Пандар ей: «Мало этого. Прошу,
Поговори с ним и утешь беднягу».
И Крисеида: «Нет, не погрешу,
Навстречу я не сделаю ни шагу.
Корону целомудрия ношу,
А ею поступаться – не ко благу.
Его как брата я люблю и чту
За благородный нрав и доброту».
«Священники корону эту славят,
Коль скоро им отнять ее невмочь,
И, как святые, мудрствуя, лукавят,
Клоня нас в сон, хотя еще не ночь.
Троил всё в тайне от людей оставит,
Но можешь ты в беде ему помочь.
Не помогать, коль можешь – вот что стыдно,
Терять же время знающим обидно».
И Крисеида: «Знаю я его,
Как честью дорожит моей во тщанье
И то, что он не просит ничего
Сверх сказанного им в своем посланье.
Клянусь я здравьем тела своего,
Что я (помимо твоего воззванья)
Его раз в тыщу больше, чем своя,
Уж так ценю его учтивость я».
«Чего же ищешь, коли им любима?
С жестокостью своею распростись.
Он гибнет от любви, тебе ль не зримо?
Ты сохранишь красу, но не спастись
Ему от гибели неумолимой.
Когда ему прийти, скажи, решись.
Влюбленному свиданье слаще рая.
Когда и где, скажи, не отлагая».
«К чему ты клонишь, мой Пандар, беда!
Чего ты хочешь, я не разумею!
Ты честь мою порушил навсегда,
И я в лицо взглянуть тебе не смею.
О горе мне! Когда, скажи, когда
Я снова честью возблещу своею?
У сердца стынет кровь, не зрю в тебе
Заботы прежней о моей судьбе.
Мне б умереть в тот самый день, когда я
Тебе внимала в горнице моей;
Ты страсть вложил мне в сердце, убеждая,
И вряд ли исцелюсь от страсти сей.
Из-за того, в бесчестье пребывая,
Страдать мне, бедной, до скончанья дней.
Но я сдаюсь; ты так велишь, и боле
Твоей перечить не посмею воле.
Но если можно мне тебя просить,
Мой братец, попрошу лишь одного я:
Всё между нами в тайне сохранить.
Ты знаешь сам: несчастие какое
Последует, коль станет слух ходить
По городу. Уведомь ты героя
Об этом, я же случая дождусь
И осчастливить юношу потщусь».
Пандар в ответ: «Блюди уста надежно;
Ни он, ни я не скажем никогда».
«Ты глупой посчитал меня, возможно,
Мол, трепещу от страха: вдруг беда,
И все узнают. Так как непреложно,
Тебя вопросы чести и стыда
Касаются, как и меня, я внемлю
И всё покорно, как велишь, приемлю».
Пандар сказал: «Сомнения развей,
Проявим осмотрительность благую.
Когда вам будет встретиться верней?
Давай с тобою прежде обмозгую,
Как всё устроить, ибо чем скорей,
Тем проще будет скрыть любовь ночную,
Когда уже отдашься ты ему;
Вам это нужно сделать по уму».
«Ты знаешь, – та в ответ, – что, к сожаленью,
С соседями делить я кров должна.
Настанет праздник, все к увеселенью
Отправятся, останусь я одна,
Не дав при этом повод к подозренью.
А как войти ему, то мы сполна
Обсудим, осторожным должен быть он,
Пусть как отважен, так же будет скрытен».
Часть третья
Здесь начинается третья часть «Филострато», в которой, после вступления автора, Пандар и Троил рассуждают о том, как им следует хранить в тайне всё касаемо Крисеиды; Троил тайком приходит к ней, услаждается с ней и беседует, уходит и вновь затем возвращается, после чего радуется и поет песни. Прежде же всего вступление автора.
О светоч пламенный, твой яркий луч
Меня провел по длинным галереям
В чертог любовный; стань теперь могуч,
Чтоб разум мой, твоим сияньем греем,
Мог высветлить в деталях из-за туч
Блаженства все, которые имеем
В том царстве, где Амор воздвиг престол,
Куда Троил заслуженно вошел.
То царство тем откроется, кто предан,
Кто мудр и добродетелью богат,
Кто выстрадал, страстям любовным предан;
Иным путем достичь его навряд.
