Его там Крисеида дожидалась,
Заранее пришла на этот раз
И всё того же способа держалась.
Чета влюбленных нежно обнялась
С приветствием, как это полагалось.
Ликуя, взявшись за руки, тотчас
Поднялись в спальню, медлить им негоже —
И оба сразу возлегли на ложе.
В объятиях Троила, весела,
Она шептала своему герою:
«Какая дама на земле могла,
Как я, пылать усладою такою?
Какая бы и жизнь не отдала
С любимым рядом, если под рукою
Была бы смерть, за малую лишь часть
Тех наслаждений, что дает нам страсть?»
А он ей говорил: «Моя услада,
Не может выразить язык любой,
Каков огонь и какова отрада,
Мне в грудь сейчас вселённая тобой,
Где лик бы твой запечатлеть мне надо;
Не докучал бы Зевсу я мольбой,
Позволь он, чтобы там держался вечно
Твой образ, как сей ночью скоротечной.
Не верю я, что сам верховный бог
Умерит этот пламень, как сначала
Я полагал, теперь огонь жесток,
Коль нас с тобой услада повенчала:
Так раскаленный в кузнице клинок
Водой кропят для крепкого закала.
Я не любил так сильно до сих пор,
И день и ночь язвит меня Амор».
И продолжал царевич те же речи,
Переплетаясь с милою своей,
Как свойственно любовникам при встрече,
С игривою забавностью речей;
Целуясь в очи, в грудь, в уста и плечи,
В пылу своих бесчисленных затей
Они один другого привечали,
Как до того в посланиях едва ли.
Но день враждебный был неотвратим,
Он близился согласно всем приметам,
И приходилось клясть его двоим,
Ведь им казалось, что своим рассветом
День раньше срока подступает к ним,
И каждый сильно сожалел об этом.
Но, видя, что уж время подошло,
Поднялись нехотя и тяжело.
Вздыхая, как при первой их разлуке,
Они прощались так же в этот раз
И сговорились к сладостной науке
Вернуться снова, но в урочный час,
Чтоб жаркий пламень обоюдной муки
При их ночном свидании угас.
Пора забавам юности предаться,
Пока юны – на том смогли расстаться.
Автор пишет о том, как Троил пел от любви, и какой была его жизнь, и отчего он радовался.
И зажил припеваючи Троил,
Не ведал ни печали, ни заботы
И, кроме Крисеиды, не ценил
Он никакие женские красоты.
Других с собою сравнивая, мнил,
Что не такие от судьбы щедроты
Им выпадают, как ему в удел.
Так в сердце наслаждался он и пел.
Нередко также, об руку с Пандаром,
Он выходил гулять в дворцовый сад;
Беседы вел о Крисеиде с жаром,
Сколь куртуазна, сколь чарует взгляд,
И песни пел веселым ладом старым,
Где горестные ноты не звучат.
А как он пел приятно и любовно,
Я приведу сейчас почти дословно.
«Нетленная звезда, твой ясный свет
Нисходит с третьей сферы, проливая
Любовь и радость, коими согрет.
Подруга солнца, Зевса дщерь благая,
Для сердца каждого твой свят завет;
Источник силы, к вздохам принуждая,
Меня к благополучью ты вела.
Будь нескончаема тебе хвала!
Земля и небо, море, глуби ада —
Всё мощь твою святую познаёт,
И коль я прав, о ясная лампада,
Деревья, травы, каждый дольний всход,
Любого зверя, рыбу, птицу, гада,
И смертных, и богов бессмертных род
Обуреваешь ты порой цветущей;
Тебя не минуть всякой твари сущей.
Богиня, Зевса ты благим огнем
Зажгла, и потому есть жизнь на свете,
Ты состраданье пробудила в нем
К нам, смертным, в суеты попавшим сети;
Когда к тебе мы страстно воззовем,
Ты счастьем воздаешь за пени эти,
Ты в сотнях форм его на землю шлешь[24],
Когда владыке рану нанесешь.
