Своей отчизны, будь же проклят миг,
Когда познал ты дерзкие порывы
Податься в лагерь греков напрямик,
Троян покинув! Стал бы ты поживой
Пучины адской, мерзостный старик,
На склоне лет решившись на такое
Бесчестье и предательство срамное!
Увы, мой рок безжалостно суров,
Мне понести придется наказанье
За грех отцовский, нет на мне грехов,
И значит, не заслужено терзанье.
О справедливость, истина богов,
Потерпишь ли такое воздаянье:
Грешил один, безвинной же скорбеть,
И нет надежды с горя умереть?»
Пандар застает Крисеиду плачущей и обсуждает с ней обстоятельства прихода Троила.
Кто мог бы здесь пересказать подробно
Все пени Крисеидиной тоски?
Не я, уж точно, слово не способно
Поведать, сколь страданья велики.
Во время причитаний расторопно
Вошел Пандар, поскольку все замки
Им открывались у кузины в доме,
Застал ее он в плаче и надломе.
Лежала на одре своем она,
Отдавшись вздохам и слезам всецело,
Вся грудь ее от слез была влажна,
В глазах ее отчаянье горело
Как знак того, что скорбь ее сильна,
Что страждут в муках и душа, и тело.
Увидев, как вошел Пандар в покой,
Закрыла от стыда лицо рукой.
«Не в добрый час, как видно, я с кровати
Поднялся нынче, – ей Пандар, вошед, —
Куда б ни шел, повсюду я некстати,
Везде страданье, боль, предвестья бед,
Томленье, стоны, скорби об утрате…
О, ради Зевса, что с тобой, мой свет?
Подумать можно, с неба льются слезы,
Так на тебе сказались наши грозы.
О безутешная сестра моя,
Иль в силах ты с самой судьбой бороться?
Почто поблекла красота сия,
Почто так много слез горючих льется?
Ты встань, оправься, молви не тая,
Утри лицо, и осушить придется
Тебе глаза, послушай, что скажу:
От друга твоего к тебе вхожу».
Тут Крисеида обернулась сразу
И зарыдала прежнего сильней,
Промолвив через всхлип такую фразу:
«Чего же здесь ему, душе моей,
Угодно, коли по судьбы приказу
Мне с ним расстаться в свете этих дней?
Поплакать, повздыхать иль что другое?
Но это всё могу и без него я».
И было выражение лица
Такое, как у тех, кто спит в могиле,
Так райский лик, создание Творца,
Жестокие страданья исказили;
Краса и смех, пленяющий сердца,
Покинули его и с глаз простыли,
И возле глаз пурпурные круги —
Свидетельство печали и туги.
Когда Пандар увидел – он с Троилом
В слезах весь день минувший проводил, —
Ему сдержаться было не по силам
От новых слез, он снова их пролил
И всё, что помышлял ей молвить с пылом,
За плачем в одночасье позабыл;
Когда же скорбь излил он вместе с нею,
Воспрянул, обратившись с речью сею:
«Ты, дама, верно, знаешь, что к чему,
Но не уверен, что сама просила
Отца о том, коль правильно пойму,
Тебе царева воля присудила
На сей неделе в стан идти к нему;
Как это опечалило Троила,
Не передать мне, для него теперь
Всего желанней умереть, поверь.
Мы так рыдали с ним, что, право, странно,
Откуда возвратился он таким?
Я дал совет сдержаться, невозбранно
Царевич вскоре внял словам моим.
Ему с тобою встретиться желанно,
И это передать я послан им.
Пока ты не ушла, ему угодно
С тобой излить печаль свою свободно».
И та: «Мои страданья велики,
Ведь больше, чем себя, его люблю я,
Но муки друга паче мне горьки,
Коль слышу: жаждет смерти он, горюя;
Ах, это сердце сразу на куски,
Коль разорвется у него; я злую
Фортуны волю осознала днесь,
Мне тайный ков ее открылся весь.
Уйти мне будет тяжко, видят боги,
Но тяжелей Троила в горе зреть,
Не вынесу такого, от немоги,
Похоже, суждено мне умереть.
Троила видя страждущим, в итоге
Зачахну, всем надеждам отгореть.
