Та пелена, застлавшая ей очи,
Дала понять: во власти вечной ночи.
Царевич даму, что была двойным
Страданьем сломлена, несет на ложе,
Целует лик заплаканный, засим
Глазами ищет, нет ли где-то всё же
В ней жизни признака, и всё своим
Испытывает взором, но, похоже,
Для жизни места не осталось там.
Он, плача, молвил: «Отошла к теням».
Бесчувственное тело было хладным,
По мнению несчастного юнца,
Что счел он доказательством наглядным
Сей жизни наступившего конца.
Излившись плачем длительным, изрядным,
Пред тем как что-то делать, он с лица
Отер ей влагу, уложив прилично,
Как поступают с мертвыми обычно.
Скрепившись духом, обнажил свой меч,
Достав из ножен яростным порывом,
Замыслив твердо жизнь свою пресечь,
Чтоб дух его в уделе несчастливом
Последовал за дамою, сиречь
С ней вместе к адским низошел обрывам,
Зане любовь жестокая, злой рок
Его из жизни гнали прочь не в срок.
Но прежде рек, от гнева весь горячий:
«Жестокий Зевс и ты, судьба моя,
Я волю вашу выполню тем паче,
Чрез вас лишился Крисеиды я,
А полагал, ее совсем иначе
Отнимите, в которые края
Ушла, не знаю, тело пред глазами
Погубленной несправедливо вами.
И я покину свет, душа в полет
За ней умчится вдаль по вашей воле,
Там нас удел, быть может, лучший ждет,
Я примирюсь не как в земной юдоли
С желаньями, когда любовь живет
И там еще, как слышал я дотоле.
Здесь, на земле, вы жить не дали нам,
Соедините ж наши души там.
Прощай, Приам, вы, дорогие братья,
И ты, мой град, что бросил я в войне,
Путь в царство мертвых сам решил избрать я,
Чтоб очи дамы там светили мне;
И ты, от коей принужден страдать я,
Мой дух освобожденный в той стране
Прими, о Крисеида». С речью тою
Занес он меч разящий над собою,
Когда она, очувствовавшись вдруг,
«Троил» сказала с глубочайшим стоном.
И он ответил: «Мой бесценный друг,
Да ты жива?» И в плаче исступленном
Он поднял даму на руки, гнет мук
Ей облегчая словом просветленным
И утешая, так душа ее
Вернулась в обиталище свое.
Двое любовников переходят на ложе, где вздыхают и плачут и о многих вещах собеседуют, поднявшись только следующим утром.
Она еще казалась отчужденной,
Молчала, а затем, узрев клинок,
Так начала: «Почто же обнаженный
Я вижу меч?» Тот со слезами рек
Об участи своей уже решенной.
Она же: «Что я слышу, как ты мог?
Продлись еще мой обморок немного,
Себя б убил средь моего чертога?
О, как мне горек нынешний рассказ!
Не стала б жить, случись тебя лишиться,
Себе вонзила б в грудь твой меч как раз.
Но минуло, нам время помолиться
Богам; в кровать отправимся сейчас,
Обсудим наши беды до денницы;
Погаснет факел мой того гляди,
И ночь уж большей частью позади».
Обычно тесно прижимались, млея,
Они друг к другу и теперь под стать,
Но горечь слез была куда сильнее
Той радости, что прежде обретать
Случалось им. Печаль свою лелея,
Беседу не замедлили начать.
Сказала Крисеида: «Друг, прошу я,
Внимательно послушай, что скажу я.
Узнав дурные вести про отца,
Свершившего предательство столь скверно,
При лицезренье твоего лица
Такой позор познала, как, наверно,
Доныне ни одна, ведь ни дворца,
Ни злата мне, ни вотчины безмерной
Не нужно, только быть с тобой весь век,
Тебе со мной – средь радостей и нег.
Не чая вновь тебя увидеть, в горе
Отчаянью я было предалась,
Но, как заметил, возвратилась вскоре
Душа в ту плоть, с какой теряла связь.
Мне некоторые мысли вместо хвори
Пришли на ум, я их, с тобой делясь,
Открою перед горшей скорбью нашей,
На счастье мню надежду непогасшей.
