– Ты боишься, отец?
– Не знаю, – прошептал Джироламо.
– Помнишь, ты мне рассказывал про Дорогу Света, ты думаешь, она существует?
– Не знаю, – снова прошептал Джироламо и заплакал, – Фортуната, прости меня, Фортуната!
Но девочка исчезла, и на ее месте появилась фигура одетого во все белое старца с удивительно голубыми, прозрачными глазами. Теплый и свежий ветерок коснулся лица Джироламо, и он уже больше не чувствовал промозглого смрада подземелья. Старик заговорил мягким, словно льющимся голосом. И слова, произнесенные им, были последними, что услышал Джироламо.
– Не бойся, Джироламо, и следуй за мной. Не забывай, что ты несешь в себе лучшее, но ты не знаешь его, ты не чувствуешь его. Раскрой глаза души своей. Здесь заканчивается твой путь и здесь начинается. Твое тело остается здесь, оно – всего лишь прах и к праху возвращается, а душа твоя возвращается в мир, который ее породил. Помнишь твоего учителя, Джироламо. Он говорил тебе, что нужно слушать истину в себе и следовать бесконечному в Пространстве и во Времени. Когда ты научишься слышать песню звезд, видеть гармонию сфер и чувствовать Его дыхание, только тогда ты станешь по-настоящему свободным. И теперь ты свободен, Джироламо, ты по-настоящему свободен…
Глава 8Знакомые все лица…
– Мама, прекрати, пожалуйста, ты ничего этим не добьешься. В конце концов жизнь сама по себе является занятием вредным и небезопасным. Если бы мы хоть на минутку задумались, что наш самый простой жест имеет огромное количество последствий, мы бы просто остановились навсегда.
– Перестань переливать из пустого в порожнее! Мы говорим о вполне реальных и земных вещах – таких, как твоя собственная безопасность. И она мне абсолютно не безразлична. Ты понимаешь это или нет? – Голос Екатерины Дмитриевны задрожал.
– Я все это прекрасно понимаю, но уверяю тебя, что ни на какой риск я не иду. Я занимаюсь историей средневековой Москвы по просьбе Алеши. Ты знаешь про его грант, в нем предусмотрена оплата работы ассистента. Вот я и являюсь этим самым ассистентом. Какая опасность мне может грозить в архиве: коробка с бумагами на голову свалится или железной дверью палец прищемит? Мама, будь разумной! – терпеливо объясняла Кася.
Но сегодня голос разума на Екатерину Великую не действовал. Разговор их продолжался еще более получаса и закончился ничем. То есть каждая осталась твердо стоять на своих позициях. Конечно, ее величество судьба изрядно повеселилась, наградив мать с дочерью схожими характерами. Кроме того, ни одна, ни другая не желали этого признавать. Поэтому собственная, до отказа заполненная авантюрами жизнь казалась Екатерине Дмитриевне образцом рационализма, а схожий путь дочери – вызовом здравому смыслу. Кася, естественно, не соглашалась. Действительно, если каждый раз задумываться о результатах собственных действий, парализует. Поэтому, по мнению Каси, именно счастливое неведение и помогало человечеству продолжать жить. Следуя подобной логике, часто задумываться над последствиями своих поступков не имело никакого смысла.
От размышлений ее оторвал настойчивый трезвон мобильника. Взглянула на высветившийся на экране номер: Шаров собственной персоной. А она уже было надеялась, что Алекс оставил ее в покое.
– Привет, куда ты пропала? – услышала она в трубке слегка напряженный голос Шарова.
– Никуда я не пропала, просто мне кажется, мы с тобой уже объяснились, – как можно холоднее ответила Кася.
– Я так не думаю, – осторожно возразил Алекс.
– Ну тогда мы на этот раз в мнениях разошлись, – спокойно констатировала она, чувствуя нарастающее раздражение собеседника.
– Нормально с тобой не поговорили!
– У каждого свое понимание нормального: у тебя – свое, у меня – свое!
– Давай не будем ссориться, мне необходимо с тобой встретиться. Назначь время и место, я приеду.
– Мы же уже обо всем побеседовали, – попыталась отказаться она.
– Я тебя не задержу, – Шаров говорил почти умоляюще.
– Хорошо, – сдалась Кася, – у меня на сегодня назначена встреча, но ближе к вечеру, думаю, буду свободна. Давай где-то около шести, рядом с архивом, я тебе позвоню, когда освобожусь, подойдет?
– Отлично, буду ждать твоего звонка, до скорого.
– До скорого, – Кася положила трубку, но размышлять на тему, зачем она понадобилась Шарову, не стала, вечером сам объяснит.
На встречу со Смоленским она явилась на пятнадцать минут позже назначенного срока. Пунктуальность к ее сильным качествам не относилась. Дверь открыл оживленный Валентин Егорович:
– Проходите, Кася, мы вас уже заждались!
Кася проследовала в ярко освещенную гостиную и остановилась как вкопанная. Прямо напротив нее, вежливо улыбаясь, стоял мужчина, которого она узнала бы из тысячи: высокий, выше метра восьмидесяти, спортивного вида, хотя слегка сутулый, с лицом стопроцентного арийца и каштановыми с легкой проседью волосами. Именно его она видела разговаривающим с отцом Антонио в день смерти последнего. Касю словно парализовало. Ее шокированный вид не ускользнул от внимательного взгляда Смоленского.
