Ведь знал он, что задумано Калхасом:
«Твой огнь жесток, но и ему не жечь,
Коль всё, что слышать доводилось часом
Еще во время ваших страстных встреч,
Правдивым было, а не ложным гласом,
Десятый день и месяц, даже год,
Пока ее не встретишь ты, пройдет».
Троил, возвратившись в Трою, смотрит на дом Крисеиды; всякое место, что он видит здесь, где та была, вызывает в нем тоску по ней.
Домой добравшись не поодиночке,
К Троилу вместе в комнату вошли
И, севши там в укромном уголочке,
О Крисеиде речи повели.
Ни отдыха Троилу, ни отсрочки
От жарких вздохов, он сказал: «Внемли,
Мой друг, на дом ее сейчас взглянуть бы,
Иного нам не позволяют судьбы».
Сказав, Пандара за руку он взял
И, на лице своем изображая
Подобие улыбки, быстро стал
По лестнице спускаться, всем давая
Понять, что это только он устал
И ни при чем любовь тут никакая.
Но лишь взглянул на Крисеиды дом,
Заколотилось бурно сердце в нем.
Казалось, через миг оно – на части:
Закрыты ставни, на запоре дверь.
Он силой той новорожденной страсти
Так был захвачен, что уж, верь не верь,
Не знал, идет, стоит ли; от несчастий
На лике, изменившемся теперь,
Прочесть могли бы даже беглым взглядом,
Каким тогда он мучился разладом.
Подавленный сей новою тоской,
Он сделал всё, чтоб говорить с Пандаром,
И молвил: «Горе, красоты какой
Лишилось это место, ибо чарам
Той, в чьих очах сокрылся мой покой,
Здесь не сиять, и всё пропало даром!
И пуст и мрачен дом сей без нее.
Вернется ли она в гнездо свое?»
Засим один верхом объехал Трою,
О ней напоминало всё вокруг.
Он тихо рассуждал с самим собою:
«Там улыбалась в обществе подруг,
Там нежный взгляд дарила мне порою,
Там ласковый привет послала вдруг,
Там веселилась, там в мечтах забылась,
А там к моим страданиям склонилась.
Вот здесь была, когда меня взяла
В полон своими жгучими очами;
Вот здесь была, когда меня зажгла,
И вздохи распалили это пламя;
Вот здесь к моей отраде снизошла
С высот достоинств, что приличны даме;
Здесь горделива, здесь была скромна,
Во всей красе являлась мне она».
Вдобавок думал: «Ах, Амор, давно ли
Ты сделал из меня предмет молвы?
Нет, я не стану обольщаться боле,
Мне память правду говорит, увы.
Куда б ни шел, где б ни стоял я, коли
Не ошибаюсь, всюду таковы
Твоей победы признаки, а я ведь
Влюбленных смел посмешищем представить.
Могущественный ты и грозный бог,
Воздал лихвою за свою обиду,
Душа моя, как убедиться мог,
Всецело встала под твою эгиду;
Не будь же ей отчаянье итог,
Верни мне в утешенье Крисеиду,
Держи ее, как держишь ты меня,
Окончи эти муки, не казня».
Порою подходил к воротам града,
Через которые она ушла:
«Вот здесь меня покинула отрада,
Которой жизнь моя была светла;
Я провожал ее, здесь было надо
Расстаться нам, к сему нужда влекла.
Ах, здесь пожал я дорогую руку».
Так говорил он сам себе сквозь муку.
«Ушла, о сердце тела моего,
Когда же снова мы друг друга встретим,
О страсть моя, земное божество?
Конечно, десять дней тысячелетьем
Покажутся! Дождусь ли я того,
Что ты вернешься и воздашь мне этим —
Как обещала, сладостью прикрас?
Когда? Когда? О, если бы сейчас!»
Троил сам себя испытывает, чего он стоит, поет о том, какова его жизнь.
Он изможденным выглядел скитальцем,
Поблек его лица привычный цвет,
Порой ему казалось, тычут пальцем
И с сожаленьем говорят вослед:
«А что ж Троил вдруг cделался страдальцем,
Из-за каких он изменился бед?»
В него никто не тыкал пальцем «ты́ вот»,
Но знавший правду в мыслях делал вывод.