Ты видишь, мой отец, виновник бед,
Потребовал меня; я б не внимала,
Когда б не воля царская, не след,
Сам знаешь, ей противиться нимало.
Мой провожатый будет Диомед,
Он вел переговоры, с ним пристало
Идти мне, как придет он (пусть же бог
Так сделает, чтоб он прийти не мог!).
Ты знаешь хорошо, отца лишь кроме,
Здесь вся моя родня, и всё что есть
Имущество осталось в этом доме;
Мне верится, что с греками вам в честь
Вести переговоры, на изломе
Уже война и, ежели учесть,
Что вы жену вернете Менелаю,
Всё кончится, как я того желаю.
Лишь воцарится мир, вернусь сюда,
Поскольку некуда идти мне боле.
А если нет, возможность есть, когда
Наступит перемирие, поколе
Не возбраняют женщинам всегда
В том случае проход чрез бранно поле.
Мои родные, встретиться со мной
Желая, пригласят меня домой.
Найти хоть в этом можем утешенье,
Пусть будет ожиданье тяжело;
Но вытерпим и горшее лишенье,
Коль верим, что грядущее светло
И наилучшим будет завершенье;
С другой же стороны, и в Трое зло:
Помногу дней не видимся друг с другом,
Томимые тоскою как недугом.
И сверх того, будь мир или война,
Во мне надежда на возврат большая.
Отец желает этого сполна,
Ошибочно, быть может, полагая,
Что я суду ль, насилью предана
Должна быть здесь, за отчий грех страдая;
А как узнает, что живу в чести,
Так перестанет он меня блюсти.
И что у греков делать мне? Опасно,
У них, как видишь, всяк вооружен.
А если не туда, то мне неясно,
Куда меня направить может он;
Когда б и мог, не стал бы, ведь прекрасно
Он знает, что у греков мне – полон.
Тогда и отпустить меня уместно,
Что помешать могло бы, неизвестно.
Он скуп и стар, а в Трое у него
Осталось то, что ценит, вероятно.
Он не презрит совета моего,
Когда скажу, что лучше бы обратно
Меня отправить в город для того,
Чтоб оберечь имущество; понятно,
Он жадности поддастся и ни дня
Держать не станет при себе меня».
Внимая речи той проникновенной,
Троил был насторожен и угрюм,
Он сразу счел бы правдой несомненной
Ее слова, что потрясали ум,
Когда б не так любил самозабвенно;
Всё колебался он во власти дум
И наконец на веру принял довод:
Кто хочет верить, ищет всякий повод.
Тоска, надежде уступая путь,
Любовников покинула отчасти,
Теперь вольнее их дышала грудь,
Вновь предались утехам сладострастья;
Как птица в пору вешнюю порхнуть
Спешит от ветки к ветке и от счастья
Поет при этом, так они вдвоем
Болтали меж собой о том о сем.
Но мысль засела в сердце у Троила,
Что им разлуку не предотвратить,
И так он начал, молвив не без пыла:
«О Крисеида, как тебя, любить
Я не могу богинь других, пленила
Меня ты, и готов себя убить
Скорее, чем пойму, что умерла ты,
Промедлишь, я не вынесу утраты.
Живи и верь, как в то, что мы умрем:
Сведу я счеты с жизнью, лишь узнаю,
Что больше нам не быть с тобой вдвоем;
К тому же я себе не представляю,
Как жить смогу, коль ты в краю другом,
Без мук и боли; и подозреваю,
Удержит при себе тебя Калхас,
Не сбудется, что говоришь сейчас.
Меж нами мир настанет ли когда-то
Иль нет, не знаю, но уверен: сам
Калхас от добровольного возврата
Воздержится, ведь знает, что за срам
Предательства его здесь ждет расплата.
К чему ж тогда обманываться нам?
Коль так зовет настойчиво и спешно,
Тебя уж не отпустит он, конечно.
Тебе средь греков мужа подберет,
Притом докажет: в граде осажденном
Не избежать опасностей, невзгод;
Тебе польстит и сделает законом,
Чтоб грек тебе оказывал почет,