Пусть он придет, коль будет изволенье,
То высшее в тоске мне утешенье».
Сказав, упала на спину сперва,
Потом, на руки опершись, рыдала.
Пандар ей: «Ах, несчастная вдова,
Что делаешь? Тоска б твоя пропала,
Представь лишь, что минута торжества
Так близко, ты во что бы то ни стало
Его обнимешь. Встань, приди в себя,
Не то такой застанет он тебя.
Узнай он, что с его любимой дамой,
Себя убил бы, и никто б не мог
Его сдержать, и верь я, что упрямо
Не переменишься, и на порог
Не подпустил бы отпрыска Приама,
Когда б сумел, ведь то ему не впрок,
А на погибель. Собери всю волю,
Не отягчай, а скрась его недолю».
«Иди, Пандар мой, – та ему, – клянусь,
Я сделаю усилья над собою.
Когда уйдешь, с постели поднимусь
Без промедленья, боль свою укрою
И в сердце на замке держать потщусь
Я горе вместе с радостью былою.
Как прежде приходил, так и теперь,
Не запертой мою найдет он дверь».
Пандар снова утешает Троила и говорит ему, чтобы вечером отправился к Крисеиде, он так и сделал.
В унынии застал Пандар Троила,
С отчаяньем столь сильным на лице,
Что прежде жалость в нем заговорила,
И он промолвил: «В юном храбреце
Неужто трусость вдруг себя явила?
Пока с тобой она, не при отце,
Так почему ты унываешь, ибо
Глаза на лике мертвыми сочли бы?
Ты прожил без нее немало лет,
Нет сил у сердца так пожить и дале?
Лишь для нее родился ты на свет?
Яви же мужество, гони печали
И укрепись душой в горниле бед
Хотя б отчасти; медлил я едва ли
В каком-то месте как сейчас с тобой,
С ней говорил я, к ней ходил домой.
Мне кажется, что ты и вполовину
Так не страдал, как госпожа твоя;
Разлука доставляет ей кручину,
Она вздыхает, токи слез лия
Сильнее в двадцать раз, как я прикину.
Вкуси покой во власти забытья,
Ты можешь в сей беде неотвратимой
Хотя бы знать, как дорог ты любимой.
И мы уже условились, что к ней
Ты вечером придешь и проведете
Вы вместе ночь, что полон ты идей
И приведешь ей доводы в расчете
Доставить радость, убедись скорей,
Как ждет она тебя в своей заботе:
Быть может, способ сможете найти,
Как утешенье в бедах обрести».
На то Троил в ответ ему, вздыхая:
«Ты сделал хорошо, и я готов».
Он много говорил, но тень ночная
Сгустилась, и Пандар без лишних слов
Его покинул, в думах оставляя.
Минуты мнил подобием веков,
Пока в объятьях не забылся с милой,
А после рок их разлучил злой силой.
Крисеида лишается чувств в объятиях Троила, тот ее считает мертвой, извлекает свой меч из ножен и хочет умертвить себя.
В урочный час любимого в дому
Она как прежде с факелом встречала,
Раскрыв объятья жаркие ему,
И он в ответ обнял ее, кричала
В нем боль тогда, и горю своему
Предавшись всей душой, чета молчала,
В объятиях немых они слились
И вместе горько плакать принялись.
И так тесны объятья эти были,
Что омывались тот и та в слезах,
Хотели говорить, но всё не в силе,
Сквозь плач одно лишь прорывалось «ах»,
Словам дорогу всхлипы преградили,
Но всё же целовались, на устах
Ловили влагу слезную, впивали,
А что горька, об этом забывали.
Когда же духи страждущие их,
От стонов, слез ушедшие в изгнанье,
Вновь водворились на местах своих,
Дабы унять щемящее терзанье,
В Троила Крисеида в этот миг
Вперила взор, где мука и желанье,
Сказавши так: «Мой господин, беда,
Кто разлучил нас? мне идти куда?»
Тут, впавши в забытье, она Троилу
Уткнулась в грудь лицом и не дыша
Стояла, на ногах держась насилу,
Из плоти тщилась вырваться душа.
Смотря в лицо, он звал подругу милу
По имени, но тщетно; страх внуша,