И оттого в стихах он пожелал
Поведать всё как было, и, вздыхая,
Когда уже вконец от мук устал,
Как будто роздых сам себе давая
От мук, покуда срок свой выжидал,
Бродил везде, негромко напевая.
Так тешил душу, что по край полна
Любовью горькой; песня, вот она:
«Прекрасный лик и сладостные взоры[28]
Очей, которых краше нет нигде,
Утрачены, и я лишен опоры,
Без них живу я в тягостной нужде
И до того дошел, душою хворый,
Что вместо вздохов счастья в сей беде
Я жажду смерти, не снося разлуки,
Из-за которой беспредельны муки.
Увы, Амор, почто же сразу ты
Меня не поразил стрелой смертельной?
Что не изгнал ты духа маеты,
Который мною правит безраздельно?
Как низко пал, я вижу с высоты,
И утешеньем в этой боли зельной
Лишь смерть одна; Амор, утратил я
Те очи, где явилась мощь твоя.
Когда, твердя приветствие учтиво,
На молодую даму погляжу,
Куда девалось мужество? Не диво,
Что я в груди стенаний не сдержу.
Те раны от любови несчастливой
Мне так напоминают госпожу,
Что, горе мне! дозволь Амор мне ныне,
Ее не видя, влекся бы к кончине.
С тех пор как волей сей судьбины злой
Глазам моим лишь морок предназначен,
Амор, молю, ты сам их мне закрой,
Ведь образ сей любовный мной утрачен;
Амор, оставь мне плоть мою нагой,
Коль скоро смертью жизни долг оплачен,
То смертный будет радостен исход,
Ты знаешь ведь, куда душа идет.
Достанется она рукам прекрасным,
Которым плоть мою вручал мой рок.
Не видишь, как мой лик ее ужасным
Оттенком мечен, о могучий бог?
И смерть с души одним движеньем властным
Тоски оковы снимет в должный срок
И приведет ее на лоно к дивной,
Лишь там покой, иное мне противно».
В таких словах тогда он пел точь-в-точь,
А после к давним стонам возвращался
И, лежа на кровати, день и ночь
О Крисеиде думам предавался,
Лишь этим только мог себе помочь.
И дни считать прошедшие старался,
Не веря в то, что на десятый день
От греков та придет в родную сень.
Обычного длинней и протяженней
Ему казались ночи, как и дни,
От проблеска зари на небосклоне
До первых звезд им мерились они.
Днем сетовал: «И что так медлят кони!
Как правит Солнце бегом четверни?»[29]
И в том же духе повторял при звездах:
«Час, два часа…» И так не зная роздых.
С уходом Крисеидиным луна
Была рогатой, округлилась ныне,
Так утром юноше была видна;
Он часто говорил себе в кручине:
«Едва рогатой станет вновь она,
Как в день, когда пришлось моей богине
Меня покинуть, сразу, верю я,
Ко мне вернется госпожа моя».
На греков стан, раскинутый под Троей,
Бросал он взоры; если ощущал
Тревогу прежде, то теперь другое —
Отраду только, и воображал
Оттуда ветра веянье любое
Дыханьем Крисеиды, повторял
Нередко речи он такого склада:
«Там или здесь души моей отрада».
И так, и по-другому проводил
Тогда часы, вздыхая повседневно,
И друг Пандар при нем всё время был,
Он утешал в юдоли сей плачевной,
Сколь мог старался, чтобы с ним Троил
Потешился беседой задушевной,
Надеждою питая вновь и вновь
Его благую, верную любовь.
Часть шестая
Здесь начинается шестая часть «Филострато», в которой перво-наперво Крисеида, будучи при отце своем, печалуется разлукою с Троилом; приходит к ней Диомед и в разговоре чернит всячески Троила и Троян, на сем признается ей в любви, та уклончивым ответом своим оставляет его в сомнении, по нраву ли это ей или нет; к Троилу она становится безразлична и начинает забывать его. Прежде же всего, как плакала Крисеида в разлуке с Троилом.
А в стороне другой, на бреге моря,
Средь многих ратных и немногих дам
Младая Крисеида слезы горя
Безудержно лила лишь по ночам,