– Вы друг друга знаете? – произнес он на неплохом английском.
– Н-нет, – неуверенно пробормотала Кася, положительно не знавшая, как поступить в данной ситуации.
– У нас был общий знакомый, – не стал ходить вокруг да около мужчина.
– Значит, вы меня видели?
– Вас было трудно не заметить, – хмыкнул он, – почти все время нашей беседы вы слишком откровенно буравили нас взглядом.
Слегка ошарашенный враждебностью Каси, Смоленский умоляющим тоном произнес:
– Может, присядете, Кассия, Петер.
– Нет, спасибо, Валентин Егорович, мне пока проще на ногах, – произнесла Кася.
– В таком случае, дорогой Валентин, – произнес тот, кого называли Петером, – я вынужден последовать примеру дамы.
– Вы за мной следили?
– Нет, у меня не было в этом необходимости.
– Почему?
– Потому что я хотел предложить вам сотрудничество, но, я думаю, мы сможем поговорить об этом в других обстоятельствах.
– Вы уверены, что мы встретимся в других обстоятельствах? – с вызовом спросила Кася.
– Я надеюсь на это, – миролюбиво произнес мужчина.
– Давайте присядем! – взмолился Смоленский. – И наконец спокойно поговорим.
Кася, взглянув на вспотевшего от волнения Валентина Егоровича, сжалилась:
– Хорошо, давайте поговорим.
– Так лучше, – успокоенно проговорил Смоленский, – как я понимаю, Кассия, мне не нужно вам представлять моего друга Петера Родэнбурга?
– Теперь не нужно, – просто ответила Кася.
– Мог бы я узнать подробности вашей предыдущей встречи, если не секрет?
– Не секрет, – ответил Родэнбург, – дама видела меня в обществе нашего общего знакомого, отца Антонио, в Риме.
– В Риме? – ошарашенно переспросил Смоленский.
– В Риме, в церкви Санта-Мария-деи-Монти, – пояснил Родэнбург, – отец Антонио обратился ко мне как к специалисту по Гермесу Трисмегисту с вопросом о возможности существования неизвестного тома Герметического Корпуса. И так как я был в Риме по делам, мне показалось интересным встретиться лично. Тем более у меня возникло впечатление, что в его распоряжении находятся ранее не известные документы.
– Какие?
– Он отказался мне их показать, хотя я, признаться, настаивал. Но он был неумолим.
– И дальше что? – напряженно спросила Кася.
– Что дальше? – удивленно переспросил Родэнбург.
– Что вы сделали после того, как он отказался вам показать документы?
– Странный вопрос, – пожал плечами Родэнбург, – развернулся и ушел.
– Так просто взяли и ушли? – с как можно более невинным видом поинтересовалась Кася.
– Да, вот именно, взял и ушел. А что бы вы сделали на моем месте? – вопросом на вопрос ответил Родэнбург.
– Возможно, постаралась бы настоять и все-таки добиться того, чтобы взглянуть хотя бы одним глазком на эти документы.
– У него все равно их не было, – мрачно произнес Родэнбург и попросил: – Давайте перейдем на другую тему. Итак, судя по всему, вас интересует история Магистериума?
– Да, – кивнула Кася, стараясь не показать своего волнения.
На этот раз она даже стала задавать вопросы и делать заинтересованный вид. Они проговорили так еще около часа, после чего Кася решила наконец, что ей пора. Выйдя из дома Смоленского и завернув за угол, она остановилась. Набрала полные легкие воздуха и резко выдохнула. Повторила дыхательное упражнение еще пару раз. Наконец, почувствовав, что достаточно успокоилась, продолжила свою дорогу. Одна мысль не давала покоя: «Родэнбург был прав, когда говорил, что документов у отца Антонио не было. Они были в моей сумке. Только откуда он мог знать об этом?»
Эта идея не отпускала ее всю дорогу до места встречи с Шаровым. Даже когда увидела Алекса, не переставала думать о последней фразе Родэнбурга.
– Ты меня совершенно не слушаешь, – упрекнул ее Алекс.
– Почему ты так говоришь? Слушаю и даже с интересом, только понять не могу, чего ты от меня добиваешься?
– Все ты прекрасно понимаешь, не притворяйся! Речь идет о твоем новом исследовании, я хотел бы тебе помочь.
– Логически возникают два вопроса, – спокойно ответила Кася, – во-первых, откуда ты знаешь о моем исследовании? Насколько я помню, я тебе ничего об этом не рассказывала. А во-вторых, с чего ты решил, что я нуждаюсь в твоей помощи?
– Откуда я знаю? Не задавай глупых вопросов. После всех документов, которые ты запросила в архиве…
– Хорошо, за отсутствием лучшей эту версию я принимаю, ну а ответ на мой второй вопрос?
– Если скажу, по велению сердца, ты не поверишь, я думаю.
– Значит, позвонил ты мне, следуя порыву собственной души?! – с издевкой в голосе произнесла она. – Или, может быть, ты тоже записался в искатели тайного смысла?
Шаров промолчал.
– Нет, это на тебя не похоже, – с насмешкой продолжала она, – скорее всего, твой порыв измеряется вовсе не мистическим прозрением, а вполне реальными числами с большим количеством нулей, не так ли?