О госпожа, да будет мной изведан
Сей рай любовный, если теплый взгляд
И милость мне подарите на просьбы,
Вот мне воспеть тогда вас довелось бы!
Получив благоприятный ответ от Пандара, Троил с ним весело проводит время и выражает ему в своей долгой речи благодарность.
Троил всё был, как прежде, распален,
Но верил, что удача улыбалась,
О Крисеиде только думал он,
Как угодить ей; в письмах та старалась
Выдерживать пред ним смиренный тон.
Когда же им увидеться случалась,
Она смотрела на него тепло,
И сердце в нем играло и цвело.
Пандар, как было сказано доселе,
Договорился с дамой обо всём,
В лице и в мыслях полон был веселий,
Ища Троила, коего тем днем
Оставил он метавшимся в постели
Меж упованием и слез ручьем;
Повсюду бегал там и сям кругами
И наконец нашел где думал – в храме.
Приблизился к нему он напрямик,
Отвел в сторонку и сказал украдкой:
«Я, друг, узрев твой истомленный лик,
Когда страдал ты от любви несладкой,
Часть большую твоих страстей постиг,
И сердце сжалось как железной хваткой;
Забыв покой, тебя искал везде,
Чтоб утешенье принести в беде.
Из-за тебя я в сводню превратился,
Из-за тебя я честь втоптал во грязь,
Из-за тебя я развратить стремился
Грудь чистую моей сестры, потщась,
Чтоб в сердце у нее ты поместился;
И вскоре ты постигнешь, веселясь,
Ту сласть, что не могу пересказать я,
Как Крисеиду заключишь в объятья.
Как ведомо всевидящим богам,
Как знаешь ты, не из корыстной воли,
Из верности, как надлежит друзьям,
Я действовал, чтоб ты от прежней боли
Пришел к любовным сладостным плодам.
И я прошу, коль злой судьбой дотоле
Не будет нам воздвигнуто препон,
Так поступай, как тот, кто умудрен.
Тебе известно, что простому люду
Она святою кажется почти,
Никто еще о ней не молвил худо;
Но честь ее в твоих руках, учти,
Коль что не так, позор ей отовсюду,
Притом и сам я буду не в чести,
А в тягостном бесчестье, безусловно,
Как опекун ее и родич кровный.
И потому прошу я что есть сил
Держать в секрете все дела ночные.
Из сердца Крисеиды удалил
Я всякий стыд, все помыслы, какие
Тебе во вред; она твоя, Троил,
Ей пел об искренней твоей любви я,
И вот она тебя так любит, знай,
Что всё исполнит, только пожелай.
Осталось ждать благоприятный случай,
А как он будет, сразу приведу
Тебя в ее объятья к страсти жгучей.
Но на язык свой наложи узду,
Не выноси из сердца жар кипучий,
Друг дорогой; немалую нужду
Имею в просьбе, столько раз твердимой:
О чести печься мне необходимо».
Кто описать способен торжество,
С каким внимал царевич вести друга?
Пандар не молк, по мере же того
В Троиле уменьшалась боль недуга.
От вздохов не осталось ничего,
И не было уже как прежде туго;
И на лице, где след оставил плач,
Зажглась надежда, всякой грусти врач.
Так, повстречав весны приход веселый,
Листвой, цветами ветвия древес,
Что были зимнею порою голы,
Вдруг обновятся и украсят лес,
Луга, холмы, все берега и долы
В траве, в цветах, и скажешь: мир воскрес, —
Вот и в Троиле перемены те же,
Когда он радостью проникся свежей.
Слегка вздохнув, Пандару посмотрел
В лицо он и сказал: «О друг мой милый,
Ты помнишь, как рыдал я, как скорбел
В то время трудное, теряя силы;
Таким-то был обычный мой удел,
Еще когда предстал тебе, унылый,
А ты узнать пытался у меня
Причину мук и моего огня.
И помнишь ты, как медлил я с ответом
Единственному другу, а тогда
Опасности не виделось, при этом
Такой поступок стоил мне стыда,
Представь себе: как я твоим советам
Последую теперь, промолвив «да»,
Коль весь дрожу: не слышат ли другие?
Да не допустят боги всеблагие.