекции Гегеля, поспорил с ним на эту тему, и профессор уточнил: «Можно было сказать также, что всё разумное должно быть действительно». Разница довольно существенная. А когда Гёте возразил, что сущее не делится на разум без остатка, то Гегель ещё больше запутал современников, сказав, что-де только Бог истинно действителен, и случайное существование не заслуживает названия действительности. Это открыло простор для революционных толкований: если нынешняя действительность не устраивает, то всегда можно предложить другую, «более действительную». Впрочем, и у самого Гегеля можно найти немало противоречивых утверждений об одном и том же.
В молодости философ был настроен радикально и никакое государственное устройство не одобрял. Государство, по его мнению, не способно рассматривать людей иначе, чем механические шестерёнки, и потому оно должно исчезнуть. В те времена Гегель писал стихи, ценил красоту и верил в наступление вечного мира на земле. Но с годами он расстался с идеалами молодости и пришёл к выводу, что путь прогресса — не добро и справедливость, а зло и неравенство. Задача философии не в назидании, а в оправдании существующего: ведь всё действительное разумно. Государство — действительно, а подлинная действительность есть необходимость. Дальше — больше: государство — это «действительно нравственная жизнь», «шествие Бога в мире» и даже цель прогресса. Если говорить о конкретных образцах — то это прусское королевство времён Фридриха Вильгельма III. Отсюда же следуют и более конкретные выводы: человек ценен лишь благодаря государству и он должен посвятить себя «нравственному целому». Если государство требует жизни, то гражданин должен без разговоров её отдать. Оно же следит за тем, чтобы частные интересы не взяли верх над общим благом, потому что люди обычно забывают, что они — частицы целого и предпочитают интересоваться лишь своими личными делами. «Моментом целого» является, конечно же, монарх.
Правда, есть тут для государства и серьёзная опасность: не дай Бог, если во главе правительства окажется женщина… Беда в том, что женщины почему-то «действуют не согласно требованиям всеобщего, а руководствуются случайными склонностями и мнениями». Гегель мог себе позволить быть обывателем.
Воюйте на здоровье… народов
Если Цицерон называл историю учительницей жизни, то Гегель в этом отношении гораздо ближе к истине: опыт и история учат, говорит он, что народы и правительства никогда ничему не научились из истории. Сам же философ извлёк из этого предмета много полезных вещей. Так, он считает, что конфликты между государствами можно разрешить только войной. Договориться невозможно, потому что государства не подчинены законам морали, наивысший закон для каждого — собственный интерес.
Здесь философ неоригинален. Современник Гегеля, прусский генерал Карл Клаузевиц утверждал, что война есть просто продолжение политики другими средствами. Ленин находил, что именно в этом и состоит основное положение диалектики применительно к войнам…
Что же касается рядовых военнообязанных, то война полезна и для них, потому что убедительно доказывает тщету привычных благ. А поскольку воюют друг с другом не люди (?), а государства, то на войне, по мысли философа, можно обойтись без ненависти и воевать гуманно. Бонопартист Гегель в своей «Бамбергской газете» на фактах разумной действительности убеждает читателей в благородстве наполеоновской армии. Однажды в отместку за убийство французского офицера император приказал разграбить и сжечь город Херсфельд. Когда в назначенный день гарнизон был построен и комендант предложил желающим исполнить высочайшую волю, то, оказывается, никто не пошевелился. Жители ликуют, благородный комендант отказывается от подарков… Вашими бы устами да мёд пить, господин профессор.
Обыватели, конечно, могут не согласиться с рассуждениями насчёт войны, но философу видны более далёкие горизонты. Частная жизнь расслабляет, рассуждает он, и это делает нацию добычей других народов. Война нравственно необходима, потому что из неё народы выходят укреплёнными, «внутренне спокойными».
Но даже у Гегеля возникает вопрос: ради чего эта бойня, где приносится в жертву счастье народов? Дело в том, отвечает он, что все мы — участники, так сказать, исторического процесса — на самом деле всего лишь слепые орудия в руках мирового разума, хотя и воображаем, что действуем по своей воле. Да и вообще всемирная история — не арена для счастья: «периоды счастья являются в ней пустыми листами, потому что они являются периодами гармонии».
Гегель сформулировал ряд положений, которые потом очень пригодились противникам демократии: государство должно утверждать себя путём войны, оно свободно от моральных обязательств, избранная нация имеет право на мировое господство, потому что тот, кто не способен рискнуть жизнью ради свободы, заслуживает рабской участи и т. п.
Вечный мир, к которому призывал Кант, Гегеля не устраивает. Коммунистов, кстати, тоже: они связывали его лишь с победой социализма во всём мире, о чём откровенно написали в своей программе.
Артур Шопенгауэр, который лично знавал философа-идеалиста, сказал, что Гегель оказал оглупляющее влияние на философию. И добавил: «Правительства делают из философии средство обслуживания своего государственного интереса, а учёные делают из неё предмет торговли».
Гегель умер в Берлине. Как принято считать, от холеры, хотя есть и другая версия — давняя болезнь желудка. Похоронили его не среди жертв эпидемии, а в центре близ Ораниенбургских ворот. В последний путь его провожала длинная процессия студентов.
Гегеля называют выдающимся философом, утверждая, что ни один немецкий мыслитель не оказал такого влияния на другие нации, как он. Часто цитируют знаменитый ответ философа на замечание, что-де его теории не согласуются с фактами: «Тем хуже для фактов». Реже цитируют другое, не менее смелое и спорное высказывание: «Русские женщины жалуются, если мужья не бьют их — значит, не любят. Это и есть мировая история. Народы так же хотят кнута».
А где же знаменитая гегелевская логика? Увы, логика далеко не всегда приводит к истине: «Гегель полагал, что если достаточно знают о вещи, чтобы отличить её от всех других вещей, то все её свойства могут быть выведены посредством логики. Это была ошибка, и из этой ошибки вырастает всё внушительное здание его системы», — таково мнение Бертрана Рассела. Что, впрочем, не помешало Гегелю преподать нам полезный урок: даже у выдающихся нет монополии на истину.