Ты по желанью Марса укрощаешь,
И он добреет, сразу гнев забыв,
Ты гонишь низость, преданным вселяешь
Презренье к тем, кто неблагочестив,
Ты покровительством вознаграждаешь
Любовной страсти искренний порыв,
Ты делаешь любого куртуазным,
Коль он горит огнем твоим прекрасным.
Ты единишь дома и города,
Провинции и царства; мир наш бренный
В руках, богиня, держишь; ты всегда
Причина нашей дружбы драгоценной;
Ты знаешь всё от корня до плода,
Установив порядок совершенный,
Которому дивятся все, чей ум
В познаниях блуждает наобум.
Вселенной предписала ты законы,
На коих та и держится века;
Мы сыну твоему творим поклоны,
А нет, так боль раскаянья горька;
И я когда-то враг был убежденный
Сего непобедимого стрелка,
И вот теперь я так влюблен, что чувства
Не выразить и силою искусства.
А если кто-то мне пошлет упрек —
Пускай, назвать его невеждой впору.
Порукой Геркулес: и он не мог
Противостать победному Амору,
За что хвалы б мудрец ему изрек.
Тот, кто в обман не хочет впасть, к укору
Не прибегал бы, дескать, мне в позор,
Что Геркулесу было не в укор.
Итак, люблю, и средь твоих внушений
Я следую тому, что больше мне
Приносит несравненных наслаждений,
Что сладостней в подлунной стороне;
Коль разум не во власти заблуждений,
Всё остальное вовсе не в цене,
И потому я следую за дамой
Достойнейшей и совершенной самой.
И оттого-то дни мои светлы,
Ликую я, рассудок чист и ясен;
И оттого, богиня, шлю хвалы
Лучам твоим, чей свет целящ, прекрасен,
Что мне явили вместо прежней мглы
Ту, пред которой щит любой напрасен,
В ком благостную силу красоты
Своею волей поместила ты.
Благословен год, месяц тот счастливый[25],
И день, и час, и миг, когда я с ней,
Изящной, благородной и учтивой,
Увиделся и не отвел очей;
Благословен и твой сынок игривый,
Который властной силою своей
Меня мадонне отдал в услуженье,
В ее очах укрыв мое спасенье.
Благословен мой каждый пылкий стон,
Что испускал из страждущей груди я;
Благословен мой плач и мой полон
У чар любви могучих, как стихия;
Благословен огонь, что разожжен
Во мне красой, перед какой другие
Красавицы померкнут, ибо ей
Никто не равен грацией своей.
Но паче бог благословен, чьей силой
Мир получил такую красоту,
Которая сияет, как светило,
Развеяв дольней жизни темноту,
Мне сердце жаром так воспламенила,
Что эту страсть я всякой предпочту.
Едва ли кто-то сможет благодарность
По чести ей воздать за лучезарность.
Хоть сотню языков имей во рту
И каждый будь из них красноречивым,
А в сердце – дар поэта, всё же ту
Не смог бы я воспеть, кто диво дивом,
Ее учтивость, нежность, красоту.
Лишь помолюсь я с благостным порывом
Богине сильной, чтоб была моей
И чтоб за то быть благодарным ей.
Богиня, ты ведь можешь в полновластье,
Когда захочешь, я о том молю:
В наш час любви ты прояви участье
Ко мне и к той, которую люблю.
А есть ли большее на свете счастье?
В твоих объятьях я тебя хвалю,
А прежде ведь бежал от них нелепо,
Когда твоей не ведал силы слепо.
Иным желанно золото, дворы,
Оружье, кони, псы, венцы и троны,
Паллады знанья, Марсовы дары,
А мне бы лишь глядеть в глаза мадонны,
В очах бездонных, что пленять скоры,
Я созерцаю красоту, влюбленный,
И Зевсу равным становлюсь в тот миг,
Столь сильный пламень в сердце мне проник.
Мне нечем отдарить тебе, светило,
Чьи не погаснут вечные огни,
И чем дарить неполно, лучше б было
Молчать; тебе я посвящаю дни,
Желания, исполненные пыла,
Их направляй, и пестуй, и храни,
Храни и ту, в чьей пребываю воле,
И пусть она ничьей не будет боле».