Известно мне, он чтим во стане оном
За доблесть; оттого-то и крушусь,
Не возвратишься в Трою ты, боюсь.
Душа моя, так думы беспросветны,
Что здесь бессилен пыл моих речей,
Лишь у тебя в руках тот ключ заветный
От жизни и от гибели моей.
Счастливой можешь сделать либо тщетной
Ты жизнь мою, звезда моих очей,
С тобою в тихий порт идти светло мне,
Меня оставишь – я умру, ты помни.
Так ради всех богов, найдем давай
Причину, способ, чтоб не шла к отцу ты.
К примеру, мы в другой уедем край,
А что посул Приама пресловутый
Не сбудется, так что с того, пускай,
Сбежать бы нам до роковой минуты.
Вдали отсюда мы найдем приют,
Где примут нас и, может, власть дадут.
Бежим давай из города втихую,
Бежим и ты и я в предел любой,
Там доживем достойно жизнь земную,
О сердце тела моего, с тобой
И будем только радость знать сплошную.
Я так хочу, о если б ты со мной
Была согласна; этот путь надежен,
Другой же всякий, мне сдается, ложен».
Со вздохом Крисеида тут в ответ:
«Мой милый, сердца моего отрада,
Что ты сказал мне, и сомнений нет,
Всё так и даже больше, думать надо;
Но стрелами любви, что ты, мой свет,
Пустил мне в грудь, тебе поклясться рада,
Что принужденья, лесть, супруг ли грек
Не охладят к тебе меня вовек.
А то, что говорилось об отъезде,
Такой совет, считаю, нехорош,
Ты должен позаботиться о чести
В те времена, когда невзгоды сплошь.
Коль убежишь со мной, как молвишь, вместе,
Троякий вред от бегства обретешь:
Во-первых, прослывешь ты вероломным,
Что надо бы признать грехом огромным.
Опасности подвергнешь, во-вторых,
Всех близких из-за женщины единой,
Без помощи своей оставив их,
Что будет страха общего причиной.
Коль верно всё в предчувствиях моих,
На вас хулы обрушатся лавиной,
Никто ведь не поверит правде всей,
Когда лишь эту часть увидят в ней.
Коль требовались верность, честь когда-то,
Так только в пору войн, на свете нет
Столь сильных, чтобы против супостата
Шли в одиночку, груз неся всех бед;
Объединяя силы, верят свято:
Коль за других рискуют, те в ответ
Во имя них пойдут, а полагаться
Лишь на себя – с надеждой распрощаться.
Подумай, что же станут говорить
О непредвиденном твоем уходе?
Не скажут, что Любовь смогла склонить
К тому стрелою пламенной, в народе
Сочтут причиной трусость. Стало быть,
От мыслей тех держись ты на свободе,
Коль слава дорога еще тебе
Отваги той, чей глас под стать трубе.
А целомудрие мое благое
И непорочность? Нынче им почет,
А завтра – крах, бесчестие сплошное,
Всё рухнет в одночасье, пропадет,
Не впрок здесь оправданье никакое
И даже добродетель не спасет,
Которую блюсти могла бы впредь я,
Хоть проживи я многие столетья.
Еще хотела б обратить твой взгляд
На то, что в частых случаях бывает:
Великий грех, коль то, что так хранят,
Вдруг вожделенье в ком-то вызывает,
Чем больше жаждешь, тем быстрее яд
Злой ненависти в сердце проникает,
Когда доступно то твоим глазам,
Тем паче, если страж сего ты сам.
Любовью нашей дорожишь доселе,
Ведь только тайно действуешь всегда
И редко достигаешь сей постели.
А если б удавалось без труда,
Гореть, как прежде, факелу ужели
В тебе, во мне? Погас бы он тогда.
Раз мы хотим, чтоб страсть продлилась долго,
Должны таиться от людского толка.
Утешься, повернись спиной к Судьбе
И пересиль ее, пускай устанет;
Кто смел душой, тот с ней всегда в борьбе
И подчиняться никогда не станет.
Пусть будет так. Воображай себе,
Что ты в пути, пусть вздох из сердца грянет,
Вздыхать недолго: на десятый день
Вернусь уж точно под родную сень».
«А если так, – Троил сказал, – доволен,
Что на десятый день вернешься ты,
Но до тех пор я буду обездолен,
Как мне избыть всю горечь пустоты?
Ты, верно, знаешь, я прожить не волен
Ни часа без сердечной маеты,
Тебя не видя, как же целых десять
Мне дней прожить и носа не повесить?
Ах, ради бога, средство ты найди
Остаться здесь, ведь есть решенье вроде,
И ты сообразительна, поди,
Я слышал толки о тебе в народе.
Когда любовь ко мне в твоей груди,
Ты знаешь, мысли о твоем уходе
Меня терзают; раз уходишь всё ж,
Какая доля ждет меня, поймешь».
Тут Крисеида: «Прямо убиваешь
Меня своим унынием таким
Превыше всяких мер; не доверяешь
Ты, значит, обещаниям моим.
Мой сладкий, в чем меня подозреваешь?
Не властен управлять собой самим?
Кто верил бы, что муж, могучий в брани,
Не выдержит дней десять ожиданий?
Мне кажется, что лучше будет нам
Всё, как сказала, принимать не споря;
Смирись, мой добрый господин, а сам
Держи сие в себе как на запоре,
Чтоб предалась душа моя слезам,
С тобой в разлуке видя много горя,
И горше, чем ты думаешь о том.
Я это чувствую всем существом.
Нередко тратят время для того лишь,
Чтоб этим после выиграть его.
Не от тебя отнята, как глаголешь,
К отцу вернусь я, только и всего.
Ты глупой полагать меня изволишь?
Иль средства не найду для своего
К тебе возврата, ведь люблю я тоже,
Ты мне и жизни собственной дороже.
Я заклинаю, будь лишь прок в мольбе,
Твоей любовью сей неугасимой
И той, которую несу тебе,
С разлукою смирись неотвратимой.
И кабы знал, сколь тягостной судьбе
Меня слезами, стонами, любимый,
Ты обрекаешь, то и вообще
Не изливал бы столько их вотще.
Хочу, чтоб жили мы в восторгах страсти,
Надеюсь возвратиться поскорей,
И средство я найду по этой части.
Но мне бы пред отлучкою моей
Утешиться тобою хоть отчасти,
Ты сделай так, чтоб только прежней сей
Страдать мне болью – от любви великой;
Молю тебя, ты можешь, мой владыка.
Еще прошу, пока я не с тобой,
Не поддавайся сердцем страсти нежной
С другою, не пленяйся красотой;
Ведь я, узнай об этом, неизбежно
Себя убью, как та, в ком ум больной,
Из-за тебя ведь будет боль безбрежной.
Оставишь ли меня ты, зная, что
Любим ты мною, как никем никто?»
На те слова последние, вздыхая,
Троил ей: «Если б я того хотел,
Чем колешь ты, меня подозревая,
Не вижу, как бы это я сумел.
Меня скрутила страсть к тебе слепая,
И мне неясен будущий удел.
Любовь, что я несу, ее причину
Тебе поведать кратко не премину.
К любви меня влекла не красота,
Что юных в сети ловит зачастую;
Любить велела не пригожесть та,
Что кабалит нередко страсть благую;
Не платья, не богатства суета
Воздвигли в сердце муку огневую,
Хоть этим всем куда богаче ты
Любой, в которой чары красоты;
Но только куртуазность, благородство,
Достоинство и царственность сия,
Поступки, в коих зримо превосходство,
И женственная холодность твоя,
Пред коей низость чувств и сумасбродство
Мгновенно гаснут, – вот такою я
Тебя узрел, владычица, ты разом
Любовью мой завоевала разум.
И это всё не победят года,
Как и превратности фортуны, я же
Хотел бы обладать тобой всегда,
Хоть и тоска с тревогами на страже.
О горе мне! Уйдешь, и что тогда,
Любовь моя? ни дня прожить мне даже.
Смерть остается, в том сомнений нет,
Единственный исход жестоких бед».
Беседовали долго средь рыданий,
Затем умолкли, сладостно сплетясь
В объятьях тесных до поры той ранней,
Когда Аврора на небе зажглась.
Крик петушиный тысячам лобзаний